Час плюмерии

      — Ну же, просыпайся! Не смей закрывать глаза, когда ты должен пить! — женский пронзительный голос заставил очнуться, словно ото сна, и Читтапон с трудом вдохнул, чувствуя, как его плечи оплело тепло, а глаза прорезал яркий свет. Он наконец-таки вернул себе зрение, слава Будде, и увидел обстановку, в которой оказался.       Первым, кого он заметил, была симпатичная девушка с длинными чёрными волосами, а как заглянул в её глаза — ужаснулся, ведь один горел янтарём, а второй успокаивал тёмным океаном в сумрачную погоду, он был чёрен, словно мрак. Но не стоило выдавать собственного страха, так как опасности от неё не было, лишь попытка дать какой-то отвар, что явно помог королю как минимум очнуться. Всё тело враз заболело, будто бы в него вошла тысяча иголок, и молодой человек застонал, заворочался, но резкая боль пронзила бок и живот — никак было не вдохнуть, так ещё и девушка схватилась за оголённые участки кожи и начала что-то шептать.       — Обрати кровь вспять, чтобы рана закрылась опять, — проговорила девушка, и от её руки пошло голубоватое мягкое свечение, до смерти испугавшее Читтапона, но зато успокоившее потревоженное тело. Она была ведьмой и очень талантливо пускала магию вглубь тела, и на вид казалась милостивой, словно богиня природы, и король смог расслабиться. — Ты второй раз так просыпаешься, стонешь и говоришь, что ещё не умер, и я очень надеюсь, что ты всё же не умрёшь. Я ходила специально за лун-травой под гору, оставила тебя на целый день одного, но ты всё-таки смог открыть глаза. Слышишь меня? Пожалуйста, назови своё имя. Я Найви из рода ведьм Пуанаронг. А ты?       — Тринадцатый король Таиланда Читтапон Личайяпорнкул, — и Найви, эта прелестница, стала заливать в рот короля снадобье, улыбаясь и приговаривая «Наверно, ты ещё не совсем пришёл в себя, раз такое говоришь».       Одежды как таковой на Читтапоне практически не было: тело покрывали повязки, стоило сказать, чистые, а его собственные штаны будто бы совсем недавно стирали и сушили — на них не было ни капли крови, ни брызгов грязи. Оглядевшись, король закашлялся: отовсюду с потолка свисали пучки сушащихся трав, в самой хижине, выложенной крепкими брёвнами, было тепло и терпко пахло чем-то, за небольшой перегородкой из ткани находилась небольшая кровать, где вполне себе эта самая девушка могла поместиться. Читтапон подумал, что она жила одна, потому ей одной хватало места на всё: и на немногочисленные наряды, сваленные на деревянный стул, и на небольшое количество крепкой мебели, которую будто бы совсем недавно вытесали. При этом парень чувствовал себя здесь защищённо, кажется, его голову ничто не волновало, но… почему-то он встрепенулся, вновь засаднило всё тело, а Найви бросилась к лежанке и придержала короля за локоть.       — Нечего вставать так резко! Я зачем тебя пою отварами и шепчу? Чтобы вновь все раны открылись?       Найви была забавной: она много и быстро говорила, а ещё хлопотала над Читтапоном, как нянька, и насильно уложила его обратно, тотчас же отходя к печи и подкладывая дрова. Самостоятельность так и исходила от неё волнами, да и сила у неё явно имелась, потому что не могла чисто городская девушка так умело управляться с брёвнами, а потом идти так стремительно, будто бы долгое время училась искусству бега. Некоторое время понаблюдав за ведьмой, король вздрогнул и осознал: он жив, не мёртв, хотя казалось, что там, на поле брани, к нему уже подходила сама смерть. Видимо, его всё же удалось спасти, вытащить с поля, а потому у Читтапона было много вопросов к Найви, которые он поспешил задать:       — Погоди… ты говорила о том, что тащила меня откуда-то, а как же… как же другие воины? Почему ты выбрала именно меня?       — Потому что ты единственный дышал, — сказала ведьма, перестав заниматься своими явно обыденными делами и с сожалением посмотрев на короля. — Твои боевые товарищи полегли все. По всему полю костры горели, земля кричала, чтобы я спасла её. Конечно, пришлось позвать моих названых сестёр, когда я не справилась, они всё дотушили, а я в это время спросила у травинок, есть ли кто живой. Цветы сказали, что ты ещё жив, потому я и принесла тебя сюда. Ты лежишь здесь уже семь дней. За это время я тебя подлатала немного…       — Что с Таиландом? — похолодел Читтапон, перебив девушку и ощутив, как закружилась голова: если полегли все воины, кроме него, это значило только то, что вражеская армия пошла дальше и напала на Бангкок, а если город сдался, то это значит, что сдалось всё королевство. — Ты… ты знаешь, что с ним?       — Вороны говорили, что враги наткнулись на мощную армию и сопротивление, — Найви подошла к столу и протёрла его белой тряпкой, стирая остатки растений, что она нарезала, дабы потом сварить зелье. — Они сами решили повернуть назад, потому что половину сразила хворь, а вторая половина готова была умереть. Так птицы говорят, я ничего не придумываю.       Какое облегчение — Бангкок не сдался, выдержал, но оставались вопросы: ищут ли пропавшего короля? Как семья справляется с потерей Читтапона? Он надеялся, что родственники не стали сразу же короновать следующего наследника, пока не нашли его тела, но всё же собственные мысли заставили поёжиться и уставиться в потолок. Только сейчас Читтапон понял, как же скучал по своему городу, по дворцу, полному стражников, даже по заговорам и тайным встречам с разными чиновниками, которые докладывали ему обо всём, что происходило в королевстве и за его пределами. Найви заметила перемену настроения мужчины и подсела к нему, убирая с лица, что выглядело изнеможённым, тёмные пряди волос. Вот вроде бы выхаживала его, как мать птенца, кормила через силу, а всё равно сердце сжималось при его виде. Возможно, он действительно был королём: среди ведьм-отшельниц не было принято следить за сменой власти, держать траур по почившим, радоваться рождению наследников, потому что у них у самих забот полон рот. Им надо обходить собственные владения, собирать травы, помогать животным, что приходят, слушать природу и делать всё, чтобы она откликалась на зов других живых существ. А потом, как ведьма достигнет тридцати лет, пора искать смертного мужа, что согласится жениться на ней, а потом, зачав дитя, развестись, ведь будущую ведьму не должен учить мужчина: лишь женщине, матери, ведьме дозволено её касаться и обучать житейской мудрости.       Так была воспитана Найви.       Так она будет воспитывать свою дочь, ведь мальчики не рождаются у ведьм.       — Никто не выжил? — вновь подал голос Читтапон и почувствовал, как сердце гулко застучало, как оно сжалось. Он ратовал за каждого из своих людей, надеялся, что они смогут победить врагов, но в итоге казалось, что победили не люди, а магия. — Прости, Найви, я просто… не верю этому. Моя армия — это сотни хорошо вооружённых и обученных людей, которые не просто так оказались рядом со мной. Не могли умереть все.       — У них у всех звёзды на руках, — пожала плечами Найви, а потом увидела непонятливый взгляд Читтапона, — все, кто отмечен звёздами вот здесь, — девушка показала на своё запястье, на выпирающую косточку, где нельзя было углядеть взгляду короля хоть какой-то намёк на звёзды или же другие символы, — должны умереть не своей смертью на войне или в других баталиях. У тебя же нет этих звёзд. Ты отмечен печатью проклятия плюмерии, и я не знаю, что это такое. Никогда не встречала. Может, расскажешь?       Читтапон не был готов рассказывать, какое проклятие сопровождает его на протяжении всей жизни, потому устало покачал головой и прикрыл глаза, надеясь, что ведьма станет заниматься своими делами и больше его не потревожит. Найви же думала иначе: она, привыкшая к одиночеству, пустила весь свой интерес на парня, что лежал перед ней, и готова была изучать его, словно трудолюбивый звездочёт, смотрящий на ночное небо. Она отвела пальцами прядь с лица мужчины и улыбнулась, пускай это показалось ей немного лишним. Внутри было тепло, ведь за всё время она привыкла ухаживать за этим таинственным незнакомцем, единственным выжившим, и если он согласится жениться на ней на день, пускай ведьме ещё не было тридцати лет, это будет большой удачей.       — Я понимаю, у тебя, возможно, бред, раз ты думаешь, что ты король, но мне действительно интересно твоё прошлое, твоё проклятие и почему именно плюмерия. Просто… я рождена под знаком плюмерии, и мы с матушкой всю её жизнь бились, пытаясь узнать, что же это означает, — Читтапон приподнял ресницы и посмотрел на Найви, чьи переплетённые руки лежали рядом с ним самим. Девушка выглядела немного грустной, и ему вдруг захотелось прикоснуться к её ладони, улыбнуться и сказать хоть что-то… её просто по-человечески хотелось подбодрить. — И мне в новинку встретить человека, у которого проклятие выглядит точно так же, как и тот цветок, под которым я рождена.       Король немного слышал о ведьмах в принципе: знал, что они не делятся на добрых и злых, потому что поддерживают баланс сил в природе, помогают путникам выйти из леса, а в городах стараются слиться с толпой. Порой ведьм и ведуний воспринимали как легенды, мистику, появились даже песни о древних ведьмах, которые связывали себя узами брака с королевской семьёй, из-за чего их потомки стали обладать магией. Это всё слухи, легенды, потому что абсолютно любая ведьма могла сказать, что никто из королей не обладал волшебством, они были обычными людьми, скажем, немного просто с большей властью, чем остальные. Самому Читтапону нравилось слушать сказки в детстве, что читали ему многочисленные няньки: в них обязательно была магия, ведьмы и спасение благородных принцесс. Он хотел, чтобы кто-нибудь когда-нибудь познакомил его с самой настоящей ведуньей, что колдует, и не знал, что встреча с таковой будет настолько… скоро.       — Я тринадцатый король Таиланда, — сказал Читтапон, — это правда. Спроси у воронов — они точно меня узнают, потому что явно меня ищут или же хоронят без тела. Я не приучен врать.       Найви задумалась: действительно, был ли смысл мужчине врать ей? Нет. А если она сотворила чудо — привела короля обратно из загробного мира, то это хорошо, всё ей воздастся сполна. Наверно, именно поэтому девушка вновь убрала волосы с его лица и улыбнулась, стараясь выглядеть не особо озабоченной — казалось, её ничто не волновало, кроме красивого мужчины рядом. И она решила довериться, решила, что будет лучше признать его королём, а потом привести ко двору, чем расстраивать его, а теперь, кажется, и себя. Ведь… его облик был таким грустным, таким запоминающимся — ну не иначе принц, а то и сам правитель страны задумался о будущем: о браке, о наследниках, о собственных подданных. Читтапон не врал ей — она чувствовала это внутри, теплота распространялась по всему телу; а ведь мать говорила прислушиваться к себе, особенно когда дело касается доверия, и если человеку доверять можно, то магия отзовётся в груди.       Читтапон с трудом восстанавливался, ведь всё тело болело, отзывалось жгучей болью, но в итоге он всё равно смог садиться и даже вставать, чтобы делать какие-либо самостоятельные дела. Он помогал Найви по дому, отделял растения на зелья, даже научился сам накладывать себе повязки, и пускай это было трудно, мог это сделать даже с закрытыми глазами, пускай не так туго, как это делала ведьма. Конечно, за дни общения они сильно сблизились, девушка даже пару раз сыграла ему на сау, будто бы показывая, как актриса бродячего театра, придворную даму, и совсем скоро Читтапон понял, почему стоило не так сильно с ней резвиться, словно ребёнок, и общаться. Во-первых, он король Таиланда, которому нужно как можно быстрее оказаться в своём дворце, а во-вторых…       Он влюбился. Бесповоротно и впервые в жизни.       Чувства отдавались в животе снопом бабочек, и они старались покинуть его тело с криком «Беги отсюда сам — пропадёшь!», потому что сейчас, как никогда раньше, Читтапон чувствовал опасность. Он знал, конечно же знал легенду о тринадцатом короле Таиланда, о том, какое проклятие на него наложено, потому и молчал, когда Найви рассказала как-то о том, что он буквально первый мужчина, которого она видит. Ему хотелось уйти отсюда, хотелось убежать без оглядки, но чёртова слабость, серьёзные раны и прикованность к ведьме сказывались на нём. Возможно, она приворожила его? Возможно… а если она сама в него влюбилась? Это будет самым худшим раскладом, который только мог произойти!       — А ты не можешь отвезти меня в столицу? — задал вопрос Читтапон, глядя на то, как Найви хозяйничает: она ловко помешивала в котелке том-ка, а рядом, на плите печи, пыхтел пузатый чайник и пад крапау, и король залюбовался вновь: что-то было всё же в этой девушке, чем хотелось наслаждаться, и он наслаждался что есть силы.       — У меня лошади нет, а на своём горбу, к сожалению, потащить не смогу, — в тот день Найви впервые посмотрела на своего временного соседа по-другому, иначе, и сердце её забилось так, как не билось до этого. Она радовала его достаточно вкусными блюдами, многие ингредиенты для которых делала сама, развлекала и одновременно с этим лечила, а теперь… теперь, кажется, стала чувствовать к нему что-то иное. И тут резко в памяти всплыли слова матери: «Ты должна беречь своё сердце — так мне сказали звёзды. Знай, если не сбережёшь — случится беда, и в неё ты затянешь не только себя, но и человека, которого возлюбишь». — А ты… может, всё же не проклят?       Читтапон неделей назад случайно проговорился: рассказал о том, что проклят ещё задолго до рождения, ведь он — тринадцатый король, который умрёт от руки своей возлюбленной. Он боялся этого момента, боялся всего, что связано с привязанностью и любовью, прямо как его родственники, разрушающие дворец изнутри сплетнями и распрями, и Найви ощутила ужас тогда, даже выбежала из дома с корзиной, чтобы набрать целебных трав. Она оставила Читтапона одного на пару часов, но за это время успела срезать нужные листки, вырезать сердцевины у цветков и даже посидеть в тишине, слушая плеск ручья. Девушка боялась, страшно боялась за этого мужчину, но ещё страшнее было признаться ему в том, что, кажется, это она станет его погибелью, его смертью.       — Почему же я не могу быть проклятым? — задал вопрос Читтапон и склонил голову набок. Он наблюдал за фигуркой девушки, скользил по изгибам тела, по изящным рукам, а потом и по лицу, что выражало удивление и лёгкое беспокойство. — Эту легенду передавали из поколения в поколение: как ведьмы плясали на шабаше, и одна из них, самая безумная, прокляла меня. Она точно назвала дату моего рождения, даже предположила имя, а потом в дворец ударила молния. Чем не послание свыше?       Найви чувствовала, как внутри что-то болезненно натянулось, а потом она сжала руки в кулаки. Да, знак свыше. Знак свыше, что не надо верить всем пророчествам. Но почему-то сейчас девушка понимала, что надо срочно искать что-то, что поможет им обоим выжить, ведь, судя по всему, что-то произойдёт с ней самой, а потом и с Читтапоном. Часть леса лишится своей хозяйки, а целый Таиланд — своего короля.       — Я не согласна с тем, что это послание свыше, — Найви расплела косу тёмных волос и стала заплетать её обратно. Читтапон наблюдал за этими действиями завороженно, будто бы за творением магии, и ведьма улыбнулась — не раз уже проделывала этот фокус, отводя внимание от собственного покрасневшего лица, всё сработало и в этот раз. — Это просто роковая случайность, не более. А твоя семья из обычной легенды сделала целую историю, чтобы пугать маленьких детей, а ещё чтобы послушные дочки и сыночки выходили замуж и женились только по расчёту!       — Тогда как ты сдержишься, чтобы меня не убить? — вопрос прямо в лоб, и Найви даже отпрянула, прикасаясь к печи и спешно отдёргивая локоть. Король смотрел на неё расширенными глазами, ведь понимал всё: и её чувства, так как видел, и свои собственные. Да, не ожидала ведьма, что её так быстро обнаружат. — Думаешь, я не знаю о некоторых ваших традициях и порядках? То, что те мужчины, что женятся на ведьмах, пропадают без вести, а потом их находят мёртвыми? То, что вы все практически живёте в лесу, потому что в городе вам не рады? Да, вы делаете много хорошего. Но одна такая ведьма чуть не сломала жизнь моему брату по отцу. Брату, которого я вытащил из ваших дьявольских силков. А самое ужасное, что я понял… я влюбился в тебя, Найви. А ты влюбилась в меня. И я, чёрт побери, не знаю, что нам теперь делать.       О таком мама не рассказывала: ни о ритуальном убийстве собственного мужа, ни о том, что люди, не наделённые магией, могут так сильно морально избить. И если о втором ещё можно было догадаться, то первое было ударом под дых: мужья у ведьм были «на день», просто чтобы женился, зачал ребёнка и исчез, но теперь раскрылось, что они не просто уходили — а погибали. Да, Найви слышала о том, что многие ведьмы не помнят, что происходило с ними во время брачного ритуала и первой ночи любви, но именно сейчас осознала — в этом беспамятстве они убивают своих мужей. Читтапон явно знал об этом, так как был королём, ему докладывали о загадочных смертях, и неудивительно, если даже среди подданных был хотя бы один человек, принявший смерть от своей жены-ведьмы. Найви была подавлена, сломана, а ещё ей очень хотелось сесть и глубоко задуматься обо всём, что с ней когда-либо происходило. «Что теперь делать?» повисло в воздухе, потому что даже девушка не знала, что ответить.       — Как ты понял, что я испытываю к тебе чувства?..       — Ты даже не скрывала этого, — просто ответил Читтапон. — Меня обучали наблюдать за людьми, делать выводы, и я просто увидел в твоих глазах то, что испытываю сам. Это хорошая способность, но… именно сейчас меня это пугает. Потому я именно у тебя спрашиваю: что будем делать? Я уже могу ходить, мы можем пойти с тобой куда угодно, узнать что угодно.       — Я могу… я могу наведаться к подругам, они знают многое и говорили, что практически разгадали тайну плюмерии, — Найви внезапно подскочила и метнулась к двери. — Я скоро, Читтапон, совсем скоро! Пожалуйста, дождись меня!       Уходить на ночь — не всегда хорошая идея, и король это понимал как никто другой, ведь с приходом ночи дворец запирался на все замки, чтобы никто из чужих не проник в него и не потревожил покой королевских особ. Он смотрел в окно, потом походил по хижине, поддерживая огонь в печке, а потом вышел на порог, вглядываясь в недружелюбные для него джунгли. За всю свою жизнь он не испытывал ни к кому романтической привязанности, отталкивал многих, и только родители были теми, кто не отходил от них, да и сам Читтапон, будучи маленьким, хватался за полы одежды короля и королевы, не отходя от них ни на шаг. Сейчас, кажется, на это краткое время Найви заменила ему мать и отца, потому что к ней тянуло со всей силы. Что-то с ней происходило, что-то страшное, из-за чего сердце тревожно билось о грудь, а душа стремилась к лесу; но требовалось оставить горящий огонь в хижине, потому что потушить его не было возможности.       Король запахнул еле уцелевший после битвы плащ, зашнуровал высокие сапоги, прихватил меч и пошёл вон из дома, где было тепло, туда, где царил сумрачный полумрак, неизвестность и дикие животные.       Найви будто бы специально оставила метки, чтобы Читтапону было проще её найти: вот отпечаток ладони на коре дерева, вот её волос, запутавшийся в травинке. Странно, конечно, что он всё это видел, подмечал каждую деталь, но шёл он по следу, как пёс на охоте, и вскоре незаметная обычному человеческому глазу тропа упёрлась в ухоженную лужайку перед небольшой, практически такой же, из которой он ушёл, хижины. В окошках горел свет, а из приоткрытой двери слышался разговор на повышенных тонах, какой-то шум и шорох. Читтапон чувствовал опасность каждой клеточкой своего тела, но страх за Найви пересилил, потому он, не спрашивая позволения войти, забежал в маленький домик, готовый, если что, биться до последнего.       Картина, представшая перед ним, обескуражила: незнакомая ему девушка в белом платье, тоже явно ведьма, держала Найви, что-то отчаянно кричащую и извивающуюся, на полу, чтобы та не дай бог не встала и не натворила каких-либо дел. Незнакомка глянула на Читтапона пронзительным взглядом янтарных глаз, взмахнула чёрными короткими волосами, а потом что-то зашептала прямо в ухо Найви, явно желая успокоить, но слов парень не услышал, лишь увидел, как его спасительница расслабилась.       — Плохо то, что вы встретились, очень плохо, — покачала головой незнакомая ведьма и села на пол, — но очень хорошо, что ты пришёл сюда. Меня зовут Лалиса из рода Манобан. Я вместе со своей сестрой Пранприей изучала книги и свитки о проклятиях и могу точно сказать сейчас одно: вы попали. Вместе. Вдвоём. Оба. И чем быстрее мы найдём плюмерию, тем быстрее я смогу вытащить Найви из пасти безумия.       — Стой-стой-стой, — медальон с плюмериями, будто напоминая о себе, обжёг грудь, и Читтапон выдохнул. — Что за безумие? Почему это случилось с Найви?       — Пророческое безумие встречается лишь один раз на протяжении всей жизни ведьмы, и подгадать, когда будет этот момент, невозможно, — послышались шаги, лёгкий шорох платья, и в домик вошла точно такая же девушка, как Лалиса; она оглядела обстановку, бросила корзинку на пол и подбежала к сестре. — Пранприя! Принесла корень имбиря и слёзы нимфы? Слёзы нам понадобятся прямо сейчас. И плюмерии, плюмерии! Где их сейчас взять?!       — Придётся вновь заключить сделку с Нагиней, потому что плюмерии далеко растут, — голос Пранприи звучал глухо, будто бы она долго плакала или же раскуривала травы. — Мы не успеем. Найви что-то сказала?       — Не успела пока. Нам нужны плюмерии!       И пока две одинаковые с виду девушки спорили, нервничали и ждали от пророческого безумия всего, что угодно, Читтапон взял в руку чудом уцелевший на поле боя медальон с вложенными в него цветами плюмерии и достал оба соцветия. По домику разнёсся дивный аромат, который незамедлительно привлёк к себе внимание, и Лалиса первая кинулась к королю, аккуратно подхватывая у него плюмерию, и поцеловала его в щёку — признание от ведьмы, её благодарность, и Читтапон даже осел на пол рядом с Найви, что хрипло дышала. Он слышал, что такие приступы у ведьм случаются — тогда говорят самые важные пророчества, выясняется множество сокрытого, и именно в подобном приступе на него и наслали проклятие. Лалиса и Пранприя хлопотали над зельем, знали, что делать и что время для них дорого, потому что в таком припадке ведьма могла взбеситься и начать всех покрывать слоем защитной магии, которая удушливыми лапами тянется к горлу.       — Вам надо обоим выпить зелье, господин король, — Лалиса стрельнула глазами в Читтапона; она обладала даром узнавать прикосновением всё о человеке, потому и считала всю жизнь мужчины, все его страхи, надежды и чаяния, а также увидела, что он влюбился в Найви, — пока это чувство было не таким сильным, как могло быть, но в будущем оно собиралось возрастись. — Вы оба отмечены плюмерией, потому что ведьма из рода Пуанаронг прокляла вас, а теперь другая ведьма из того же рода оказалась связанной с вами. Чтобы не умереть сейчас — потому что, если умрёт Найви, умрёте и вы, — вы должны вместе с ней выпить зелье.       — Почему я должен тебе верить? Может, ты меня отравить хочешь, — сознание металось, как в огне, и сам Читтапон уже не знал, что делать — то ли послушать Лалису, то ли бежать отсюда без оглядки, надеясь не умереть.       — Королям Таиланда передавали одну часть легенды, мы же знаем её окончание, потому что наша матушка и другие женщины до неё были хранительницами, именно они знают больше, чем все остальные, — встряла Пранприя и налила в два стакана бурлящее зелье, отдающее золотой пыльцой и запахом свежескошенной травы. — «И две ведьмы, похожие с лица, смогут спасти короля и его избранницу, и будет мир и покой во всех королевствах, когда король приведёт в свой дворец спасённую». Это про вас. И про Найви. Пожалуйста, выпейте. И не бойтесь нас — мы не проклинаем, мы хотим помочь. Мы не так плохи, как вы думаете.       На вкус зелье было словно цветочная пыльца, смешанная с водой и мангостаном, и после целого стакана у Читтапона закружилась голова; Пранприя же в это время приложила руки короля к запястьям Найви, а потом зашептала, будто в бреду: «Зелье распей, чары разбей, безумье уйди, рассудок верни». Вокруг всё завертелось вновь, заколола почти зажившая рана на животе, и король закрыл глаза, внезапно чувствуя, как вспышка пронзила тело, а вместе с ней и будто бы всё королевство. Глаза Найви — один чёрный, другой янтарный, — загорелись, и его откинуло к противоположной стене, а потом будто бы в голове зазвучал голос, голос ведьмы, что сейчас воспарила над полом, раскинув руки:       — Сон не вода, а явь не нова — не проклят король, его не неволь. Птицы шептали, пришла та пора — домой велят направляться, пора!       В ту же секунду Найви упала на пол, и вместе с глубоким дыханием, наполняющим лёгкие, вернулось сознание — девушка закашлялась, а Лалиса практически с визгом бросилась к подруге, захватывая её в объятия и поглаживая по тёмной голове. Но больше всех был рад именно Читтапон — он еле подошёл к ведьме и заключил её впервые в круг из своих рук, а потом прижался губами к макушке. Близнецы стояли и не могли налюбоваться, а потом Пранприя кашлянула, разорвав идиллию, и произнесла:       — Найви, ты сказала несколько слов, и я бы хотела сказать, что при помощи них ты сняла проклятье с короля. Вы должны вместе вернуться в Бангкок. А ты сама должна стать новой королевой Таиланда вместе с королём Читтапоном.       — Вы это увидели тогда, когда я лежала и не могла даже пошевелиться? — голос Найви звучал непривычно тихо и хрипло. — А как же традиции? Мне ещё нет тридцати, да и…       — Городские ведуньи тебя всему обучат: и как сдержать себя, чтобы не убить жениха, и как быть истинной королевой, — улыбнулась Лалиса. — Надо же, Пранприя, а ты не говорила, что открыла в себе дар предвидения!       Совсем скоро Читтапон вёл Найви через лес к их небольшому домику, который за всё время стал очень родным. Они не разговаривали, но при этом слышали, как каждый думал о чём-то своём: воздушном, эфемерном, а потом оба почувствовали запах чего-то горелого, увидели отблески пламени, и ведьма закричала, бросаясь к большому костру, который когда-то был её домом. Она принялась колдовать, но магии не хватало, чтобы потушить дом, и девушка упала на колени, вцепляясь пальцами в траву и землю. Читтапон лишь мельком подумал о том, что хорошо, что он взял с собой и меч, и плащ, а потом подорвался к Найви, снял с себя плащ и укрыл им девушку. Она осталась без дома — без маленькой части жизни, где прошли её детство и юность, а он не имел даже права сказать девушке что-то. Но всё же сказал:       — Может, это знак, что нам пора уже идти в Бангкок?       Найви посмотрела на него большими глазами, а потом прильнула в плаче к плечу — не осталось от родного дома ничего, и если Читтапон предложил ей как можно быстрее пойти в город, то она пойдёт за ним. Пойдёт за ним хоть на край света, так как они повязаны навсегда пророчеством, и они просто обязаны вернуться. Жаль, правда, что Найви не сказала, что видела в бреду, что их ждёт в будущем: там не было ничего плохого, они счастливо сочетались браком, родили наследников и в мудрости и любви правили Таиландом. Ни одной войны не было за годы их правления, под их началом объединился двор, а умерли они друг за другом в кругу семьи, близких, что скорбели по ним. Конечно же, Найви из рода Пуанаронг ничего не расскажет королю, который сейчас шёл рядом с ней через лес навстречу Бангкоку, но внутри теплилась любовь, ласка и надежда, что всё будет действительно так, как и показали ей видения.