Дети тьмы

Как уже было известно, демон в поместье водился. Он то спал, то пробуждался, находясь в теле Айседоры, о которой, кажется, все забыли. Эти прятки не принадлежали бедному графу — они целиком и полностью являлись творением зловещей невесты, от которой никто не ждал зла. Девушка должна была находиться без сознания, лежать в своей прохладной и мягкой постели. Вокруг неё был обязан крутить пируэты жених, а его слуги — если мы продолжали говорить на древний манер, заменяя подобными историзмами рабочий персонал во фраках — подносить зеркальце к её носу, регулярно проверяя наличие дыхания. Если это сказочное поместье не собиралось горевать по одержимой девице, то могло бы оставаться хотя бы немного чутким. Примечательно, что размышляла я об этом в тот момент, когда раздавала всю себя на страстные выяснения отношений и знакомства с ближайшими родственниками, которые были утеряны слишком давно, чтобы обрести невероятную ценность. Попадать в скверные жизненные ситуации уже вошло в привычку, и внезапно наставшая тьма в сопровождении зловещего смеха не трогала струны нервов. Куда сильнее меня гложило, что разбираться с этим придётся никому иному, как нам. И мои скверные предположения подтвердились, когда едва отступивший Спиридон оказался плечом к плечу со мной. Слегка расслабленный брат бросил гостей, добровольным шоуменом для которых стал. Он нашёл свою темноволосую подругу, которая успела заскучать в сторонке, что-то быстро нашёптывая и присоединяясь уже вместе к нам. Братья — готова поспорить, причём с тоской, они уже думали, как убраться отсюда — также подошли ближе, будто бы зная, что демонические шутки падут именно на наши души. Сами того не ведая, мы выстроились в некое подобие кольца, окидывая расписное, пропахшее угощениями и пролитым шампанским помещение, взглядами. И это произошло не просто так. Даже в самых густых сумерках, в нескольких мимолётных минутах до полной темноты, по верхам потолка метался некий бесформенный силуэт, точную форму и происхождение которого невозможно было определить. Это лишь подтверждало мои мысли по поводу того, что это никто иной, как демон, наконец выбравшийся наружу. Теперь у него было достаточно сил, чтобы вершить зло и испивать неподготовленных светских людей. Будто бы он не знал, что здесь есть мы — люди, которым достаточно увидеть мерцание у потолка, чтобы молча сгруппироваться, защищая спины друг друга, будучи готовыми к нападению со всех сторон. Итак, современная свита, которая явно была привычна к размеренной, лишённой проклятых проблем и мутаций жизни, стала взвизгивать от каждой взорвавшийся лампочки, раската смеха и тени, мелькнувшей рядом. Все как один стали жаться к полу или стенам, что-то шепча. Кто-то боялся, кто-то негодовал. Я видела, как хозяин бала замер на месте, размышляя, как спасти ситуацию. Слева от нас, прямо у распахнутых окон, стояла женщина, кожа которой отливала розовым, а глаза сверкнули золотым. Она была на нашей стороне и относилась к тем, кого задела ядерная война. Боковым зрением я видела Шамана-старшего — называть его по имени было как-то неверно, учитывая отношение магов к человеческим «названиям» — и графа Люциуса. Они тоже замерли, а взгляды их метались то на потолок, то на нашу компанию, которая ныне собиралась автоматически и без раздумий. — Сестрёнка? Ты заметила одну странную тенденцию? — нервно усмехнулся наш Шаман, озираясь по сторонам и надеясь, что демон не нападёт на нас первым делом. — Там, где мы, всегда мрак и разруха? — угрюмо предположила я, ощупывая себя и с отчаянием осознавая, что не имею никакого оружия. — И это тоже. Но я скорее о том, что ты у нас отвечаешь за планы, — протянул брат. — Ты же знаешь, что нам делать. Конечно же, я кивнула, делая шаг из круга и окидывая взглядом присутствующих, готовых к защите и минимум попыткам спасения. Однако мой кивок совершенно не означал, что у меня есть хоть какие-то мысли насчёт происходящего. А чтобы они появились, нужно было разобраться во всём по порядку, что казалось весьма затруднительно в столь давящей обстановке. Итак, демоны, подручные с того света и крайне назойливые леди и джентльмены, всегда были способны на слишком многое. В особенности когда набирались сил для своей полноценной деятельности. А этим мы нашего милого диббука уж точно обеспечили, пуская порой и предпринимали попытки ослабления его влияния. Демоны подчиняли себе слабых смертных, читали мысли, перемещали как предметы, так и себя с места на место, регенерировались и запугивали, отлично видели и слышали, меняли людское сознание и собственный внешний вид. Из этого вытекал мерзопакостный факт, который заключался в преимуществах демонов в этой игре. Прятки с демонами, какими бы они ни были — борьба со смертью, обречённая на проигрыш. И учитывая все способности этих посланников ада, побежали, конечно же, они. Всего на мгновение я поверила, что мы, все до одного, проиграем. Что этот пир, ради которого мы прошли столько мучений и из-за которого забыли про Айседору, закончится нашей смертью. И нет смысла отлынивать от злого умысла. Но потом, прежде чем хоть какой-то набросок плана созрел в моей голове, я создала некую схему, которая уж точно продлила бы наше бытие хотя бы на несколько жалких часов. — Братец, вперёд к Айседоре и за бубном. Проверь её и примани демона. Быть может, твой отец знает, как создать для него ловушку? — предположила я, а Шаман, коротко кивнув, понёсся прочь из зала. Люди неверно расценили это, начиная в панике разбегаться, отчего мне пришлось повысить голос. — Келпи, пора учиться коммуникации. Попробуй успокоить людей. Скажи, чтобы были аккуратны. Не кричали. Не прятались. Ничем не резались, не пускали слёз, не читали молитв. Диббук всё равно знает, где они. Видит каждую душеньку. Кого-то из гостей неведомой — но нам вполне известной — силой подняло наверх, разрывая пополам. Кровь брызнула в стороны, отчего кто-то закричал, и началась настоящая толкучка. Келпи самоотверженно рванула в толпу, чтобы выполнить мои указания. — Шёпот, помоги ей. Я не доверяю парнокопытным с девичьими лицами, — продолжила я. — Визг, работа посерьёзнее, найди этого чёрто… демона. — И что мне с ним делать? — вопросил тот, разминая шею и озираясь по сторонам. Видок у него был такой, словно он имел с этим демоном личные счёты. — Если сможешь, останови, обмани, задержи. Но никакой крови, понял? И обойдёмся без жертв, — озвучила я задачу, хотя на деле это была личная просьба. — Уведи его подальше от людей, если не хочешь, чтобы пир превратился в вечеринку каннибалов. Спиро, нам нужно наверх и собрать всё оружие. Наше чужое… неважно. Чем больше, тем лучше. Отбиваться придётся усердно. Наш круг рассыпался, будто его и не было. Каждая из нас бросился в своём направлении, чтобы выполнять все задачи. Конечно, они имели смысл, но на деле значили слишком мало. Держать людей в одном месте и консультироваться у взрослых шаманов было недостаточно, чтобы спасти себя и остальных, ведь при этом мы никак не контактировали с окрепшим демоном. Тем не менее, начало было положено благодаря иллюзии деятельности, которой был занят каждый из нас. Мы со Спиро тоже покинули зал, чтобы взобраться вверх по недавно оставленной лестнице, на которой я самолично вершила свою судьбу. Мой русский товарищ не отставал, но я всегда была на ступеньку выше, ведь куда больше смыслила в уровне чрезвычайной ситуации и не имела переломанных костей. — Первым делом, нужно раздать найденное нашим, — произнесла я, оглядываясь назад и замечая, сколь чётким движением Спиридон отнимает руку от своих повреждённых рёбер. Качнув головой, я снова обернулась на путь, хватаясь за ближайшую стенку, чтобы не завалиться. Ощупывая обои с вышивкой золотистых цветов, касаясь кончиками пальцев картинных рам и считая все двери подряд, я добралась до нужной, распахивая и позволяя мужчине зайти первым. Мне захотелось включить свет, чтобы избавиться от этой темноты, сокращающей пространство и сбивающей с толку, но ни одна лампочка в этом месте больше не работала. Я заметила, как Спиридон присаживается на кровать, тяжело дыша. Вдали от кричащих гостей, без света, его запыхавшееся дыхание показалось мне несколько неприличным. Мысленно я объяснила его привал усталостью, болью и нежеланием смело рыться в моих вещах. Дальше я не обращала внимание на то, как русский титановый воин приводит себя в порядок и собирается с мыслями, чтобы не задеть его чересчур гордых чувств. Вместо этого я перерыла все ящики в комнате, находя несколько старых, почти догоревших после чьих-то любовных игр свечей, расставляя их и зажигая с помощью своего огня. Впервые курение показалось мне настолько полезной и спасающей привычкой. Когда мгла была разогнана, я достала все свои ножи, которые успела запрятать, все маленькие кинжалы и один единственный пистолет, чудом доживший со мной до этого момента. Почти бесшумное ругательство соскользнуло с моих губ, когда я осознала, как много полезного осталось в машине. Сейчас мне казалось, будто оставлять оружие — высшей степени идиотизм, но как бы не так. Свобода от лезвий и судьбоносных пуль хотя бы на считанные часы даровала истинное облегчение. Порой было невероятно приятно осознавать, что хоть где-то можно расслабиться и почувствовать себя в безопасности, в нормальной человеческой обстановке. Увы, в этот раз чуйка здорово подвела. Продолжая надеяться на лучшее, я метнулась к двери в комнату, которую так и не закрыла, замечая Шамана. Тот с печальной миной на лице пятился из комнаты Айседоры. Мне захотелось понадеяться, что та умерла и последние её жизненные силы иссякли, но это было крайне подло и неправдоподобно. К тому же, следом за Шаманом из покоев, опираясь на дверной косяк, а после стену, выползла графская невеста, кожа которой пуще прежнего походила на фарфор. Эти двое двинулись вниз, но я выскочила из комнаты, задерживая брата и кладя руку на его грудь, чтобы тот затормозил. Мне почудилось, будто бы сердца наши теперь бились одинаково, что вовсе не удивительно после моего роскошного самопожертвования в честь кровинушки. Прежде чем изложить желаемое, я горько усмехнулась. Наши сердца бились одинаково только сейчас, спустя столько лет, когда кровные узы слабели и на первый план выходили другие ценности. Шаман не метался от душ к душам, как последний кретин. Он обрёл постоянство, ответственность, небывалый героизм и эмпатию. В его разум и сердце попадало куда больше лиц, характеров и личностей, чем когда-либо. Оттого когда-то единственная толстая нить между нами стала более утончённой. Я же, всячески гонимая достойными джентльменами и утомлённая вниманием самых отчаянных идиотов нашего времени, изгоняла из своего сердца каждого, кто претендовал на этот ритмично бьющийся орган. А сейчас я распахнула грудную клетку, разгибая рёбра, словно прутья, предлагая себя тем, кто казались действительно достойными. Это высасывало из меня всякую порядочность и уводило в сторону от сестринской любви, но рано или поздно это должно было случиться. Наша с Шаманом жизнь была запредельно длинной и смертоносной, но нам не было предначертано состариться одним-одинёшеньким в старом, разваленном доме, лишённой новых душ, будь то родители или настоящие пассии. Из мглы собственных наблюдений меня достали требовательные, почти что светящиеся глаза Шамана. Я опомнилась, вновь впуская в себя мысли о проблемах насущных. — Доберитесь до машины, почти всё осталось там, — попросила я. — Думаешь, нам не хватит того, что мы притащили сюда? — изогнул бровь брат, через плечо заглядывая в комнату и замечая Спиридона, развалившегося на высокой кровати. — Не хватит, — категорично заявила я, перегораживая проход, хотя мои габариты не позволяли полностью загородить вид. — Мы сражались со многими сущностями, братец. Нам бывало легко и трудно, но ты грубо солжёшь, если скажешь, что этот диббук — не самое прилипчивое, мощное, хитрое и внимательное существо из всех, что нам приходилось видеть. За последнюю неделю он побывал в двух телах, его питали две энергии, две души, две плоти. И, поверь, если он начнёт призывать собратьев, даже тебе придётся начать молиться. — Твоя эрудированность и подкованность заставляют меня дышать, умопомрачительная сестрица, — выдал Шаман, энергично кивая. — Сегодня ты за штурвалом корабля. Сейчас всё будет. — Привет, — нежно улыбнулась Айседора. — Помогу, чем смогу. Я перевела на неё взгляд, недоверчиво зыркая. Она выглядела воодушевлённой и явно облегчённой. Будто бы диббук не был её частью, сущностью, которую она взращивала против своей воли. Я опустила это мимо внимания, отвечая дежурной улыбкой. — Рада видеть в добром здравии, — сухо произнесла я. — Сейчас соберу свои заначки, подлатаю твоего дружка и сей же момент присоединюсь. — Ловлю на слове, — подмигнул брат. — Не забудь, что капитан отвечает не только за выигрыши, но и за поражения. — Само собой. Если бы капитан отвечал только за поражения, не сомневайся, им стал бы ты, — с неподходящей вежливостью подметила я, пятясь назад. Кивнув, я закрыла дверь, исчезая. Спиридон повернулся на меня. Даже в свете свечей я сумела понять, что ему стало лучше. Конечно, настолько, насколько это возможно в столь плачевном положении. Но если поставить рядом Спиро и обычного человека, который прошёл бы точно такой же путь, то, несомненно, этот русский выглядел лучше всех. — Ты сделал перевязку? — вопросила я, подходя к своим собранным вещам. Мысленно я выделила, какие могла бы отдать. Некоторые являлись воистину судьбоносными и значимыми только в моих руках, так что расставаться с ними не имело смысла. В ответ мне было напряжённое молчание. Вполне типичный отрицательный ответ для столь геройствующего человека, который любую войну, пожар и потоп пройдёт без медикаментов. Застыв напротив кровати, я немного поразмыслила, выглядывая за окно. Там было пусто — никто и не пытался выбраться из дома. Может, окна и были распахнуты, но это не значит, что демон не поставил на двери и открытые рамы печати, которые не дают людям выйти. Попробуй просочись — непременно расплавишься, как свеча из мягкого послушного воска. В самом деле, наверное, у нас было немного времени, чтобы действительно подлатать Спиридона и облегчить ему предначертанное сражение. И дело было не только в моём пробуждённом неравнодушии, но и в элементарно расчётливой практичности. Как бы прескверно то не звучало, толку от перевязанного Спиридона будет больше. — Тогда снимай рубашку, мой большой друг, — задрала подбородок я, демонстративно отходя, чтобы тот не подумал, что мне воистину интересно поглядеть на его сине-фиолетовое от гематом тело. — Может… — Прости, я выносила этот вопрос на обсуждение? Спиридон, будь добр, представь, что ты на работе и должен выложиться на все сто. Чтобы это сделать, тебе надо снять пиджак и рубашку, чтобы мы хотя бы немного попытались исправить запущенное упущение, — повторила я, цепляя пальцами край кроватного пледа и отбрасывая его в сторону. Скомкав в руках одеяло, точнее, мягчайший пододеяльник, я принялась рвать его и тянуть на себя, чтобы получить хоть что-то, похожее на бинты. Процесс этот был неудобный, нелёгкий и весьма выматывающий. Заставить Спиро встать, аккуратно тянуть линию пододеяльника, чтобы та не порвалась раньше времени, нащупывать в памяти верную перевязку… Проще сразу перескочить к изначально невинной прелюдии и простейшей заботе. — Руки поднимешь? — попросила я, не будучи полностью уверенной в том, что подобное действие ему подвластно. Спиридон вновь сидел на кровати, а я стояла напротив него, теребя воображаемый бинт, который мне придётся фиксировать крайне туго. Он, что-то там буркнув, хотя звук больше походил на медвежий рык, поднял руки настолько, насколько то было возможно. Тогда я, едва глядя на него — это было пиком трудности, ведь при свете свечей мне хотелось с повышенной внимательностью рассмотреть его стальное тело, способное вытерпеть что угодно — стала наматывать бинт, стискивая рёбра, но не давя на них так, чтобы всё усугубить. В подобных условиях, под завывание далёкого демона, редкие вскрики снизу и при тусклом огне, это тоже оказалось несколько неудобно. Недовольно выдохнув, я коснулась его колен, разводя их. Приблизившись, я поставила одно своё на освободившийся участок кровати, слегка наклоняясь, чтобы перехватить бинт. Я занесла руку за спину Спиридона, чтобы перехватить пододеяльник и, тем самым, завершить первый круг. В тесноте, одурманенная запахом кожи и неизвестного, запредельно душистого лосьона, с отблесками танцующего пламени в чёрных глазах, я делала круг за кругом. А когда все они были сделаны, я перекинула тканевую полоску через плечо Спиридона, занося за затылок и ловя другой рукой с другой стороны. Немного отстранившись, я заглянула в будто остекленевшие глаза русского. — Туго? — уточнила я. — Как надо, — кратко ответил Спиридон, поднося руки к краям бинта, чтобы проверить завязанный мной узел. Его крупные, тёплые руки нечаянно коснулись моих, ведь он даже не посмотрел, куда кладёт их, не отрывая глаз от моего властвующего, контролирующего, предельно сосредоточенного взгляда. Вместо того, чтобы отдёрнуть пальцы и извиниться, что полностью соответствовало схеме поведения Спиридона, он скользнул ими к моим запястьям, сжимая их. Ничего не сказав, он приблизился ко мне, но ни к лицу, а к шее, будто бы желая услышать аромат, который мгновение назад был столь близок. Я уловила, как по комнате прогулялся ветер, уносясь прочь, будто заблудившись. Несколько свечей погасло, отчего лицо Спиро стало несколько мрачнее. Его дыхание коснулось моей шеи, но, поверьте, то было лишено любой пошлости. Это было сделано маняще и по энергии напоминало помешательство. Внезапная близость не пыталась пристыдить, ведь она словно выжидала своего часа. Это чувство, которое так просто связало нас по рукам и ногам знало, что его ждали. Я же отдавала себе отчёт, что подобный дурман, которого жаждали слишком долго, не отпускал столь просто. Я, не закрывая глаз и не поддаваясь полностью, подалась вперёд, кладя руки на напряжённые плечи Спиридона. Его правая рука легла на мою спину. Вне зоны видимости, она казалась причудливо большой и властной. Такая простая, молчаливая и обоюдно согласованная ласка казалась наиприличнейшим проявлением чувств. Но в тихом омуте черти водятся, верно? Порой за ласками двух принципиальных людей с платоническими моральными устоями, которые стали узниками томления и обстоятельств, скрывалось нечто неприличное. Такое, что даже описывать прескверно. Только на пару секунд я призадумалась. Да, у нас было немного времени. Будучи человеком с вечно готовыми планами, ты всегда выигрываешь в схватке со временем. А победа твоя всегда исчисляется в мучительных минутах. *** Я знал, что у сестрицы со Спиро отношения. Об этом знали, вообще-то, все, за исключением них самих. Я спустился к Шёпоту со второго этажа на первый и поднял над головой карабин М4. Да здравствует кольт Лоу, ныне и присно, и во веки веков! За спиной торопливо шла Айседора, притом не молча, а причитая. — А где дамочка? — спросил Шёпот. Иронично — шёпотом. — Наверху. Со Спиро. Она его лечит, он её соблазняет. — Ни…чего себе, — присвистнул он. — А Визг об этом знает? — Избавьте меня от ваших любовных параллелепипедов, — поморщился я. — Где Келпи? — Та странная мамзель с волосами, как у утопленницы? Внизу. Кого-то топит. — Отлично. Что?! Айседора смолкла. Шёпот пожал плечами. — Всё в порядке, все при деле. Так или иначе, внизу люди мрут как мухи. Одним больше, одним меньше. Он выглядел достаточно беззаботным, и я тоже немного расслабился. Мы прошли большой лестничный пролёт в кромешной тьме. Я прекрасно видел в темноте и ориентировался, и полагаю, Шёпот — тоже. Во всяком случае, он ни разу ни во что не врезался. Холл был пуст, точно всё поместье вымерло. Мы втроём брели между высоких колонн, подпиравших потолки с лепниной. Я вглядывался в очертания мебели и тёмные закутки, но все словно под землю провалились. — Какого чёрта? — удивился Шёпот. — Тут же было море трупов. Он почесал косматый затылок и спутанные грязные волосы, спускавшиеся между лопаток. — Наверное, им стало скучно и они ушли, — предположил я и передал карабин Шёпоту, а сам взял свои любимые кольты из кобуры на бёдрах. Айседора взволнованно спросила: — Кто из вас последним видел моего мужа, графа Малекина? — Человека с таким именем на месте диббука я бы предпочёл не жрать. Слишком дурновкусно. — Согласен, он стрёмный мужик, — сказал Шёпот. — Эй, гляди. И он указал на длинную бархатную портьеру, прикрывшую окно. Я присмотрелся. Под ней угадывался чей-то силуэт. Кто-то спрятался в углу, прикрывшись ею? Я медленно подошёл к окну и посмотрел на Шёпота. Он кивнул мне, взяв наизготовку карабин и прицелившись. Я отогнул край тёмно-горчичной портьеры дулом пистолета и посмотрел вниз: там, прямо на полу, сжавшись и крепко держась за распятие на груди, сидела насмерть испуганная девушка в дорогом вечернем платье и блестящем колье. Вся она — и её наряд, и камни, которые стоили целое состояние, и кожа — была забрызгана кровью. Она с таким ужасом посмотрела на меня, что я понял: она видела явно больше, чем смогла выдержать. Но она там была не одна. Своим телом гостья прикрывала бледного юношу с разбитой головой и во фраке, а ещё — девочку в светлом газовом платье. Девушка в колье приложила к губам указательный палец и издала тихое «ш-ш-ш». Я кивнул ей и снова задёрнул портьеру. — Всё в порядке, — улыбнулся я, повернувшись к товарищам, — просто сумасшедшая выжившая с компашкой, и они от кого-то прячутся… Тут начали бить часы. Думаю, такой глубокий бой могли бы издать напольные. Мы с Шёпотом встрепенулись. — Откуда звук? — Ты видел здесь часы? Я бы приметил, — сознался Шёпот. — Потому что их завсегда можно спереть. — Не видел. — Я почесал дулом кольта затылок и перекинул косу за плечо. — А где, кстати, твоя подружка? Айседоры в холле не было. Чудеса, притом они мне совсем не по вкусу. Я пожал плечами. — Ну, не знаю. Может, у неё аллергия на громкие звуки?.. Откуда-то из нутра дома, из стен и из-под пола, послышался низкий скрип и скрежет, будто двигались звенья огромного механизма. Следом мы услышали скрипучий голос, от которого даже у меня по спине пробежали мурашки. — Вам не с-скрыться… у вас с-слишком мало времени. Я с-слышу, как вы дышите. Мы переглянулись. — Прячемся? — джентльменским тоном вопросил Шорох и положил карабин на плечо. — Да, — и я бросился к лестнице. Наверняка под ней есть какое-нибудь местечко для нас двоих. Шёпот подёргал дверцы внушительных размеров витрины. Они были заперты. Из большой гостиной, куда были закрыты двойные богатые двери, послышался кашель, и затем — тихие шаркающие шаги. Шёпот вслух ругнулся и подлетел к невысокой софе, которая была кокетливо подвинута боком близ столика с сухоцветами и бюстом генерала Шермана. Он сначала наклонился, намереваясь спрятаться за ней, но тут же разогнулся и посмотрел на меня. — Тут четверо, — сказал он. Я терпеливо и методично простукивал лестницу, зная, что под ней — куча пустого пространства. Наконец, я нашёл плохо закреплённую доску в деревянных панелях и позвал Шёпота: — Помоги мне. Он быстро оказался рядом. Вдвоём мы взялись за доску, отдирая её ногтями. Мы занозили пальцы, исцарапали руки и я понадеялся, что от ржавых гвоздей, которыми была прибита доска, не подхватили заражение крови. Шаги раздавались всё ближе. Я взглянул в тёмный узкий лаз под лестницу и протиснулся в него первым. — Ну как? — спросил Шёпот, озираясь. Я брезгливо осмотрелся. — Пыльно, грязно, и воняет так, словно здесь кто-то сдох. — В самый раз! — ободрился он и с треском полез внутрь. Может, мы сами не сознавали, как сильно были напуганы. А может, лаз был достаточно широким для двух мужчин внушительной комплекции. Но мы впорхнули туда, как птички, и закрыли доской проход, надеясь, что она недурно встанет снаружи. Шёпот с сомнением отошёл от неё и окинул взглядом. — Держится, — сказал он. Я уже занял место наблюдателя под ступеньками, и в пространство между ними прекрасно видел часть холла, то самое окно, софу, входную дверь и стеклянную витрину. Шёпот присел рядом на одно колено. Не прошло и пары секунд, как мы услышали чей-то голос, так близко от лестницы, что я едва не вздрогнул. — Снаружи веет холодом. Кто-то не закрыл окно? Это был тихий женский голос, но необычный — какой-то потусторонний и мистический. Я слыхал много голосов на своём веку, но такого не было никогда. Он не был угрожающим или грубым. Он не принадлежал ни одному демону, который был мне знаком, ни одному духу или безумному смертному. Но в нём, спокойном и ласковом, была странная злоба. Шёпот открыл рот и тут же его захлопнул. Мы оба интуитивно поняли, что нужно быть тише мыши, чтобы выжить. — Есть кто-нибудь дома? Я бесшумно переместился правее, чтобы увидеть, как она выглядит. Шёпот сглотнул и сжал в кулаке какой-то медальон, который висел у него на груди на старом кожаном шнурке. Вдруг шаги прекратились. Воцарилась тишина. Потом она уверенно сказала: — Подожди. Я иду. Она вышла на лунный свет. Моё дыхание остановилось. Застряло в горле. Она — оно — предстало перед нами во всей красе. Чудовищное слияние двух женских тел, сросшихся лицами. Рты у них кривились в безмолвном вопле и были одной большой чёрной дырой, откуда с присвистом вырывалось дыхание. У той несчастной, что была у жуткого демона «ногами», по иронии ног вовсе не было. Она шла на неестественно длинных руках, сгибая их в локтях, неловко и неустойчиво. Казалось, вот-вот упадёт. Такое же трансформирование тело было сверху. Руки оно складывало в молитвенном жесте. Оно было обнажено и покрыто кровью — не своей, полагаю. Откуда-то из глубины его воронкообразного чёрного рта исходил шёпот: — Ты подумал о ней, и она — внутри. Демон брёл к портьере, медленно, но уверенно. Люди, спрятавшиеся за ней, наверняка могли в узкую щёлочку между тканью видеть, как он приближается, как неестественно качается при каждом шаге. Я не знал, могут ли они сбежать. Но знал другое. Они оказались в ловушке. Длинная рука хрустнула. Демон остановился против портьеры, взялся за неё и, помедлив мгновение, резко отдёрнул в сторону. — Бу! — крикнул он и заливисто, по-женски рассмеялся. Он заслонил собой портьеру и окно, и я не видел, что происходит там, в тёмном углу комнаты. Затем послышался хруст, будто ломаются кости. Я всмотрелся. Три тела, три сломанных шеи. Глаза у них закатались до белков, лица жутко вытянулись, челюсти отвисли. Из чёрных ртов, открытых так, словно их порвали, вывалились языки. Демон безразлично развернулся и направился к гостиной, а затем прошёл сквозь стену. Шёпот вытер со лба испарину. А я смотрел, как покойники в своих роскошных костюмах погружаются в пол. Он засасывал, словно трясина. Не прошло и минуты, как все трои погрузились в половицы по макушки. — Какого чёрта здесь творится, — возмутился Шёпот. Я задумался. В самом деле, какого? Это было прямое воплощение диббука? Скорее всего. Вот так он выглядит, когда трансформирует носителя по своему образу и подобию. Вот так уродует и калечит людей, подчиняет своей воле, делает из них сосуд для своего духа, извращённого злом настолько тёмным, что на него было физически больно смотреть. — Как ты считаешь, — задумался Шёпот, — можем мы выйти наконец отсюда? — А что? — растерянно спросил я. — Тебе здесь не нравится? — Ну, не то чтобы меня воодушевляло сидеть в обнимку с трупом, — заметил он. Я вскинул брови и посмотрел, куда он указывал. Себе за спину, в тёмный пыльный угол под лестницей, где, скрюченная и давно уже безнадёжно мёртвая, сидела Айседора Малекин. *** Я не ожидал, что жизнь моя будет простой, задачи — лёгкими, а работа — приятной. Но не думал, что Айседора померла здесь, судя по состоянию трупа, задолго до того, как прибыла к нам с Банши в Белый Дом. С этим знанием я стремительно взлетел на второй этаж в поисках сестры, зная, что где будет она — там будет и святой Спиридон. В последний раз я оставил их в спальне мисс Банши. Где они могут быть сейчас? Одна из дверей открылась, и оттуда выглянул Визг. Он потянул кого-то за руку следом за собой, и я признал Келпи. — Родная! — обрадовался я ей. — И ты, мой жуткий друг. Смотрю, вы спаслись. — Здесь бродила какая-то хня болотная, — хрипло сказал Визг. — Мы втроём закрылись от неё в ванной комнате. — Втроём? Келпи подняла руку, в которой держала… ещё чью-то руку, очевидно, мужскую, оторванную от тела и полуобглоданную. Ей она деловито мне помахала. — Всё ясно, — резюмировал я и заметил, что губы у Келпи были алыми из-за чужой крови. — Вы не видели Банши и Спиридона? — Кто зовёт меня слишком часто, тот долго не живёт, — мрачно возвестила сестрица и явилась пред наши ясны очи из каморки для швабр. Следом за ней явился Спиро, а за ним — сами швабры и щётки. Спиро затолкал их назад и запер дверь. Банши выглядела как обычно спокойной, точно мертвячка. Я умильно прижал к груди руки. — Старая гвардия в сборе! — Где Айседора? — сразу спросила Банши. Я щёлкнул пальцами. — Зришь в корень, дорогая. Айседора-настоящая, та, что Малекин, оказывается, тише тихого в формате мумии спрятана под лестницу и кормит пауков. А другая, та, что притворялась Айседорой, пропала, как ты каждый раз перед распродажей в магазине шляпок и перчаток. Как по волшебству. — Так их двое? — спросил Спиро. — Я не уверен, можно ли так сказать. Кто знает, вдруг диббук просто питал собой давно мёртвое тело. — Я хмыкнул. — Этим всё объясняется. И бесконечные воскрешения Айседоры. И тот факт, что она ничего не помнила. И отсутствие у неё множества признаков одержимости. — Вам не кажется, что этот бал был затеян не случайно? — сложил руки на груди Визг. — Я сразу спросила о причинах такого роскошного бала графа Малекина, — оживилась сестра. — Я подозревал с самого начала, что он нечист на руку, — хмуро сказал Спиро. — Но о хозяевах, как о покойниках. Либо ничего, либо… — Каждый час в этом доме что-то происходит, — сказал Визг. — Не хочу усложнять вам жизни, но с момента, как мы расстались в холле, до того момента, как встретились здесь, прошёл ровно час. — Каждый час диббук ищет себе жертв, — сказала Банши. — Я видел его, кстати. Малоприятное зрелище, — и я скривился, а затем соединил обе ладони в запястьях и пошевелил пальцами. — Мордорукая тварь, шепчет всякую белиберду, как я после попойки. — И неудивительно, — сказал сиплый голос за моей спиной. Я обернулся. В начале коридора стояли как ни в чём не бывало наши отцы. Ухмыляясь, граф Люциус держал стакан с виски в одной руке и бутылку виски в другой. Узнаю фирменное выражение лица Банши. Хоть гори всё кругом синим пламенем, ей это нипочём. Шаман, мой папаня, сунул руки в карманы пиджака далеко не первой свежести. — Этот ваш граф — тот ещё г… — начал он, но Люциус взглянул на него. И Шаман осёкся. — …главный злодей. Мы долго наблюдаем за его домом. — Подозрительный он тип, — согласился граф Люциус. — Живёт на широкую ногу. — Пьёт виски двадцатилетней выдержки. — И только раз в году устраивает такие вот балы. — А нас пригласил на них только сейчас. С чего бы это? Непорядок. — Я знавал его батеньку, — задумался Шаман. — Игрок был в карты. Много проигрывал. Много кому был должен. Как-то раз проиграл даже половину своего поместья. — Мне, — отсалютовал граф Люциус. Банши удивлённо воззрилась на него. — Я хорошо играю в покер, — сказал он. — Не смотри на меня так, дорогая, и не осуждай. Я не заставлял никого со мной играть. — Я только восхищаюсь, — покачала головой сестра. Шаман потёр подбородок. — А помнишь, тогда у тебя исчезла та старая еврейская шкатулка, которую я дарил тебе на Йоль? — Ну? — оживился Люциус. — Такая, старенькая, — он обрисовал прямоугольник рукой. — там ещё было что-то нацарапано на иврите, но я его не знаю. — Господа, ближе к делу, — не выдержал Спиро. Шаман недобро покосился на него. Люциус хмыкнул. — Юноша, спешка нигде к хорошему не приводит. Я знавал одного паренька, он в любовных делах уж очень торопился. — Мы таких называем проще — скорострелами, — добавил мой папаша. Я ухмыльнулся и стукнул его кулаком в плечо. Святые духи! Горжусь своим стариком. — Так вот, — продолжил граф Люциус, — помнится, как-то раз старый граф Малекин на Рождество принёс мне закладную на своё поместье. Я оставил его на минуту в кабинете и вышел. Потом уже обнаружил пропажу шкатулки. Но не особенно расстроился. Она мне никогда не нравилась и не открывалась. Но на неё было очень удобно ставить чашку с горячим чаем, чтобы не портить дорогой стол. — Вы держали шкатулку с диббуком в качестве подставки для чая, блестяще, — произнёс Визг. Келпи задумчиво жевала на оторванной руке палец. Когда она хрустнула им, все вопросительно посмотрели на неё. Граф Люциус спросил: — А она, собственно, кто? — Шаманова пассия и верховое животное, — отмахнулась Банши. — Давайте не отвлекаться. — Так вот, — спохватился Люциус и отвёл рыжие локоны в сторону. — Очень быстро граф Малекин внезапно разбогател. Мол, близ его поместья нашли старый рудник. Он щедро оплатил мне проигранную часть дома. Отремонтировал поместье. Стал жить зажиточно. И устраивал каждый год на Йоль или Хэллоуин балы, но меня или Шамана на них никогда не приглашал. Думал, он на меня обиделся. — Полагаю, он продал душу диббуку, — подвёл я итог. — Чтобы разбогатеть. А поскольку диббук питается живой человеческой плотью, он скармливал ему всех несчастных гостей. В формате этаких пряток. — Дьявольские прятки — как условие контракта, — согласилась Банши. — Контракт прост как дважды два. Он переходит от одного кровного родственника к другому. То есть, вполне мог от Малекина-старшего стать бременем его сына. — И он возобновил традицию отца. — Сказал Спиро. — А что насчёт Айседоры? — Тут просто, — отмахнулся я. — Мы были их ближайшими соседями. Граф просто заманил нас таким образом в дом. Он знал, что мы не сможем никакими силами разорвать контракт. — Значит… — уточнил озадаченный Шёпот. — Нас сожрут?.. — Только если мы не найдём графа. И не отдадим его диббуку, — сказала сестра. Я всплеснул руками. Просто как раз плюнуть! — Если бы мы только знали, где прячется этот недостойный человек! — в сердцах сказала Банши. Келпи поперхнулась и выплюнула руку. А Визг хмыкнул. — Вообще-то, мы знаем, где он. *** Граф Малекин сидел в ванной комнате, привязанным ремнём к вертикальной батарее. Для человека, лишившегося левой руки, он держался хорошо. Но когда увидел всю нашу компанию — и особенно Келпи — то побелел еще сильнее, хотя был и так словно восковой. — Как ты его нашла?! — восхищенно спросил я у неё. Банши одобрительно кивнула. — Он мне не понравился, — спокойно сказала Келпи. — Спрятался в стене, в коридоре. Я его оттуда вытащила. И решила съесть. — Вот и всё, как видите, рассказывать нечего, — сказал Визг. Вдруг из коридора послышались знакомые нам шаркающие шаги, а в холле зазвучал бой часов. — Теперь диббук сократил время до четверти часа, — заявил Люциус и потёр руки. — Он очень нетерпелив. — Что будем делать? — деловито спросила Банши. Я один заметил, как она придерживает Спиро за талию? — Умоляю, что угодно, — взял слово граф Малекин. В своей дорогой окровавленной одежде он всё ещё пытался держать лицо, но это получалось всё хуже. Он слышал, что диббук подымается по лестнице. Он знал, что все его гости, кроме нас, убиты. Он знал, что мы собирались отдать демону его. — Я могу вас озолотить. — Это так тривиально, — сказал Визг. — Ага, — согласился Спиро. — Озолотить людей на пороге их смерти. Он, верно, бредит. Диббук заскрипел снаружи: — Ты боишься? И снова по-женски нежно рассмеялся. Визг повернул голову на тот смех и задумчиво потёр подбородок. Граф Люциус скомандовал: — Все, отойдите из поля его зрения. Демон должен видеть только графа Малекина. Когда он получит его, то уйдёт. Мы забились в узкий угол крохотной ванной комнаты, все прижались друг к другу, так тесно, что пушка Шёпота упёрлась мне в лопатку. Я обнял Келпи. Спиро без разговоров задвинул Банши за спину, но она рвалась вперёд. Хотела всё видеть из первых рядов. — Это совсем не страшно. Она коснулась трупной рукой двери и толкнула её. На графа упала длинная густая тень. Я видел, как исказилось от страха его лицо. Как он посмотрел с ужасом и благоговением на демона. И целой рукой осенил себя крестом. Мы затаили дыхание. Диббук сделал шаг. Теперь уже он обрёл ноги и облик высокой сгорбленной женщины. Светлые грязные косы волочились по полу, точно ветхое одеяние. Она заскрипела, приблизившись к графу. И застыла перед ним — огромная изломанная фигура. Граф Малекин посмотрел на нас с мольбой. Одними губами он прошептал: — Прошу. Помогите. Но были молчаливы. Зато диббук — нет. Она положила костлявую руку на лоб графа и шепнула: — У меня что-то есть. И у неё действительно было. Тело его изломало. Кости вспучились под кожей. Он скрючился и сжался, белый и иссохший, и чёрная кровь потекла из его глаз и рта. — Нихрена себе… — выдавил Шёпот. Диббук повернула к нам голову с резким щелчком шеи. Я невольно шагнул назад, вжавшись спиной в холодную кафельную стену, и нашёл руку сестры, сжав её в своей. Как печально будет погибнуть вот так, когда мы нашли уже способ спастись. — Привет, красотка, — вдруг хрипло сказал Визг и сделал шаг навстречу ей. — Что, сожрала кого нужно и теперь маешься от нечего делать? Она угрожающе качнулась в сторону и нависла над ним. А он вышел вперёд и сунул руки в карманы, словно не боялся демона. Банши дёрнулась следом. Спиро крепко обнял её за плечи, но она успела схватить Визга за запястье. Он дружелюбно повернулся к ней и подмигнул. — Мисс Банши, всё пучком. Не переживайте за меня. Я к таким вещам вполне привычный. Он выскользнул из её рук и пошёл к диббуку, ни разу больше не взглянув на нас. — Оно готово вернуться к тебе, — прошептала она, и мне почудилось — испуганно. Визг снял с лица маску. Уронил её на пол и смял, наступив каблуком. — А я готов это взять. Он обнял диббука, и комната сотрясалась от её вопля. И тогда всё кончилось. *** Все трупы поглотил дом. Мисс Банши сочла его прекрасным, он напоминал ей о чём-то, чего она никогда не знала, но думала, что навсегда утратила, а потом обрела. Так как желающих купить дом не было, а в этом мире можно было легко подделать документы с помощью Шёпота (всё было до того просто), мы стали полномочными владельцами поместья. Лично я считал вполне симпатичным, что кое-какие дьявольские гости остались неупокоенными и бродили по холлу и гостиной с камином. Келпи тоже была рада. Она с удовольствием охотилась за покойниками, которые то и дело шастали по нашим коридорам и комнатам, и скоро обрела сытый, откормленный вид. Днём она паслась на заливных графских лугах в облике чёрной кобылы. Когда вечерело, возвращалась к нам и полюбила играть с Банши в шашки и ма-джонг. Мы с ней спали в одной кровати и жили в одной спальне, и были очень даже счастливы, потому что большего не хотели. Спиридон поселился у нас до выздоровления. Места было предостаточно. Он занял свободную комнату, но я знал, что частенько он захаживал в комнату к сестрице. Та свою связь с русским отрицала, но я её не виню. У неё непростой, но замечательный характер. Спиро — идеальный вариант для неё. Они пили чай на террасе вечерами. Спиридон раскладывал пасьянс. Банши чистила его пистолеты. Это была семейная идиллия, я полагаю. Шёпот состряпал нам документы на поместье и взял за это напольные часы. Он и Визг помогли нам с переездом, но решили не задерживаться и путешествовать, как привыкли. Спиро подарил Визгу свою тачку. Кажется, они с ним сумели подружиться. Визг проглотил диббука, и она стала частью него. Волосы его отросли еще сильнее, кожа обрела восковой цвет, а губы потемнели. Он снял навсегда свою маску, и мы увидели на его коже следы страшных ожогов. Мы узнали, что когда-то давно, когда они с братьями были маленькими, бандиты подожгли дом его родителей. Те сгорели заживо, а четырнадцатилетний Визг вынес из огня своих братьев. Все они были изуродованы, все — по-своему. Визг обрёл большую страсть смотреться в зеркала ночам и шептаться с собой в закрытой комнате. Порой нам казалось, ему кто-то отвечает. На вопрос во время ужина, почему он решил стать одержимым диббуком, Визг просто ответил, что он был и до того одержим. Он нуждался в ком-то, о ком нужно заботиться. А диббук нуждалась в хозяине. Мне кажется, они вполне нашли друг друга. Во всяком случае, Визг теперь носил бражника на груди. Наши отцы уехали тем же утром, как закончились дьявольские прятки. Но они обещали навестить нас. Снова. Я сомневаюсь, что они приедут. Но во всяком случае, Визг обещал найти их и из-под земли достать, а Спиро сказал, что поможет ему. Я упражнялся в шаманстве и некромантии. Банши — в поэзии и ядохимикатах. Мы чудесно жили, душа в душу. Одним ранним отвратительным утром, когда вовсю светило солнце и пели птички, мы провожали в дальний путь Визга и Шёпота. В доме царило приподнятое настроение. Мы с Банши хотели, чтобы эти двое со своими закидонами от нас съехали. После завтрака в дверь позвонили. Я решил, что это курьер, привёз для Банши чай. Келпи решила, что это кто-то зашёл случайно к нам в дом, и его можно съесть. Банши подумала, что это Спиро, вышел во двор и забыл ключи. Спиро спустился со второго этажа, потому что думал, это Шёпот. Решил покурить на террасе и не может теперь попасть в дом. Визг ничего не думал. Он просто решил посмотреть, кто там. Я открыл дверь, за моей спиной столпились мои домочадцы. С вежливым видом во все четыре глаза я посмотрел на демонического вида святого отца в чёрной рясе, в шляпе, с чётками на груди. Он выглядел как дьявол со своей острой бородкой и в узких очках. В руке он держал Библию с перевёрнутым крестом. Очень тихо, Банши застонала «Проклятье». Святой отец молчал несколько секунд с вежливой и жуткой улыбкой. А затем воздел руку с Библией в небо и завопил: — Покайтесь, грешники! Ибо конец ваш бли… Кто-то выстрелил ему в затылок. Святой отец рухнул навзничь. Келпи очень обрадовалась и жалостливо посмотрела на меня. — Можно, — снисходительно сказал я, разрешив ей сожрать странного дядьку. Банши удивленно вскинула брови: — Товарищ?! Держа в руке пистолет, перед нашим домом стоял мрачный как туча Резня. Мы даже не знали, что сказать. Только Банши вопросила: — Как ты добрался, товарищ? Как ты нас нашёл?! Резня устало повернул голову вбок. Убрал пистолет в кобуру и объявил: — На летучих мышах, мисс Банши. На летучих, мать их, мышах.

КОНЕЦ