Сложности двуличия

Нужно было торопиться. Если произошедшее всплывёт в прессе – общественность поднимет нешуточную волну возмущения. На поиски у них от силы пара-тройка дней. Анна, не мешкая, собрала вещи, взяв только телефон, кошелек и ключи – ничего лишнего. – Куда ты? Можно мне с тобой? – виноватым тоном уточнил Саша, выглядывая из-за двери в гостиную и сонно моргая. Потирая глаза, он с трудом мог разобрать силуэт мамы в темноте, что пыталась надеть кеды с помощью обувной ложки. – Я... к дяде Жене. По работе, – честно ответила Крузе, мысленно проклиная узкую обувь. – Уже поздно, и к тому же у тебя жар ещё не спал. Тебе стоит остаться дома. Я постараюсь вернуться побыстрее и по дороге куплю что-нибудь вкусное. – Женщина смягчилась в лице, когда ступня наконец проскользнула в обувь. Отложив в сторону металлическую ложку, она улыбнулась сыну, бережно проводя ладонью по его волосам, – Что бы ты хотел? – Ничего, – ответ вышел немного хмурым. Оттолкнув мамину руку, Саша спрятал взгляд в воротнике домашнего свитера, краснея со стыда. – Я скоро вернусь, – пообещала Анна, скрываясь за дверью. С ее уходом будто всё тепло разом покинуло квартиру, оставляя после себя контрастно яркий холод, пробирающий до дрожи. Или, быть может, дрожь в мальчике вызывали бурлящие в венах гнев и обида.

***

Холодный воздух обдал лёгкие, и Крузе почувствовала неприятное чувство ностальгии, прокатившееся по языку. Стоя перед полицейским участком, она ощущала себя в своей стезе и одновременно с этим совершенно не к месту. Отдел, который она раньше возглавляла, изменился за год не больше, чем за те пять лет, что она работала здесь. Те же пошарпанные стены снаружи и «вылизанная» обстановка внутри: вычищенная до блеска плитка, влажные после мытья стены, стальные клетки переходов – ничего не изменилось. Из окошка дежурной части показалась мужская голова. Светло-карие глаза пробежались по женской фигуре, останавливаясь на равнодушном лице, будто перебирая знакомые образы и сопоставляя их с человеком, посетившим участок. – Простите, вы по какому делу? – уточнил неуверенно молодой человек со светлыми волосами. – Не узнал, Алексей? – с улыбкой на губах, женщина оперлась о трость. Склонив голову на бок, она изучала знакомое выражение удивления на смущенном лице молодого человека. Наблюдала, как смущение поглощает радостная улыбка, и мужчина спешно поднимается со своего места, отдавая честь. – Анна Викторовна, прошу прощения, не узнал! – громко огласил Алексей Метюшин, теперь уже с уважением глядя на гостью. – Не нужно этого, – спокойным жестом Анна попросила собеседника присесть, и ее просьба была моментально исполнена, – подскажи лучше, где сейчас Евгений? Он сказал, что будет ждать здесь. – Селезень? – поняв, с кем ведёт беседу, Алексей тут же зарделся, одергивая себя, – Селезнёв? Я провожу вас. – И вновь поднялся резким рывком, окликивая кого-то из соседнего кабинета. – Гоша, подмени! – Иду! – раздалось в ответ. Где-то в комнате скрипнул стул. – Благодарю за помощь, сержант Метюшин. Молодой человек смущенно отвел взгляд, стряхивая невидимые соринки с погон, и расторопно вышел к ней. Алексея Анна знала ещё в те года, когда он и до рядового-то не дослужился, стажировался. Сейчас же молодой человек приблизился к званию старшего сержанта, определенно довольный своими заслугами. Немного трусливый Метюшин был человеком честным и отзывчивым. Товарищи знали, что на него можно положиться в отделе, а вот вне его стен Метюшина стоило всегда держать рядом – иначе улизнет, спрячется в машине, да так и будет сидеть там до самого конца. По крайней мере, так было раньше. До того момента, как Метюшин с напарником вытащили Анну и Петра из-под завала на одном из разогнанных митингов, переросшем в террористический акт. Это было последнее задание Крузе. Алексей вёл Анну по опустевшим коридорам, строевым шагом ступая впереди. Он выглядел немного подавленным, а взгляд его и вовсе казался растерянным, метаясь по округе, словно Алексей чувствовал вину за то, в чём в самом деле повинен не был. – Как вы... сейчас? Работаете где-то? – тихо, почти неслышно, спросил сержант, замирая перед последней клеткой, ведущей в архив. Анна остановилась рядом. Молча наблюдала за тем, как провожатый отпирает дверь, после убирая ключ в карман, поднимает взгляд на нее и безмолвно спрашивает еще что-то. «Вы всё ещё вините в произошедшем себя?» Женщина спряталась за вежливой улыбкой, сморгнула вознивший перед глазами образ любимого человека, и прошла вперед, бросая напоследок: – В университете лекции читаю, – произнося это так, словно на самом деле стыдилась своей новой должности. Стальная дверь позади захлопнулась, а в коридоре раздались удаляющиеся шаги. Женщина осталась наедине со своими мыслями и бесконечными стеллажами, заваленными коробками и бумажными копиями дел, наедине с братом, которого избегала круглый год. В архиве тускло мигала лампочка, которую стоило заменить еще с неделю назад, да руки всё никак не доходили. Женя мялся у стола, то и дело бросая растерянные взгляды на старшую сестру и что-то бормоча себе под нос. За ним почти бесшумно работал старенький монитор, отображая список электронных копий, которые до недавнего и проверял Селезнёв, сверяя с бумажными экземплярами. – Привет, – нерешительно поздоровался Евгений, вновь привлекая к своей персоне внимание пронзительных голубых глаз. У него они другие, более объемные, тёмные, с вкраплениями зеленого у самого зрачка. – Привет, – на выдохе произнесла Анна, позволяя себе опустить плечи, но не расслабиться. Сделав несколько шагов вперед, она остановилась перед братом, глядя куда-то поверх него. – Позволишь? Женя растерянно заморгал, обернулся через плечо и, тихо ойкнув, отскочил в сторону, нервно рассмеявшись. Не привык он видеть сестру такой – до поступления в академию она часто смеялась, а сейчас на измученном лице и тени былой нежности не осталось. – Пропало только дело Дипломатора? – заметила Крузе, начиная листать пронумерованные позиции, не находя единственного номера. – Да, причем кто-то перед тем как забрать бумажную копию, удалил электронную. Я пытался восстановить, но... – Дай угадаю, камеры тоже не работали? – Замечание горько-насмешливое, однако голос Анны оставался холоден. – Верно, – понуро проговорил Евгений, с осторожностью поправляя очки. – Я... прости, что выдернул. – Топчась на месте, юноша не отрывал взгляда от фигуры перед собой, так и не решаясь завести беседу, отличную от рабочей. – Я не знал, кому можно доверять. Щелчок мыши. На экране высветились документы, связанные непосредственно с делом Дипломатора, и ничего полезного – только вырезки из статей, не дающие абсолютно никакой информации о нём. Все они давно распространились по интернет-сети, и любой подросток запросто отыщет любую из них, введя однословный запрос из имени «народного героя». – Ты сделал всё правильно, – прикрыв глаза, женщина отстранилась от стола, вновь опираясь на трость, – кто-то ещё был в отделе кроме вас с Алексеем? – Гаврилин и Авдеева, но я не уверен, в какое именно время они ушли. Метюшин тогда отошёл... – Ясно. На краю стола были сложены в две аккуратные стопки разобранные дела – видимо, Женя ещё не всё успел вернуть на полки. Перед монитором, в свою очередь, стояла чашка с давно остывшим чаем, оставленная одним из работников еще в обед. Скользнув взглядом по ней, Анна вновь подняла глаза к экрану, раздумывая над тем, какой мотив мог быть у преступника. Не мог же сам Дипломатор вломиться в архив в самом деле? – В отделе завелась крыса, как прискорбно, – на выдохе произнесла она, поворачиваясь всем корпусом к своему собеседнику. – Пока не выясним, кто это, никому не слова. Дело всё ещё ведет Гаврилин? – Нет, – робко произнёс Селезнёв, перебирая пальцы на руках, – после твоей отставки... как бы... – Не мямли, Женя. Ты давно не ребенок. – Да, прости, – смутился юноша, качнув головой. – Дело ведёт Семён Палыч, ой, Павлович. – Собакин? Тем более молчи. Я попробую поговорить с ним позже. Завтра тяжелый день, да и послезавтра не лучше, – потерев переносицу устало, женщина постаралась прогнать возникший в голове образ Антона. – Пока пытайся восстановить данные. Ты же что-то должен помнить? Внешние носители. Фотографии папарации. Пригодится всё. Я посмотрю вещи Петра, может, что там найдётся. Заметив, как на нее смотрит Женя, Анна напряглась, ударяя тростью о пол. Громкий звук заставил вздрогнуть растерянного стажера и стыдливо спрятать взгляд в собственных ладонях. – Ты меня понял? – повторила Анна громче положенного. – Да, прости... Я буду стараться. Какие-то документы должны были остаться... – Звони в любое время. Пиши. Я как найду что-нибудь – сообщу. Плавно развернувшись, Крузе направилась на выход, бросая беглый взгляд на стенды, словно видела кого-то среди рядов макулатуры и картонных коробок. – Ань, – оклик Евгения заставил ее остановиться и обернуться, – я... благодарен за то, что ты пришла. Ты так долго не выходила на связь и, понимаешь, я надумал себе всякого... – Прости, – только и смогла проговорить Анна, продолжая путь с равнодушным выражением лица. Где-то в груди теплилось чувство давно забытого сожаления.

***

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил с порога Саша, искренне волнуясь за маму. Она вернулась уставшей, напряженной и словно подавленной. После смерти мужа она неделями не выходила из этого состояния, поэтому выражение лица ее Саше было знакомо. Даже слишком. – Я чай заварил! Как ты любишь! – постарался улыбнуться мальчик, лишь бы хоть как-то приободрить родственника. – Спасибо, Саш, – прошептали малиновые губы. Голова Крузе-старшей в данный момент была забита совсем другим. Ей нужно было тайно возобновить расследование по делу Дипломатора в связи с новой догадкой – у «героя» есть почитатели – а может, и прямые помощники – в рядах полицейских. Конечно, и раньше ходили слухи о двух внезапных побегах Дипломатора прямо из участков, но никто и не подозревал, что его последователи как зараза поглотят и служителей закона, не видившихся с ним напрямую. Может ли быть, что кто-то уверовал в его цели и сам стал медленно «наседать на уши» окружающим? Получается, предателей может быть несколько? Возможно ли, что под маской Дипломатора вовсе скрывается служитель закона? – Мам, – голос Саши эхом застыл в ушах, заставляя Анну сморгнуть и несколько раз мотнуть головой. Она обнаружила себя сидящей на диване с чашкой горячего чая в руке. По телевизору шёл выпуск новостей, но сейчас сетка вещания рассказывала о прогнозе погоды. Позади женщины сидел Саша и широко улыбался, старательно заплетая ее шелковистые волосы, достающие практически до бёдер, в тонкую косу. – Тебе нужно отдохнуть, – заметил мальчишка, своими большими искренними глазами глядя на маму. – Если не можешь заснуть, я могу спеть тебе колыбельную. Помнишь, ты пела мне в детстве? – Это песня из папиного детства, – заметила Крузе, опуская чашку на сведенные вместе колени. На поверхности янтарной жидкости колыхалось отражение теплой улыбки женщины. Вспоминая мелодию, она и сама не заметила, как погрузилась в воспоминания давно минувших дней. – Знаешь, Петя пел её еще до твоего рождения. У меня частенько была бесонница, особенно перед экзаменами. Тогда он приходил ко мне в комнату в общежитии, садился на кровать, приобнимая за талию, и укладывал мою голову к себе на грудь. Его объятия всегда были теплыми, а руки – как бы на улице не было холодно – горячими. Я закрывала глаза, а он начинал петь. Так сладко, нежно... Саша слушал мамин рассказ, стараясь не издавать ни звука, представляя в голове расплывчатые образы родителей, будто детские рисунки, а когда женский голос смолк, заулыбался шире. Он постучал по маминому плечу, прося ее откинуться назад и улечься перед ним, предварительно мальчик положил подушку ей под голову. – Schlaf' ein, schlaf' ein, schlaf' ein, Du gähnst schon, komm' kuschel' dich ein. Ich sing' dir noch ein Lied, Ich freu' mich so, dass es dich gibt. Высокий голосок напевал тихую мелодию, пока мальчик поглаживал маму по голове, побуждая погрузиться в воспоминания юношеских лет. Вот, они с молодым Петром Крузе, недавно окончившим своё обучение, впервые встретились. Это был неудачный для него день. Было довольно ветренно. Едва не потеряв недавно написанное заявление, он опоздал на планерку в первый же день работы в новом отделении. Он очень походил тогда на нынешнего Женю – растерянный, неловкий в общении и чересчур эмоциональный. Тогда Анна ещё стажировалась во время обучения по рекомендации родителей и под их присмотром. Скорее всего, поначалу она приглянулась ему внешне. Будто княжна – статная, высокая, вечно холодная и равнодушная ко всему, даже к знакам внимания, которые Пётр со дня первой встречи неоднократно проявлял. Она посмотрела на него лишь мельком, уловив невнятное движение справа от себя, а он так и замер под её взглядом, любуясь холодными сапфирами. Выронив заявление от неожиданности, он покраснел до самых ушей, а она, словно и не заметив этого, подошла ближе, наклонилась, подмечая вслух несоответствие формы, и вернула упавший документ. – Ich wünsch' dir eine gute Nacht Wir seh'n uns wenn wieder die Sonne lacht. Schlaf' ein, schlaf' ein, schlaf' ein, Wir lieben dich schlaf jetzt ein. Wir lieben dich schlaf jetzt ein. Анна не ожидала, что так быстро уснёт. Ее голова медленно упала на бок, и тихое сопение разнеслось по комнате, когда Саша, стараясь отдышаться после исполнения, торопливо спустился на пол. Подхватив с подлокотника красным плед, он медленно, с осторожностью накрыл спящую маму, оставляя робкий поцелуй на виске, и, пожелав спокойной ночи, удалился из комнаты к себе, бесшумно прикрывая дверь. На кофейном столике тихо провибрировал телефон. Экран блокировки явил полученное сообщение от контакта, записанного как «Антон Эдуардович(не звонить)»: «Добрый вечер, Анна Викторовна. Я получил ваше сообщение. В этот день я свободен. Буду ждать материалы. В случае заминки, пожалуйста, сообщите мне заранее».