Песни Великой пустыни

Очень скоро Хавито понял, почему Трук не даёт им ничего кроме палок. Просто биться они учились вслепую. Один на один, когда не видят оба; один против двух или трёх зрячих противников, пара против всех и так далее. Хавито вначале искренне не понимал, как такое вообще может быть. И даже осмелился сказать об этом учителю. Трук ничего не ответил. А Шерик после этого неделю ходил с плотно завязанными глазами круглосуточно. Вначале он, конечно, проклинал свой длинный язык, но к окончанию срока понял, что это было не наказание, а показ возможностей. Хавито действительно стал гораздо лучше слышать и чувствовать, что происходит вокруг него. И на тренировках вдруг всё получилось. Попутно с овладением оружием они учились читать следы на песке и звёзды на небе, слушать, что несёт за собой ветер; подавать друг другу сигналы издалека… Со временем Хавито отметил, что больше всего ему нравится стоять в паре спиной к спине именно с Перелом. Тогда они, оба с завязанными глазами, в кругу нападающих на них зрячих противников, действительно становились единым целым. Понимали и чувствовали друг друга без лишних слов. И всё чаще стали выходить из таких схваток, не позволив нанести по себе ни одного удара палкой. Вне занятий Шерик и Перел тоже стали держаться вместе. Им было, что рассказать друг другу. Всё шло своим чередом. Хавито с головой влился в эту жизнь, стал среди кири своим и совсем не вспоминал о доме. Но в один из дней его пронзила ужасная мысль: «А что, если я не успею? Если отпущенные мне отцом два месяца пролетят, а я буду ещё не готов к обряду? Что, если меня увезут отсюда также, как и привезли, даже не спросив ни о чём?» С трудом дождавшись окончания занятий, Хавито подошёл к Труку и попросил разрешения поговорить с Оремом. Наставник кивнул, и, ближе к вечеру, поручитель Шерика заглянул в шатёр. Хавито выскочил наружу по первому взгляду. Лэло немного помолчал и наконец сказал: — Шерик? Ты хотел меня увидеть? Что-то случилось? Хавьер поднял глаза изо всех сил стараясь вести себя достойно своего нового положения, и спросил о самом для него сейчас важном: — Пока нет, Орем. Спасибо, что быстро пришёл. Скажи, сколько времени мы уже здесь? Лэло чуть заметно прищурился. — Сколько времени? Через неделю будет два месяца. А что? Хавито чуть не закричал в голос от поглотившего его возмущения и, забыв обо всех местных правилах, набросился на своего тюремщика, переходя с кири на кордийский: — Два месяца?! Уже прошло два месяца? А почему ты мне об этом раньше не сказал? И что будет через неделю? Ты что, в ковёр меня закатаешь, чтобы увезти отсюда и отцу вовремя доставить? А, Лэло? Тот сложил руки на груди и спокойно ответил: — Обойдусь без ковра. Мы останемся здесь ещё на месяц. Домой вернёмся только к осени. Я уже получил на это согласие князя. Надеюсь, этого времени тебе хватит, Шерик? Звучание его нового имени и услышанная новость немного охладили пыл Хавито. Он сделал шаг назад и спросил опять на кири, уже спокойнее: — Как это получилось? Когда ты успел получить согласие отца на нашу задержку? Лэло опустился на песок в тени шатра, жестом пригласил Хавито сесть напротив и тоже перешёл на язык кочевников: — Я отправил голубя во дворец Нузара с просьбой о задержке на месяц ещё в тот день, когда ты перерос сестёр. Тогда ты доказал, что чего-то стоишь. Я увидел тебя, Шерик, и поверил, что ты окажешься достоин. На днях пришёл ответ от князя. Он согласился оставить нас здесь ещё на месяц. Этого должно хватить. Хавито сел и принялся что-то чертить на песке. Потом, не поднимая головы, тихо спросил уже опять на кордийском: — Ты верный слуга, Лэло. Только вот кому? Кому ты служишь? Мне или отцу? Тэкирос положил сильную руку ему на плечо, затем как-то очень непривычно тепло и проникновенно произнёс: — Обоим. И не приведи духи выбирать между вами. Я никогда не нарушу приказ князя, но всегда буду учитывать ваши интересы. А вообще… Прошу вас: примиритесь со своим отцом. Поверьте человеку, давным-давно потерявшему всех близких. У каждого наступает такое время, когда родители уходят из этого мира. И это уже ничем не исправить. И тогда остаётся только ругать себя последними словами, кусать локти да загонять коней в попытке что-то изменить… Но уже поздно. Нельзя посидеть у ног матери, нельзя поговорить с отцом… Слишком поздно. Поэтому цените то, что у вас есть. Не теряйте время на обиды-то. Это лишь пыль. Просто подумайте об этом…

***

— Все на выход. Услышав этот негромкий приказ, обитатели шатра тут же бросили все занятия. Вслед за исчезнувшим за внешним пологом Труком, мальчишки выскочили наружу. Там их уже ждал сам Ризав. И кони. Отец народа вышел вперёд и провёл рукой по длинной гриве своего космача. — С этого момента я буду учить вас ездить верхом. Предполагаю, что многие из вас уже умеют отличать коня от тушканчика и смогут определить, где у скакуна хвост, а где морда. Но я не потерплю зазнаек. Забудьте всё, что, как вы думаете, вы понимаете о лошадях. И слушайте только меня. Тогда из вас, может быть, получатся неплохие наездники. Те, кто видит здесь своих коней — подойдите к ним. Вскоре все ученики уже стояли рядом со своими скакунами. У входа в шатёр остался лишь Хавито. А возле Ризава — четыре свободных коня. Отец народа посмотрел на всех учеников, затем обратился к Шерику: — Выбери себе друга. Помни: от него будет зависеть твоя жизнь. Конь — не слуга и не раб. Он — твой друг, твой брат. Только младший. Он подчиняется. Ты заботишься. Выбирай. Хавито намётанным взглядом окинул предложенных ему коней. Все они были какой-то чудной местной породы. Достаточно низкорослые, угольно-чёрные, с крепкими лохматыми ногами и длинными косматыми гривами на изящных шеях. Норрьего прошёл мимо трёх первых космачей, почти не взглянув на них, и остановился возле самого крайнего. Положил ему руку на шею и обратился к Ризаву: — Если позволишь, отец народа, я выберу этого. Глава клана помолчал, потом спросил, как Хавито показалось, недовольно. Так, будто тот опять совершил какую-то глупую ошибку. — Почему? Отвечай, почему именно этот? Ты хорошо подумал? Может быть выберешь другого? Этот — не лучший скакун. Не самый красивый. Не самый умный. Не торопись. Ты ещё можешь передумать. Хавито закрыл коня спиной, словно пытаясь защитить от осуждающих слов и взглядов, затем постарался объяснить: — Ты прав, отец народа. Он не такой быстрый, как первый, не такой красивый, как третий, и не такой умный, как второй. Но только ему я доверил бы свою жизнь. Он не предаст меня. Ризав посмотрел ещё более грозно и внимательно. — Почему ты так думаешь? Отвечай! Крепко обняв коня за шею, Хавито решил для себя, что будет настаивать на своём выборе, чего бы ему это ни стоило, и твёрдо сказал: — Я не могу объяснить. Просто знаю это. Я что, неправ? Ризав улыбнулся глазами и ответил уже совсем другим голосом: — Прав. Сердце всегда видит лучше. Это — Гэд. Потомок коня твоего отца. Я рад, что ты смог выбрать именно его. Ты хорошо разбираешься в конях, но решил сердцем, а не умом. Это правильно. Теперь он — твой младший брат. Заботься о нём. Затем, обращаясь уже ко всем ученикам, Ризав продолжил: — Сегодня будьте со своими конями. Кормите их, чистите, скачите. Вспоминайте и узнавайте друг друга. Завтра с рассветом начнём заниматься. Свободны. Ухватив Гэда за повод, Хавито скорее пошёл сторону от всех. У него конечно же были свои кони в палаццо Норрьего. Целых три. Кого-то из них ему подарили, кого-то он выбирал себе сам. Но ни одного из тех настоящих красавцев, что остались в Ньетто, он не назвал бы братом. А этот, неказистый с виду, коренастый приземистый конёк сразу запал Хавито в душу. Других трёх он будто бы и не заметил. Что он, не видел красивых коней, что ли? Видел. И получше этих. Но все они были чужими. А это косматое чудо… Хавито действительно не мог объяснить, что и как он почувствовал. Он просто понял, что именно этого коня всегда хотел видеть рядом. Гэд послушно шёл следом, слегка потряхивая головой. Когда они остались одни, почти на границе оазиса, Хавито остановился, снова обнял коня за шею и стал говорить с младшим братом, которого у него до того никогда не было, обо всём на свете. Потом начал расчёсывать гриву руками и рассказывать то, о чём не мог сказать больше никому. О себе, о матери, братьях… Об отце… Он мешал в кучу языки, переходя с кири на корди, оссардо и ньетто, а потом обратно, тайком утирал слёзы, а Гэд только внимательно слушал, кивал и не перебивал сбивчивую исповедь своего старшего брата.

***

Тут Хавито понял, что действительно ничего не знает о верховой езде. Про ньеттийцев говорят, что они рождаются уже в седле и с кинжалом в зубах. Считалось, что во всей Кордии нет лучших наездников и бойцов. Младший наследник рода Норрьего не был исключением. Хавито впервые очутился на коне едва ли не раньше, чем смог крепко стоять на ногах. Половину детства провёл в конюшнях. Став постарше, уверенно сел в седло, объездил с друзьями все окружающие Норрвальдо холмы и долины, а также успел поучаствовать в крупных скачках. И он уж точно не перепутал бы коня с тушканчиком. Хавито сильно сомневался в том, что его можно хоть чем-то удивить. Как оказалось — зря. То, что творили перед раскрывшими рты ошарашенными учениками в лучах восходящего солнца Ризав и ещё несколько воинов, не было ни скачками, ни выездкой… Это была какая-то мистерия. Вот всадники несутся по краю круглой каменистой площадки. Вот они перелетают с одного коня на другого. Вот падают с сёдел практически на землю, держась лишь за одно стремя, а потом каким-то чудом взмывают обратно и скачут во весь опор по кругу дальше, как ни в чём ни бывало. Вот они, всё так же, на безумной скорости, вспрыгивают на седло ногами и продолжают этот невозможный полёт, уже стоя во весь рост… И ещё… И ещё… И ещё… Забывший как дышать, смотрящий на этот завораживающий, бешено несущийся перед ним ураган, Хавито совсем потерял связь с окружающим миром. Стало казаться, что перед ним не живые люди и кони из плоти и крови, а сами духи пустыни, оседлавшие ожившие пески. Хавито лёг на шею застывшего Гэда, изо всех сил обнял его руками, крепко прижался к тёплой шкуре щекой и закрыл глаза. «Ш-ш-шерик… Ш-ш-шерик… Где ты, Ш-ш-шерик… Мы ж-ж-ждём вас-с-с…» Очнулся он от внезапно наступившей тишины. Больше не стучали копыта, не было ни криков всадников, ни восхищённого оханья зрителей… Всё замерло. Тишина, казалось, звенела. Хавито решился открыть глаза и увидел себя в центре круга всадников, на вздыбленном Гэде. Он лишь одной рукой держался за гриву. Поводья висели свободно. Конь простоял на задних ногах ещё пару секунд, застыв как изваяние, потом опустился на землю и тоже замер без движения. Не отваживаясь посмотреть на всадников, Хавито оглянулся на мальчишек. Некоторые из них всё ещё стояли с открытыми ртами. На лицах — странная смесь восхищения и ужаса. Потом всё-таки набрался храбрости перевести взгляд на Ризава. Отец народа смотрел пристально и очень внимательно. Затем первым нарушил сгустившееся молчание: — Шерик. Встань в строй. Случившееся мы обсудим с тобой позже. Наедине. А сейчас — слушайте все. То, что вы видели в нашем исполнении, это результат долгих тренировок и жизни в пустыне. Если будете достойны стать воинами кири, постепенно всё освоите. В ближайшую неделю я и мои помощники научим вас нескольким основным приёмам боевых скачек. Потому как всё, что вы сейчас видели, это не прихоть, а способ выжить и спасти брата. Или убить врага. Когда вы это осилите, возьмёте в руки сабли. А потом будет ваш первый бой. Детство кончилось. Все свободны. Через час быть готовыми к занятиям. Шерик — за мной. Ризав развернулся и, ни на кого не оглядываясь, поскакал за пределы оазиса вглубь пустыни. Хавито тронул поводья, и умница Гэд изо всех сил побежал следом за уже готовым исчезнуть в барханах отцом народа. Только через полчаса непрерывной скачки Ризав наконец-то остановился, подождал, пока его догонят, и указал рукой куда-то влево. — Поговорим здесь. Смотри. Вон под тем барханом ещё совсем недавно была тень. Там песок холоднее. Иди за мной. Они спешились и сели друг напротив друга. — Скажи мне, Шерик. Зачем ты выехал в центр круга? Кто тебе разрешил это сделать? — спросил Ризав тихо и очень строго. Хавито опустил голову. Похоже на то, что дополнительный месяц в пустыне ему не понадобится… — Итак. Я жду. Хавьер всё ещё смотрел вниз и не поднимал взгляд. Наконец тихо ответил: — Я не знаю, отец народа. Я не помню. — Не помнишь? — не повышая голос, произнёс Ризав убийственно тихо и спокойно. — Тогда давай я тебе расскажу, что ты там устроил. Ты выехал в центр круга. Причём не просто так выехал. Мы скакали очень быстро, и ты не смог бы пробиться через наш строй. Поэтому ты вначале встроился в круг. Скакал с нами наравне. Потом быстрее нас. Причём с закрытыми глазами и не держась за поводья. Потом направил Гэда в центр. Там твой конь начал плясать так, будто хотел тебя сбросить. А ты только улыбался, не открывал глаза и не держался. А когда Гэд встал на дыбы — ты раскинул руки, как беркут в полёте, и лишь в последний момент ухватился за гриву. Вот, что ты сделал. А теперь — подумай хорошенько и скажи: почему ты это сделал? Хавито опять помолчал и произнёс ещё тише: — Я не помню… Я просто смотрел на вас, потом обнял Гэда за шею, потом закрыл глаза… А когда открыл, был уже в центре круга… — Допустим, — сказал Ризав так же ровно, но чуть менее холодно. — Что ты помнишь самое последнее? Подумай хорошенько. Это очень важно. От этого может зависеть твоя судьба. Что ты помнишь самое-самое последнее? Хавито поднял голову и недоверчиво посмотрел на Ризава. «Поверит он или нет? Или только посмеётся надо мной?» Но отец народа смотрел на него очень серьёзно и внимательно. Тогда Хавито решился сказать всё до конца: — Самое последнее, что я помню — это голос. Тихий, шипящий, свистящий голос. Он звал меня по имени. Шериком. Говорил, что ждёт меня… Хавито опять опустил голову. Всё. Он всё сказал. Сейчас его просто с позором выгонят из поселения. — Хорошо, Шерик. В голосе Ризава не было гнева или раздражения. Услышав это, Хавито наконец-то отважился посмотреть на грозного собеседника и переспросить: — Что… Хорошо?.. — Хорошо, что ты это запомнил и не побоялся рассказать. Это очень хорошо. И очень важно. А теперь послушай меня очень внимательно. В нашем народе живо предание о людях, не таких, как все остальные. О тех, кто слышит. Слышит и может приказывать. Слышит воду, огонь, землю, воздух, растения, животных… Когда-то давным-давно таких людей было много. Они были потомками Отца мира. Помогали ему хранить и защищать. Потом их стало рождаться всё меньше и меньше. Сейчас почти не осталось. Теперь духи сами решают, кому из ныне живущих дать силу приказывать стихиям. Но ты — ты один из них. Рошод. В переводе с кири это означает «слышащий». Ты не виноват в том, что случилось. Ты услышал зов. И если говоришь, что слышал шелест и шепот, значит — с тобой говорил воздух на языке песков. Ты не мог противостоять этому зову. Это древние силы, идущие от Отца мира, понесли тебя в круг. Ты просто не смог бы сам такое сделать. И если попытаешься повторить с Гэдом — свернёшь себе шею. Но говорить тебе об этом ни с кем нельзя. Только со мной и с Оремом. Отцу скажешь. Он не рошод, но он тебя поймёт. Учиться будешь как прежде. Вместе со всеми. Братьям скажешь, что я простил тебя за дерзость. А наказание — неделя дежурства. Понятно? Хавито смог только кивнуть. — Хорошо, — продолжил Ризав. — А каждый вечер будешь приходить в мой шатёр. Бабушка Ойлун будет учить тебя. Она не рошод. Но она говорит с духами и понимает таких, как ты. Она поможет тебе. Будешь знать, что делать, когда услышишь зов снова… Понял меня? Хавито снова кивнул. А потом сказал чуть слышно: — А однажды я чуть не умер в море. Нашу с Санчосом лодку отнесло течением далеко от берега, и мы никак не могли вернуться… И мне приснилось, что я слышал голос из глубин… А когда я проснулся, земля была совсем близко… А в другой раз меня понесла лошадь… Ризав вскинул руки вверх и почти крикнул: — Довольно! Этого никто не должен знать! Даже я! Запомни! Хочешь жить — никому никогда об этом не говори, кроме моей матери и подобных ей или других рошодов, если встретишь их. Это очень, очень опасно! Рошод, с которым говорят все стихии — один во всём мире! И он не умрёт, пока не родится следующий. Но это вовсе не значит, что его не могут убить специально. И тогда наш мир может погибнуть. О том, что ты и есть Гарошод — Всеслышащий, никто не должен узнать! Ты понимаешь меня? Никто! — Даже отец? — Отец знает. Потому и отправил тебя сюда. Как будешь готов, сам поговори с ним об этом. Отец тебя защитит. И запомни на всю жизнь вот ещё что: после шатра — ни шагу без Орема. Он должен всегда быть рядом с тобой. Куда бы ты не отправился. Орем знает, кто ты, поклялся духам защищать тебя до последнего вздоха и получил для этого силу двух людей. Он должен стать твоей тенью. Понял? Рядом с Гарошодом всегда должен быть хранитель. Всегда. Что бы ни случилось, и куда бы ты ни собирался. Это очень важно. На этом всё. Поехали.