Убить во имя чести

      Проснувшись следующим утром, Артур не мог поверить, до чего реалистичный был его сон. Снилась Нина, которая целовала его, говорила, что любит, и на её лице было выражение сильной печали. В реальности такого не могло быть, потому что Нина его ненавидит и никогда не простит ужасных ошибок, которых он совершил немало. И она вышла замуж за миллионера, сейчас с ним где-нибудь на яхте или в шикарном отеле. При мысли о том, что этот миллионер делает с его любимой, Артура передёрнуло. Он пожалел, что не погиб в аварии, а его спасли. И всё для того, чтобы осознавать, что любимая не с ним, а с каким-то уродом. Но он сам виноват. Если бы не вёл себя с ней, как скотина, они бы сейчас были вместе. Потерял любимую по собственной глупости. А без неё жизнь не имеет смысла. Как можно жить, зная, что она замужем, к ней прикасается другой, тот, с которым ей хорошо, она и не вспоминает ни о чём.       Неожиданно Артур увидел какой-то предмет, лежащий на одеяле. Сначала не понял, что это. Решил, что, наверное, это выпало у врача. Но, взяв его в руку и рассмотрев получше, почувствовал, что его бросило в жар, который прилил к щекам, заставляя сердце ускориться, а дыхание сбиться. Это была пуговица. Медная, с изображением самолёта. Та, которая была на его форме четырнадцать лет назад. Которую тогда оторвала на память маленькая Нина. Которую она показала ему полтора месяца назад, после их первой ночи, когда призналась, что хранит её всю жизнь и везде возит с собой, никогда с ней не расстаётся. Но как пуговица оказалась здесь? Артур был уверен, что после всего, что произошло, Нина выбросила пуговицу или хотя бы оставила дома, не взяла же она её с собой в Голливуд. Но откуда тогда она здесь? Мистика. Как будто сон сбылся. Жар, ударивший в голову, стал нестерпим. Было очень душно и трудно дышать. Она не могла здесь быть, Нина не могла прийти, это невозможно. Или возможно? Может быть, она узнала обо всём и пришла поторжествовать? Посмотреть, что стало с её обидчиком и злорадствовать по этому поводу. Но нет, вряд ли, зачем ей это надо? Нина, миллионерша, звезда, не станет тратить время, отведённое на свадьбу и брачную ночь, чтобы посмотреть, что там стало с каким-то ничтожным человеком, нестоящим и секунды её драгоценного времени. Но тогда как же? Чем больше он размышлял над этим, тем хуже становилось. А показатели на мониторе стремительно менялись.       Услышав тревожный писк приборов жизнеобеспечения, Эдвард позвал врача и ждал его, жалея, что Даша вышла и не может оценить, что произошло с Артуром. Но он и сам понимал, что хорошего мало. Ведь едва услышав сигнал, Эдвард вскочил с кровати и, не обращая внимание на головокружение и лёгкую боль в груди, появившиеся тут же, стремительно подскочил к кровати и увиденное заставило переживать. Артур беспокойно метался по кровати, его лицо окрасилось нездоровым лихорадочным румянцем, глаза блестели, а на лбу выступили капли холодного пота. Губы дрожали, и с них время от времени срывался невнятный бред, что-то хриплое и отчаянное, слышное лишь едва:       — Нина… Родная моя… Любимая… Приди ко мне…       Эдвард откровенно растерялся, он видел, что брату очень плохо, и не знал, что делать, как помочь. И почти инстинктивно нажал тревожную кнопку и пока врач не пришёл, попробовал хотя бы успокоить Артура. Он положил руку ему на плечо, второй сжал его просто ледяную ладонь и начал убеждать его, как ребёнка:       — Не волнуйся, тебе нельзя, всё будет хорошо, Нина здесь, рядом, она придёт, а ты успокойся сейчас, не о чем переживать.       Артур явно не воспринимал сейчас его слов, продолжая отчаянно бредить. Эдвард машинально коснулся его лба и едва не отдёрнул пальцы — тот был просто раскалённый. Наконец явились медики, и Эдвард стал объяснять то, что было:       — Он волновался сильно, потом я подошёл и увидел, что тот совсем плох, помогите ему, прошу вас.       — Поможем, не сомневайтесь, а вам лучше вернуться в кровать, вы ещё слабы, операция на сердце — это не родинку удалить.       Эдварду ничего не осталось, но даже в кровати он продолжал неотрывно смотреть на то, что происходило с братом, и внутренне стремиться к нему, чтобы помочь и спасти снова, если не кровью опять, то своей душой, любовью, желанием принять в своё сердце, как близкого и родного человека. Врачи тем временем принялись за дело и, открыв контейнер с аппаратурой, начали проверять состояние больного.       — Температура почти сорок градусов, — сказал один из них, вытаскивая термометр. — Похоже на стресс.       — Скорее всего, — ответил другой с тонометром. — Давление ниже ста и пульс просто бешеный.       — Воспаления я не вижу, — сообщил третий, снимая повязки. — Но швы кровоточат.       — Тахикардия страшная, что же заставило его так нервничать? Налицо все симптомы нервного и психического истощения, — подвёл итог первый и крикнул медсестре. — Глюкозу и Б1 внутривенно, цефтриаксон внутримышечно, обработать швы йодопироном и сменить повязки. Потом дать успокоительное.       Медсестра кивнула и тотчас принялась ломать ампулы и набирать в шприцы названные препараты. Затем взяла безвольную руку пациента и, найдя вену, ловко ввела иглу, после закатала рукав ещё выше и вколола в предплечье. После приступила к обработке, стирая кровь и накладывая антисептик, закрывая потом новыми повязками. И напоследок протёрла влажный лоб пациента спиртовой салфеткой. К концу всех манипуляций Артур стал выглядеть несколько лучше и через несколько минут спокойно заснул под действием успокоительного. И тогда уже один из врачей подошёл и к Эдварду, считая своим долгом посмотреть и его, зная, как сильно тот переживает за друга.       — Вы тоже не в порядке, я смотрю, — произнёс медик категорично. — Вы сильно побледнели и руки у вас дрожат.       — Я так испугался за него, поверьте, он очень многое значит для меня, — горячо произнёс Эдвард.       — Едва ли больше, чем ваше здоровье, — неодобрительно произнёс врач. — Давайте руку.       Эдвард решил не перечить и покорно вытянул левую руку поверх простыни, позволяя надеть на неё манжет тонометра и выслушать приговор:       — Ну вот, я так и знал, пониженное, нельзя было так переживать. Небось и сердцебиение, как у кролика.       — Точно, — скажет он через минуту, убрав фонэндоскоп. — Боюсь, что с таким настроением вы нескоро поправитесь, я вот пожалуюсь Даше, и она усыпит вас какой-то своей наработкой. Так что не будем упрямиться и успокоимся сами.       Эдвард заверил его, что так и поступит после чего медик ушёл, обещая заглянуть вечером.

***

      Даша вышла в коридор, на ходу набирая по телефону номер.       Девушка знала, что это почему-то очень важно. Она немного колебалась, её руки дрожали.       — Здравствуйте, Натали, — вежливо сказала девушка, — я должна сообщить важную новость.       — С кем имею честь говорить? — недовольным капризным голосом, манерно растягивающем интонации, спросила Натали. — Представьтесь, пожалуйста.       — Даша — невеста вашего сына.       — И чем обязана вашему звонку? — Натали явно пыталась скрыть неприязнь в голосе, что получилось не очень успешно.       — Натали, я в больнице, — мягко произнесла Даша, — нет, со мной всё в порядке. Но я должна сказать вам кое-что очень важное. Пожалуйста, не бойтесь. Уже всё хорошо. Но чуть не произошло большое несчастье. Не могли бы вы приехать?       — В чём дело? — насторожилась мать Эдварда.       — Ваш сын в больнице.       — Что? — теперь в голосе Натали была паника. — Что с Эдвардом?       — Он сдавал кровь, чтобы помочь своему другу Артуру. Он его спас. Я полагаю, вы знаете его?       В ответ — молчание. Живое, взволнованное. Даша слышала тяжёлое дыхание собеседницы.       — Эдвард спас Артура? — наконец спросила Натали с волнением. — Он жив?       — Оба живы, — успокоила её Даша, не зная, про кого именно, спросила женщина, — стало быть, вы знаете Артура. Но предполагаю, что вам не всё известно. Например, причина, по которой Эдвард решил его спасти, также как почему именно он подошёл в качестве донора...       — Дарин, — прервала её Натали, в её голосе послышалась паника, — вам что-то известно на этот счёт?       — Натали, это не телефонный разговор, — сказала Даша, — давайте встретимся, приезжайте в больницу. Ваш сын здесь. Точнее, оба сына…