Ловушка памяти

Пока выбор не сделан, все на свете возможно.

Гильдия «Клык вепря» стояла на невысокой горе, окруженная стенами, свысока глядя на город Лирис, в котором и правила тёмная гильдия. Жители городка отнюдь не были несчастными жертвами злодеев, а с радостью способствовали преступлениям: убийствам, пыткам и хищениям, если только получали свою долю богатств. Перед стенами гильдии, чуть дальше дистанции полета среднего атакующего заклятья, расположились громовержцы. Это была теневая зона для тех, кто вздумает проверить территорию вблизи, а для сокрытия магии Фрид наложил круг магического письма. Маг стоял немного дальше, чем остальные члены команды, облокачиваясь спиной о ствол дерева, кажется, дуб. Это хорошо: дерево было с пышной зеленью, ветвями скрывавшей их от полуденного солнца. — Ну так, — Бикслоу поставил ногу чуть висе плеча привязанного ими заложника, члена тёмной гильдии. — будешь говорить? Блондин, которого к дереву привязала Эвергрин, замотал головой, злобно глядя алыми глазёнками на врагов. — Знаешь, в чём прикол? — Около мага душ парили его любимые куклы, сверкая зелеными глазками. — Мм? — Тряпка во рту, любезно засунутая в рот парня феей громовержцев, мешала связной речи. — Ты — темный маг, — Кукольник улыбается, обнажая белые зубы. — таких Совет не считает. Красноглазый замирает, непонимающе моргая и сжимая руки в кулаки. На костяшках выгравированы символы, кажется, словцо тёмных магов. — Он, — Фрид указывает большим пальцем на своего товарища, — имел в виду, что исчезни ты вдруг, — маг смотрит на заложника ледяными и скучающими глазами. — никто даже искать тебя не станет, потому что ты чёрный маг, бельмо на глазу Совета. Захваченный был раздет почти догола и связан, на руках и ногах — красные отметины, которые сильно болели. На щеке была ссадина — у Бикслоу не было задачи бережно захватывать заложника для разведки. Он пискнул, наконец-то осознавая ситуацию. Эвергрин высокомерно смотрела на мага-недоучку, подумать только: посмел думать, что способен составить ей конкуренцию в силе! Эти черные маги действовали на нервы: постоянно играли в опасные игрушки, лезли на рожон и горели желанием продемонстрировать светлым волшебникам все ужасы, которые для них приготовила темная магия. Фея считала их по-детски тупыми и неразумными. Светлая или тёмная магия — это одна и та же магия, всё зависит лишь от того, кто и как применит эту силу. — Детки, что-то он не мотивирован говорить, да? — Да-Да! — Деревянные игрушки парили около хозяина, — Не мотивирован, не мотивирован! — Маг смеётся, показывая пленнику язык с гербом гильдии. — ММ…М! М…Вы…! — маг задушено мычит, широко раскрывая глаза. Светлая гильдия не поступает так, они же идиоты, который атакуют напрямую. — Удивлен, что светлые маги ещё и тактики? — Фрид поправляет свои волосы, откидывая их назад. — Каждый раз сталкиваясь с таким мнением, я думаю, есть ли предел человеческой наивности? — Всё, братец, тушись. — Бикслоу тормозит философию Джастина, зная: насколько долго тот может рассуждать на эту тему. — Разберёмся с ними. Лексус, предводитель громовержцев, смотрел на игры своих друзей и улыбнулся, когда ощутил приливающий к сердцу азарт. Из-за недавней ситуации с дедом ему нужно было выпустить пар, что ж темная гильдия — самое то для таких целей. Его личная гвардия откликалась на любой его призыв, они были выращены бок о бок с Дреяром, пожалуй, он был в них уверен почти на все сто процентов. — Глядя на этот мусор, — Зелёные глаза высокомерно посмотрели на темного мага, — думаю, что это задание на один вечер. Маг молний стоял рядом с двумя товарищами, а Эвергрин расположилась неподалёку, поправляя пальцами свои очки в зелёной оправе. Этот несчастный маг им был нужен, чтобы здраво оценить ситуацию. Лексус Дреяр больше всего на свете ненавидел слепое нападение, в процессе которого можно проиграть, банально не зная ничего о врагах. Естественно, это задание было крайне лёгким, а гильдия и рядом не стояла по силе его гвардии, но всё же привычка, руками вбитая Иваном в сына, была неискоренима. — Отправляемся, — Лексус поднимает руку вверх, махнув в сторону гильдии. — пора с ними свидеться. — Чего это ты, Лексус? — Вставила Эвер, ехидно улыбаясь пухлыми розовыми губами. — Обычно ты не так нетерпелив на задании. Может, все-таки расскажешь, что произошло в наше отсутствие, м? Дреяр нахмурился и смахнул грязное пятнышко со своего любимого мехового пальто. — Эва, ты намного милее, если не открываешь рот. — Всего на мгновенье Лексуса укололо что-то под рёбра, он ощутил, что перегнул палку: словно он не должен был такое говорить. — Кхм. — Как мило, — Она не скажет, что её это задело. Не скажет. В конце концов, Эвергрин сама знала, как её манера много говорить раздражает людей, ничего странного. — тебе везёт, что мы друзья и я не злопамятна. — Мы тут лясы точим или идём играть с детками? — Бикс заигрывающе свистит, поглаживая по голове одну из кукол. Их товарищ не на шутку раздражён, а значит — они пропустили что-то очень интересное, жаль. Эвер улыбнулась, растягивая губы и кивая головой: в самом деле, Лексус явно на взводе, так пусть оттянется на бедолагах, не подозревающих, что их не бить пришли, а стресс на них снимать. Копну длинных русых волос волшебницы трепал ветер. Она была сильным магом, обладающим и физически силой, и магическим потенциалом. Она откинула голову, указывая пальцем на крепость гильдии. — Тогда вперёд. Чтобы добраться до главных дверей здания много времени им не потребовалось, не такая уж и сложная. Как только солнце скрылось за горизонтом, двери гильдии взорвались, слетая с петель с жутким грохотом. В мерцающем сумраке здания сидели маги, которые подорвались и стали опасливо смотреть на гостей, начиная атаку. Некоторые маги в гильдии были анимагами — у них отрастали острые зубы и когти, окрашивающиеся в тёмно-синие или бордовые цвета. И когда колдуны начали нападать на громовержцев, стремясь уничтожить угрозу, то они радостно кричали, уже празднуя свою скорую победу над мошками, посмевшими мешать их злобным делам. — Вы пожалеете, что сунулись сюда, гниды! — Анимаг прыгнул на Эвергрин, в воздухе группируясь и готовясь вгрызться в шею волшебницы, разрывая плоть. — Девчонка…! Маг усмехнулась, снимая очки. — Хороших снов, — стоило взглянуть в глаза Эвергрин, как нападавший в ту же секунду обратился в камень, с грохотом падая на пол и разбиваясь на осколки. — сладкий. Маги замедляют бой, с ужасом глядя на разбитого сотоварища. Эвер нравится ощущать, что она сильнее. Она сильнее мужчин, они не достанут до неё, не посмеют тронуть. — Каменные глаза: отмена. — Её магия развеивается и перед глазами черных магов предстаёт ещё более жуткая картина: все кусочки камней превратились в человеческие части тела, испачканные в крови, которая продолжала стекать с конечностей на каменный пол, затекая в щели кирпичей. Очевидцы вскрикнули, не ожидая такой магии в руках светлых магов. Они были до невозможного сильны. — Ху-ху, Эва, ты решила сыграть в злобную феечку? — Бикслоу разделывался с врагами при помощи кукол, которые метко били по мишеням, отключая их и травмируя. — Мне аж страшно! У Эвы золотисто-русые волосы, отливающие в этой темноте красноватым блеском. Ее красота бросалась в глаза магам. — Не переживай, Бикс, — одобрительно сказала фея. — своих не трогаю. — Я польщён, фееричная мадмуазель. Правда, детка? — Кукла, парившая недалеко от мага, согласно затрещала. Фрид не сдержался, позволяя улыбке проскочить на его лицо. Он находил поведение товарищей умилительным, это давало ему хрупкую, почти стеклянную, уверенность в своём завтрашнем дне. Улыбался он, на самом деле, очень красиво — на щеках появлялся слабый румянец и синие глаза искрились чем-то волшебным, жаль, что улыбался от всей души Джастин достаточно редко. Старший громовержец посмотрел на Лексуса, которого искренне любил. Как брата. Фрид часто понимал, что может перегибать, ища оправдания поведению и словам Дреяра, но маг письмён и впрямь считал, что и Лексуса понять можно. Говорят, мы ищем оправдание близким людям, чьи недостатки и грехи слишком похожи на наши собственные. Может, это действительно так. Маг рос вместе с Лексусом, они вместе обучались магии, долбля учебники, которые часто были обыкновенной ересью, а не полезной информацией для них — магов-подростков. Пожалуй, из всех громовержцев, Фрид это точно знал, он — единственный, кто был в курсе того, что пережил внук мастера, когда вернулся под опеку к Ивану. Остальным знать необязательно, что это стало одной из причин дружбы и верности Фрида к Лексусу. А на одной совместной миссии вообще вышло так, что они — два уверенных девственника — переспали с какой-то проституткой, набравшись дрянного вина с фестиваля, который проходил в городе. Так что и мужиками они стали вместе. Нет, было интересно и приятно, но от чего-то в те времена Джастин ловил себя на мысли, что относился к своему первому опыту как к ошибке. Позже мысль была вырвана из головы и выброшена: он вроде не девчонка же, чтобы лелеять себя для единственной. Да ведь…? Его мысли прервала яркая вспышка молнии, которая как игривый щенок охотилась за перепуганными магами, достигая их и поражая силой тока. Лексус выдохнул воздух изо рта, носом вбирая кислороду. От небольшого кислородного голодания в животе образовалась приятная пустота, немного щекотавшая желудок. Лексус оскалился, запуская молнию в нового врага, чувствуя как груз внутри немного легчает, отпуская своими ручонками его совесть, в существовании которой он, если честно, вообще не верил. Что его так сбило с обычного настроя? А он не знал. Просто прокралось это мерзкое ощущение, что он совершает ошибку. Лексус терпеть не мог в себе копаться. В его душе было мрачно, холодно и страшно. Ответов было невозможно найти, а всколыхнуть нелицеприятные воспоминания — запросто. Для Дреяра его душа представала в виде некой мёртвой зоны — есть и есть, но трогать не будет, а то — кто знает — чем это может обернуться. Маг молний засыпает всегда с одним сладким обманом — голова пуста и он всё делает верно, это дед не прав. Почему-то сегодня, отбивая темных недомагов, особенно тянуло окунуться в размышления о жизни. Гильдия буквально ходуном тряслась — дрожали стены, маги были не способны противостоять ни одной атаке, лишь кричали и матерились. С потолка сыпалась пыль вместе с камнями — долго здание не простоит. — Это вы-то темная гильдия? — Дреяра что-то злило, но не эти маги, не дед с его соплями, было что-то глубже и основательнее. Что-то чего ему не хватало, а он как слепой котёнок не мог понять — что. Он пускает мощный заряд едко-жёлтого электричества, который паутиной разносится по зданию, поражая живые цели и соединяясь в большую искру под потолком, разбивая люстру, которая с грохотом падает на одного из магов, придавливая канделябром туловище. Дреяр расслаблялся, выпуская магическую силу прочь, стараясь не думать. Молнии поражали стены, потолок, пол и членов тёмного братства. Яркие всполохи магии разбегались в стороны, угасая. — Магия письма! — Фрид поразил атакой кучку оппонентов, начертав магические письмена, совсем не замечая за собой спрятавшегося мага. Лексус не стал акцентировать на этом внимание — Джастин уж точно не тот, кто не справится с подобным. В следующий миг маг молний теряется, не без удивления наблюдая, как спрятавшегося мага атаковала молния, самовольно отделившаяся от тех, что разносили гильдию. Фрид вздрагивает, широка распахивая глаза, дико уставившись на растворявшуюся в воздухе молнию и на Лексуса. — Что? — Сзади был враг, — Лексус смотрит на свою руку, сжимая ещё и посылая по пальцам электрический ток. — куда ты смотрел? — Был занят, ты уж прости, Лексус, — Джастин улыбается, приподнимая уголки губ. — спасибо, дружище. Маг молний всё ещё поражено смотрит на руки и молнии, бегающие по зданию. Его магия только что самовольно спасла его товарища — нет, без сомнений, Фрид важен для Дреяра, но сам факт — магия действовала так, словно имела определенные мотивы, которые могут и не совпадать с мыслями хозяина — ведь Лексус хотел дать магу самому со всем разобраться. Бикслоу добил последнюю группку магов, отстреливая их магией душ, подпалив задницы несчастных, что те, споткнувшись о рамку дверей, рухнули на пол, откорячивая свои пятые точки, теряя сознание. Довольно нелепо. — Ублюдки! Лексус, который пытается понять, что произошло пару минут назад, с силой заряжает по зданию, вырубая очухавшегося мага, бранившего их. Переборщил. — А сейчас: валим, мои сладкие! — Кукольник смеётся, высунув язык и щуря глаза. Его куклы парят над ним, он каждую из них в ручную выпиливал из дерева, так что не зря его иногда Эвергрин в шутку звала «Карло недоделанный». Гильдия затрещала под потолком, говоря о том, что начинает рушиться. Искры электричества всё ещё танцевали под потолком, но в следующие минуты растворялись, оставляя после себя слабое сияние. Громовержцы долго медлить не стали, принявшись выходить из здания: больше им делать там было нечего. Задание «разгромить темную гильдию» — выполнено. Лексус смотрит с холма, как гильдия рушится, с грохотом роняя крышу на землю, красная черепица которой катится по траве. Стены складываются как карточный домик, раздаётся громкий хлопок. Кажется, на цокольном этаже гильдии было горючее. Здание ещё раз вздрагивает, дымясь и скворча как масло на сковородке, и окончательно уходит под землю, на метр проваливаясь вниз. — Нет, ну фактически задание же выполнено без сучка и задоринки, ха-ха-ха, да? — Бикс разваливается на камне-валуне, глядя своими необычными глазами через щель рыцарского забрала на товарищей. — И кое-кто пар выпустил. — Я рада за этого мистера инкогнито, Карло. — Эва усмехается, выставляя руки в боки, возвращая привычные очки на острый нос. С очками она ощущает себя увереннее. И Бикс прав: Лексус больше не похож на грозовую тучку, грозящуюся вот-вот разрядиться и шмальнуть молнией в случайного бедолагу. Фрид снисходительно мотает головой — вечно они как дети малые: после задания на разгром гильдий Эва и Бикслоу походили на довольных брата и сестру, которые вдоволь набаловались и теперь им нужно было втянуть третьего и четвёртого в своё удовольствие, попутно соревнуясь, кто более остр на язык. Хотя Джастин знал, что надоедливых ухажёров Эвы выпроваживал именно маг душ, подшучивая над Эвергрин и её попытками отыскать «адекватного» парня. — И долго вы будете тут кокетничать? — Лексус уселся на выступ горы, издевательски протягивая вопрос. Настроение было хорошим. — Прям-таки голубки. Эва возмущённо выпучивает глаза, скрещивая руки над головой. Бикслоу даже от такой шутки икает с испугу, потому что он театрально хватается за сердце. — Фу! Да вы что?! — Помилуйте, сердечко не выдержит! — Бикс, — Фрид усмехается, усаживаясь рядом с Лексусом. — сердце с левой стороны. — Такой умный, аж неинтересно. — Маг душ фыркает, растягиваясь на зеленой траве, подкладывая руки — Фрид умный, ты не особо, — Дреяр усмехается, наблюдая за командой. — баланс. Эва смеётся до слёз, не спуская глаз с Бикслоу, который запыхтел как чайник, игнорируя собственных кукол, повторяющих Лексуса: «Баланс-баланс!». Дреяр смотрит на ночной город, который горит огнями. Красиво.

* * *

Кана приходила в себя ещё долго: её отпускало и ясность сознания возвращалась к ней. Спина нещадно болела от долго сидения в неудобной позе, хотя ноги были прикрыты какой-то тряпкой, которая их слабо грела. Теперь хотелось пить — это желание маг удовлетворила, используя свою магию карт. Свежая, холодная родниковая вода текла по сухому горлу, принося райское насаждение. Альберона даже зажмурилась, чмокая губами. Чувство приходящей свежести было прекрасно. — Жива. Эта отвратительная ситуация, приключившаяся с ней в лесу, «по-доброму» напомнила гадалке, что помимо проблем будущего есть и реальные проблемы настоящего. Например, зависимость от алкоголя, выработанная годами. В будущем Кана задумывалась о том, чтобы бросить пить, но смогла лишь ограничить себя пятью бутылками вина в день. Почему она хотела бросить пить? Трезвая голова была безопаснее на войне? Наверное, да. А не из-за того, какими глазами на неё смотрели, когда она корчилась от похмелья. — Пора бы взять себя в руки, — Она подтянули ноги к груди, обхватив колени руками. — дура. Может, это игра её сломанного сознания, а может проделки бесов, но она ощутила, как на голову опустилась широкая тёплая ладонь. Ощущалась как его ладонь. Время вокруг словно отчего-то замедлило темп, покоясь на открытых ладонях Каны. От несуществующей иллюзорной ладони текло тепло, которое проникало под кожу, согревая оторопевшую Альберону, которая не дышала, задерживаясь в плену разума. Ей казалось, что «рука» её утешала, подбадривала, и просила идти вперёд, напоследок отдавая своё тепло девушке. Кана не любила плачущих людей. Поэтому-то сама роняла слезы, молча наблюдая, как они впитывались в ткань бридж. — Я скучаю, глупо, да? Я же даже не знаю тебя пока. — Альберона жмурится, размазывая слёзы по лицу, убирая волосы с лица. Как бы она не пыталась разделять будущее и прошлое, но те её эмоции были так красочны и сильны, что гадалка потеряла тот момент, когда будущее и настоящее слились в ней в единое время. Девушка встаёт с земли, немного придерживаясь за ствол дерева, чтобы избежать резкого головокружения. Она делает уверенный шаг, не ощущая никаких признаков недавнего похмелья. То зелье, оно действительно помогло. Сумка приятно оттягивает тяжестью карт и мелочей бок, будучи перекинута через плечо. Её волнистые волосы стянуты в хвост, видимо, её спасительнице они мешали. И всё же интересно — Кана нутром ощущала, что что-то происходит, о чём она не ведает. Это такое чувство — словно ты сидишь в комнате без света, слыша как невидимые предметы перемещаются по комнате, играя свою песенку. Заказчик, желавший очистить лес от зверья, расположился у подножия горы, на котором стоял город. И здание добротное — торговцы явно не мышами торговали, чтобы такой замок себе построить в качестве офиса для работы. Кана уже знала с чем и зачем она идёт к своим заказчикам. Пытаться обмануть гадалку — сомнительная идея. Она анализировала задание — фодеры были не опасны, если не тревожить лес. Однако гильдии запросила уничтожить лесных тварей — значит, нужен был лес. А если брать в учёт то, что фодеры, окропив своей «кровью» земли леса, стали грязевыми магическими сгустками, то вывод напрашивался один — высокая оплата за задание это всего лишь отпускные, чтобы маг не полез в немагический бизнес касательно леса, который мог бы принести намного больше золота. Гильдия «Эрмий» по убранству была на уровень выше, тех мест, где бывала Альберона. Каменные стены и потолки, освещаемые огромным количеством ламп при помощи маны и магии. Светлые шторы и ковры из редких зверей — не все богачи могли таким похвастаться, наверное. — Здравствуйте, вы — волшебник из гильдии, правильно понимаю? — К Кане подошла женщина, вероятно, она из администрации. Гадалка согласно кивает. — Тогда, вас ждут. Второй этаж, третья дверь слева. Волшебница без проблем добралась до пункта назначения, это был просторный кабинет, в котором за рабочим столом восседал молодой человек. Кана бы сказала, что очень даже симпатичный. Черные, как смоль, волосы были стянуты в низкий хвост, перевязанный фиолетовой резинкой. Загорелое мужское лицо и тонкие губы. Серые глаза и две родинки под левым глазом. — Приветствую волшебницу хвоста феи в моей гильдии, зовите меня Грегори. — Молодой человек откладывает механическое перо и документы. — Задание о чистке леса, да? Посмотрим… Кана молчит, ожидая, что будет дальше. Если они ещё не в курсе, что она уже всё выполнила, значит — за территорией они не следят. Настоящее упущение для торговцев. — Да, точно, — мастер торговцев улыбается, бросая взгляд в бумаги. — избавиться надо от фодеров, это опасные существа, они разоряют нас очень сильно. — Гадалка усмехается, глядя на бессовестного парня — хотя, таим и должен быть успешный торговец. Если до этого момента Кана сидела на мягкой софе, обтянутой бархатом, не касаясь спиной кресла и держа ноги вместе, создавая образ хорошей девчушки, то сейчас она вольно развалилась на кресле, откинув голову назад и перекидывая ногу на ногу, немного жмуря глаза. — Грегори, — Гадалка тянет голос, как будто зевая. — уважаемый, но вы зря мне пытаетесь лапшу на уши повесить. — Простите? — Фодеры, которые опасны для людей? — Кана уверена, что выглядит сейчас как высокомерная дрянь с самодовольной улыбкой. — Бросьте, магические кролики опаснее. Воздух в кабинете похолодел. — Чего вы хотите? — Грегори Клете, торговец, был раздосадован тем, что маг оказался умнее того, что он ожидал. Разве маги не должны быть просто сильными? — Интересно, что случится, узнай Совет и министерство о том, что одна гильдия, посчитав себя самой умной, пыталась приватизировать себе грязевой лес, который буквально является золотым самородком? — Хватит! — Он бледнеет лицом, дергая бровью. — Что ты хочешь за молчание, волшебница? Кана улыбается, притворно-смущенно прикладывая руки к щекам. В будущем она с такими торговцами говорила так часто, что знала наизусть на что надо надавить, чтобы продавить их при разговоре. — Этот лес будет моим. — Исключено! — Торгаш вскакивает, метая черными глазами угрозы. — Не мечтай! — Я хочу пятьдесят один процент от прибыли, которую вы будете получать от этого леса фодеров. — Девушка уверенно смотрит на немага, который хмурит тонкие брови, не замечая, как по виску стекает капля пота. — Зачем тебе это? Я думал, магам не интересен материальный мир немагов. — Как самонадеянно, с вашей стороны, Грегори. — Кана облокачивает голову о свою руку, прикрывая один глаз. — Деньги нужны всем, а уж как их получать: вопрос второстепенный. — Они переходит на кокетливый шёпот. — А значит и вовсе неважный. — Жаль, что вы — волшебница, вам бы в торговлю. — Грегори принимает поражение, также размышляя, как привязать мага в свой бизнес так, чтобы волшебница с таким интеллектом была его компаньоном. — Я предлагаю вам заключить договор о сотрудничестве, признаю, что был слишком самонадеянным. Однако, глядя на вас, — Брюнет лукаво смотрит на гадалку, оттягивая серьгу в ухе. — я почему-то чувствую, что эта потеря сегодняшнего дня ещё не раз окупиться с лихвой. — И с чего бы так? — Что вы, не будьте категоричны, — торговец предлагает гостье ручку и бумаги. — порой обыкновенная власть способна превзойти даже магическую. Сами же сказали, что деньги любят все. Кана мигает глазами и начинает смеяться. Она думала, что придётся разбираться с матёрым и алчным торговцем, а ей попался торговец-авантюрист с желанием попробовать эту жизнь на вкус. Многообещающе. — Если что, я могу похоронить тебя в земле леса, сладкий. — Кана машет картой, которая немного сияет. Грегори нервно улыбается. На документах стоит витиеватая подпись мага. — Для начала: попробуйте не угрожать мне магией каждый раз, когда обращаетесь ко мне. — Как скажешь, — Альберона усмехается, глядя в окно. — компаньон. Она кидает в Клете небольшую твёрдую картонку, которую тот ловит, выгибая бровь. — Это…? — На этот счёт будешь переводить мою долю. И кстати, — Кана понизила голос, глядя на торговца. — моё участие в твоих делах и присутствие в гильдии, всё это должно оставаться в секрете, чтобы ни одна живая душа не знала. — Не проще уйти из одной гильдии в другую? Зря он то спросил, глаза гадалка стали светиться внутренним фиолетовым светом, настолько холодным, что у Грегори задохнулся, слушая быстрый темп сердца. Спустя пару секунд он смог дышать, всё ещё глядя на холодное лицо мага, который только что весело и кокетливо улыбался, выбивая цену. — Забыли. Я принимаю твои условия, волшебница. Грегори пометил, что предлагать уйти Кане из Хвоста Феи — нельзя, опасно. Однако он даже как-то рад, что этот лес привёл к нему такого интересного мага. Он давно раздумывал над тем, чтобы заиметь волшебника при гильдии, но недоверие к этим колдунам и их сумасбродному умению всё ломать мешало решить. А эта Кана была не только сильна, раз так быстро разобралась с фодерами, но и умнее многих его работников на голову. Естественно, Кана не была в его вкусе, уж точно не романтика. Но её ум и какая-то искра заставляли его заинтересованно смотреть на неё, потому что интуиция торговца говорила ему, что девчонка принесёт ещё много выгоды всей гильдии. А как говорится…если интуиция говорит «выгода», торговец говорит «да».

* * *

Миражанна стояла перед кабинетом Макарова, пальцем проводя по красноватому дереву, которым был оббит угол рядом с дверью. Навевает воспоминания — к чёрту их. — Мастер, это Мира. — Она ударяет костяшками кулака пару раз по двери. — Могу я войти? С той стороны согласно кричат, предлагая войти. Мастер всегда был рад им, она это знала. Скорее всего, она спросила для того, чтобы ещё чуть-чуть оттянуть разговор. — Что такое, Мира-чан? — Макаров сидел за огромным столом, на которым виднелись высокие стопки документов, которые старик всё переписывал и переписывал: объяснительные для совета, будь он не ладен. — Пришёл отчёт от, — Мира протягивает к мастеру стопку бумаг. В горле ком. — Дж…кха, громовержцы отчитались за задание. Бумага заполнена привычным круглым почерком, размашистым и приятным для глаз. Почти каллиграфия. — Вот как, — Макаров бросает взгляд на доклад о задании внука. — что? Мира выдыхает. Да — громовержцы буквально похоронили гильдию под землёй. Впервые такое вообще. Штраус была убеждена, что это произошло из-за Лексуса, который, весь искрясь магией, исчез из гильдии. — Да, мастер. — Барменша смотрела на лицо мастера гильдии. — Вы не думали, поговорить с внуком? — О чём? — Мастер. — Волшебница мрачнеет и щурит глаза. — Не думали никогда, что вы должны поговорить с Лексусом. Уже шесть лет. — Лексус… — Макаров смотрит в документы, хмуря брови. — внучок справится, он у меня умный. — И закончил шепотом. — Хоть и дурной подросток. Миражанна в бессилии жмет руки, хмуря красивое лицо. Она скучала по тем дням, когда Кана сидела рядом с ней, слушала болтовню Штраус, а рядом сидел и внук мастера — Лексус всегда высмеивал по-доброму шутки девчонок, всегда составляя им компанию. И всего одно недопонимание между родственниками — лишило Миру этой уютной атмосферы вокруг. — А если…если он не справится? — Миражанна с хлопком ставит оставшиеся документы на стол, не находя сил понять такое равнодушие к родной крови. — Разве вам не хочется вернуть прежнего внука? — Мира-чан, а ты скажи, с чего вдруг так за внучка беспокоишься, влюбилась что ли? — Нет, что вы, — Она закатывает глаза, глотая ком. — это совсем не так. — Тогда и незачем тебе волноваться. Береги себя лучше. Лексус исправится. — А если…! — Миражанна чувствует слабость своего сердца. — Если из-за него я потеряю и Кану? Что тогда?! Тоже ждать и терпеть, а не говорить и решать проблемы? В ответ ей — тишина. Душно. Кому ей ещё плакаться, что она ощущает что-то одно от Лексуса и Каны, но не понимает что. Ей страшно увидеть, как Кана станет такой же холодной и раненной как внук мастера. К черту это всё, где же Господь, когда он правда нужен? — Простите, настроение дурное сегодня. Я пожалуй пойду. — Мира кланяется мастеру, грустно улыбаясь, чувствуя вину, что взвалила свои переживания и догадки на старшего волшебника и их мастера. — Берегите себя и отдыхать не забывайте, я пойду угощу наших ребят. Макаров остаётся один в кабинете, с осторожной тревогой наблюдая за тем, как закрывается дверь. Усталый вздох — он закрывает глаза ладонью, откидываясь на спинку кресла. Естественно, детишки ошибались. Было ли Макарову всё равно на Лексуса? Конечно, нет. Внук с самого своего рождения был отрадой для сердца и души, но роль главы гильдии и преступление Ивана сделали своё — между ними как кошка пробежала. А Макаров не хотел посвящать внука во все тайны гильдии, он не хотел для внука вынужденного статуса мастера. Только ради оправдания за изгнание отца. — Мастер должен думать о гильдии. Макаров знал слишком хорошо, что порой важнее большинство, а не родная кровь. Он мог лишь надеяться, что внук вовремя сумеет остановиться и вернуться обратно, к своим друзьям. — Лексус, — Дед смотрит на фотографию в рамке, которая всегда стоит на его рабочем столе: это единственная вещь, которую старик постоянно протирает и бережёт. — смотри, как о тебе переживают. Что же тебе потребуется, чтобы очнуться от злобы… Может он просто не хотел признавать свою вину, что оставил Лексуса на пару лет Ивану, который, только бог знает, что вытворял с сыном: из известного — сделал убийцей драконов, Лексус стал закрытым, а Иван хвалился силой. И что-то в этой цепочке сильно напрягало Макарова. …Мастер просто надеялся, что внука удасться вытащить из этой топи. Было необходимо «что-то», обладающее безусловно сильной властью на души людей и на магию. Пожилой маг интуитивно ощущал, что внук не так холоден, как говорит. И не так зол, как выглядит. А недавний проблеск при ссоре Лексуса и других детишек — только убедило в этом Макарова. Может его внук сам не понимал, что стены, которые он возвёл, его подсознание уверенно точит, подобно воде и каменным стенам. Дед желал внуку найти что-то, ради чего тот бы улыбался и менялся, вытаскивая свою душу на свет. Для кого-то это было наивным желанием, но Дреяр знал, что только эта «наивность» и могла подсобить в этой ситуации. Внучок нуждался, чтобы у него было что-то, что, нет-нет, да смущало душу и грело сердце и заставило бы сердце сжаться в груди и понять, что на самом деле, всегда у него было, и никогда его не покидало.

* * *

Миражанна шла по дороге, коих в Магнолии великое множество, поминутно прикладываясь к бутылке вина, которую держала левой рукой, сжимающей зеленое горлышко тары. Рабочий день был окончен, но идти к себе в общежитие — не было ни сил, ни желания. Очередной вечер хотелось провести иначе. Её ноги твердо стояли на земле, она пила не для пьянства, а для иллюзорного тепла внутри, которое быстро исчезало, что заставляло её вновь делать глоток вина. Терпко. Миражанна хочет не думать о том, что ему не нравятся те, от кого несёт спиртом. Дьяволица уже давно смирилась с тем, что у неё контролируемое раздвоение личности — иначе она не могла обьяснить своё поведение. У девушки была Мира-чан, которая была светлой, милой и весёлой, она радовала товарищей улыбкой и красивыми песнями и фотографиями для глянца, всегда всем помогает и все её любят. А есть Миражанна, которая была грязной, одинокой, холодной и мрачной, она нуждалась в лечении своей души и разума, но не говорила. Друзья бы поняли и помогли бы, но Штраус не хватало сил сказать. Потому что Мира — это то, что нужно друзьям, а Миражанна — это та часть Миры, которая осталась с ней навсегда после того адского года в приюте отца Верфла. Волшебница с горечью вспоминала свои ошибки и оговорки по Фрейду. Желать счастья другим от всего сердца — не значит верить, что сама его достойна. Ей бы нужно, наконец, чтобы не сойти с ума, сломать эту незримую клетку из прутьев страха и боли, которым была теперь обнесена ее жизнь. Только вот у бывшего мага высшего класса не было столько сил. Вот у другого она была и есть. Нет желания помогать. Миражанна не сердилась: это нормально — не быть альтруистом. — Холодно, — Ей хотелось видеть Кану, на несколько часов отдохнуть от себя, прервать самоубийственное одиночество страха. Посмотреть, как Альберона шутит, нелепо смеётся и творить глупости. Этого станет достаточно, чтобы страх отступил от сердца модели. — Кана уже вернулась? Конечно, нет. Она же на недели уехала. Но, Миражанна внутри фыркает и предлагает дойти до дома подруги и проверить. И кроме того, там, может быть, она будет чувствовать себя в большей безопасности от невидимого неотступного преследования прошлым, чем в своём доме? Только один миг, тот короткий миг, этого хватит, чтобы выйти из жалкого состояния и завтра прийти на работу, светясь яркой улыбкой. Штраус медленно плыла по улице, ведущей к дому Альбероны, невольно погружаясь в свои воспоминания. В том числе и те, которые она хранила в глубинах своего сердца, запрятав за всевозможные стеночки и шторы. Похоронив всё это под тоннами обид и болью предательства, коим оно и не являлось. «А ты чего тут сидишь-то одна, иди со мной?» — «Мне тут хорошо» «Ой, а зачем врёшь-то?», Мира улыбается, грустно глядя вперёд, на улице ни души. Эта фраза в её голове воспроизводиться вместе с воспоминанием мягкой улыбкой одними уголками губ, которая ослепила её тогда. Она тогда ответила, кажется: «Тебе-то какое дело?» Улыбка четырнадцатилетнего мальчишки, его ямочки и светлое лицо с синими, почти как у неё, глазами — поразили побитого жизнью ребёнка. Фрид стал первым, кто предложил ей прекратить ныкаться по углам. Мастер спас и пригласил в гильдию, а он помог дальше. «Лексус говорит, что ты тут как призрак ходишь, у него кусок в рот не лезет» — «Мне перестать ходить, потому что твой сладкий кушать не сможет?». Смех у подростка тоже был красивым. Миражанна тогда прикусила губу, наполняясь черной завистью. Она так не умела смеяться. Точнее, умела, конечно, но за год под крылом бога отучили. Миражанна выплывает из мыслей, невольно хватая плечо свободной рукой. Там был шрам, на всё плечо, который Макаров и Полюшка вылечили, не оставив и следа. Однако фантомные боли никуда не уходили. Она ускорилась по обезлюдевшей в поздний час улице, тяжесть никак не сваливалась с ее сердца, и, поднимаясь по улице к чужому дому Каны, она уже чувствовала себя почти успокоившейся. Только «чувствовала», а не была. Мира быстро оказалась около двери Альбероны, исступленно понимая, что хозяйка дверь не откроет — хозяйка в другом городе. Хотелось ударить себя по лбу за глупый порыв, но холодок пробежался по спине дьяволицы. Она вздрогнула, не смея даже дышать. — Дитя, будь благочестива пред Господом нашим, разве не молишь ты Бога нашего о прощении за грехи свои? — Никого в доме не было, Мира этого не осознавала. Она выпила достаточно, чтобы призраки прошлого оживали в её глазах. И этот голос принадлежал Верфлу. — Б-ред, не может быть. — пролепетала барменша, сотрясаясь от звучания голоса в голове, который впивался в нее все глубже и глубже, так что она ощущала его теперь в самом сердце. Ей хотелось кричать от этого беспощадного инквизиторского звучания, которого она боялась всей своей душой. Она сбежала из этого ада, не надо ей напоминать про него. — Очень странно, — после долгого молчания вымолвил голос в голове. В нём слышалось недоумение. — неужели тебя ничему не научили мои наставления, дитя? — Он улыбался, чёрт его дери. Миражанна точно знала. — Неужели Господь снова просит, чтобы я наказал тебя за богохульство… Миражанна, добиваемая вином в своей крови, не осмелилась открыть глаза, жмуря их и сжимая руками уши. Она не хотела снова видеть массивные плечи, а над ними прямой, словно выкованный из свинца затылок. Такой бывает у монстров в людской коже, это Мира точно понимала. Гнетущая тяжесть шла от сердца к телу, и каждый вздох её путал и путал, вынуждая Штраус облокотиться о стену и сползти по ней, опираясь о дверь квартиру Каны. — Non apparebit Dominus. — убито прошептала Мира на латыни, чёртовом языке, изученном в церкви, исступленно глядя на пустоту впереди. И ее по-прежнему пробирал озноб. Голос молчал, может быть, ей повезло и он покинул её голову навсегда. Штраус боялась заговорить. Эту ночь она провела у двери квартиру, уложив голову на колени. Ей привиделся страшный сон. Вой и крики гремели на пустынном поле. Она шла, ступая по лужам липкой крови, от вида которой ей стало так дурно, что девушку вырвало на чей-то труп. Её руки были чистыми, что было смешно, учитывая, что всё остальное было в крови. Вдруг перед её глазами, на поле упала отсечённая голова. Улыбка сползла с лица. Миражанна с ужасом закричала, закричала так сильно, что, казалось, сама оглохнет от своего испуганного воя. Перед её ногами лежала голова Лисанны. Она была старше и взрослее, чем когда умерла. Она пятилась назад от страха, мотая головой. Споткнулась о чей-то труп и упала, обмазавшись в крови, пачкая свои чистые руки и ощущая, как по лицу стекала чужая кровь, затекая под одежду и в рот. Мира медленно, утробно рыча, опустила глаза, глядя на мужской труп со светлыми, как у неё, волосами. Лицо было Эльфмана. Это было не смешно, Штраус колотило. Вдруг всё вокруг начало меняться, она оказалась на другом поле боя. Крови и трупов стало меньше, но это не спасло. Миражанна исступленно стояла и смотрела туда, где пару минут назад были трупы и части от её младшеньких. Она ощущала, как острая боль пронзала её сердце, распиливая на части. «Убирайся, отсюда!» — Кричат ей и толкают: она падает, глядя на то, что показывает ей кошмар. Перед ней был Фрид. Раненный врагами, испуганный за неё, но живой. Глаза расширяются. Живой…! «Что происходит?» — спросила волшебница. Фрид не отвечает, потому что в следующую минуту Штраус становится свидетелем его смерти. Он заслонил собой её — атака врага снесла ему половину голову, убивая. Кровь брызнула на лицо Миры, обжигая теплотой. Труп Джастина падает ей на руки, сразу остывая и оставляя девушку один на один со своим кошмаром. «Аа-а-а… Аа…! Не-е-е-ет…! Помогите…! Кто-нибудь…!» — закричала дьяволица. Она открыла глаза, и ее испуганный взгляд встретился со взглядом Каны. Что это… что такое? Она у неё под дверью, подруга её сильно тормошила и глаза у неё перепуганные. Это был просто сон. Почему такой? Почему именно такой?! Ей стало очень страшно. Мира попыталась улыбнуться. — Что ты тут делаешь? Почему ты так смотришь на меня? Кажется, мне привиделся страшный сон. — Мира! — Кана роняет слёзы на щёки, прижимая подругу к себе. — Что такое тебе снилось, чтобы так истошно кричать и вопить?! А если бы меня не было? Кто бы тебя разбудил-то?! Почему ты заснула у двери! «Что же я кричала, о чем, — со страхом думала волшебница, — почему я плачу из-за фантазий?» Миражанна с ужасом отринула мысль, что для сна это был перебор. — Пойдём я заварю нам чайку с вареньем. Мира, ты позволишь тебе помочь? — Кана осторожно помогает ей встать, не отпуская рук с талии. — Ты можешь отдохнуть у меня, тебе это надо. — Альберона загнанно вздохнула. — Пожалуйста, говори, если тебя что-то пугает. Я не для красоты тебя подругой считаю, — Они перешли порог квартиры. — твои проблемы для меня не помехи, а часть тебя, если ты не можешь их решить, я помогу. Она опять попыталась улыбнуться. — Кана, ты не представляешь, как я рада тебя видеть, — горячо прошептала Штраус и прикрыла глаза. — как твоё задание, м? И мне интересно, зачем тебе нужна была карта. Мира достаёт из кармана желтую карту с заточённой в ней магией молний. Кана берёт в руку карту, чувствуя знакомую энергию. Одинокая слеза катится по лицу. Гадалка усаживает Миру за стол на стул и ставит чай, предлагая гостье пачку печенья с орехами. Она пододвигается к ней ближе, пальцы гладят ее обнаженную руку, а глаза светятся пониманием и глубинной скорбью. Миру неудержимо потянуло прильнуть к женскому телу, прижаться, все рассказать и не отпускать подругу, пока он не послушает. Ведь она только что видела, как она страдает. Но солнце бросало свой свет на ее лицо и кухню, и ей стало стыдно. Она побоялась выговорить слово. — Не беспокойся, Кана, — пыталась она улыбнуться, пока по телу пробегала дрожь. — Я перепила, зачем мне скрывать что-то от кого-то? Я была сбита с толку появлением Дреяра в гильдии недавно. — Мира, — Теплые руки поддерживают Дьяволицу, — не я, но когда-нибудь, теплые руки будут держать тебя также и ты сможешь поведать о своей боли. — гадалка улыбается, прикасаясь к щеке светловолосой. — Потому что нельзя раненной душе долго быть одной. Барменша лежала головой на столе, не шевелясь, словно загипнотизированная этим серьезными, загадочными словами. Как бы все сразу могло стать хорошо, думалось ей, если бы она рассказала всё Кане, поведала о муках раннего детства и аду в приюте, почему Миражанна ходила в плащах и прятала своё тело в ужасе кричала, когда его касались. Но солнце горит и зашивает лучами рот демонессе. Она чувствовала, что в темноте могла бы заговорить. Но свет парализовал ее слабую волю. — Так значит ты выполнила задание? — Естественно! — рассмеялась Кана и улыбнулась, засовывая в рот печенье. — Ну ты глянь на меня, разве могло быть иначе?! Миражанна смеётся, аде замирая и удивляясь, как легко и беззаботно она смеётся, глядя на лицо Каны, рассказывающей очередную шутку, помогая подруге забыть страшный сон. В фиолетовых глазах стояли непростые слезы тревоги за подругу и облегчения, вытекавшего из того, что Штраус всё шире смеялась, забывая своё бледное и сломленное лицо, с каким она спала под дверью. Миражанна затихла, глядя в родные глаза подруги. Кана крепко держала её, давая необходимое — поддержку. Она прикрыла глаза, положив свои руки поверх ладоней гадалки. Чуть позже, не сейчас, Мира отхлебнёт чая с вареньем и увлекательно расскажет Кане о том, как их товарищи-дураки стащили задание повышенной сложности и умчали на остров Галуна. Однако это будет чуть позже.