Привет из Тель-Авива

— О, чуть не забыл, — Ворон с улыбкой достает из кармана сумки обитую бархатом синюю коробочку и протягивает дочери. — От Саши. Кивая в знак благодарности, Дарина принимает подарок и с любопытством заглядывает внутрь. Эмоции как всегда сдержанны, но Вениамин Сергеевич всё же подмечает, насколько ей нравится. — Саша в своём репертуаре. Поглаживает сердце из нежного розового кварца, огранённое в золото. Вставки из бриллиантов в кольце и серьгах добавляют маленькую изюминку. Дарина готова надеть комплект прямо сейчас, но на ней предыдущий подарок — серьги из белого золота с горным хрусталём. Саша чередует украшения с её любимыми камнями, каждый год передавая коробочки с отцом. За двенадцать лет в Израиле у Дарины собралась целая коллекция, экземпляры из которой она носила по праздникам и редким выходным, когда не нужно было соблюдать подобие дресс-кода. — Я передам, что ты оценила. Воронова улыбается. — Я сама скажу. Кстати, как он? — Грустно вздыхает, поставив коробочку на стол. — Последнее время всё дела, да дела, даже поговорить некогда. Сделав глоток красного вина, Ворон кусает сыр. Ему совсем не обязательно говорить о делах Джокера и всём, что мешает ему пообщаться с любимой сестрой — Дарина в курсе того, что происходит на Охте, пусть и имеет к этому лишь косвенное отношение. Особенно после семнадцати лет, когда пришлось перебраться в Израиль и забыть об охтинских буднях. — Когда как, — всё же отвечает Вениамин Сергеевич, — недавно с очередной девушкой расстался. Дарина, прищурившись, усмехается и повторяет за отцом: глоток вина, кусочек сыра. — Не ты ли руку приложил? — С чего бы? Встретит ту самую — буду только рад. Даже свадьбу оплачу. В часть слов Ворона она всё-таки верит, потому кивает и отводит взгляд. Конечно, порадуется как за родного сына, но выбор оценит по собственному списку критериев. Иногда Дарина сомневается, что в Питере вообще существует девушка, которую Вениамин Сергеевич воспримет как «ту самую» и полностью одобрит. — Присмотри ему кого-нибудь из своих подруг, — в шутку предлагает Ворон. — Боюсь, никто не захочет переезжать. Даже ради такого обаятельного молодого человека, как Александр. Он, соглашаясь, смеётся. Опустошая бокал, подходит к окну. С пятнадцатого этажа открывается прекрасный вид на вечерний Тель-Авив, утопающий в искусственных огнях и шуме автомобилей. Город не засыпает никогда, даже в самое позднее время. Как и в любой другой стране, опасности здесь поджидают всегда, и Ворон удивляется, как Дарина не боится поздними ночами гулять по пляжу. Совершенно одна. Одно дело — привыкнуть к городу, другое — напрочь забыть о собственной безопасности. А может есть тот, кто способен защитить, но о ком она ни разу не упоминала. — А ты? Не планируешь переезжать обратно? — ровным тоном произносит он. — Тебя столько лет дома не было. Замолкает, вспоминая или подсчитывая, а Дарина напоминает: — Шесть, — вздыхает. — Последний раз прилетала на похороны Валеры и мамы. — И единственный. О периоде, когда за месяц потеряла двух близких людей, она старается вспоминать лишь в годовщины, грустно улыбаясь фотографиям на полке в гостиной. Их смерти изменили многое, в том числе и её желание сразу после службы вернуться домой. Однако за последние несколько лет Воронова не раз думала хотя бы на время посетить Россию, но Тель-Авив и всё в нём держали слишком крепко. Всего год назад она перебралась в новую квартиру, сменила работу, подружилась с парочкой коллег и, возможно, нашла потенциального парня. Всё это оставлять в прошлом не хотелось, но душа рвалась домой. К отцу, к Саше, к… — Может быть когда-нибудь. — Пожимает плечами и встаёт рядом с Вороном, прижимается к твердому плечу и улыбается. — Но я и правда очень хочу домой. В объятьях отца расслабляется и закрывает глаза. Вид на ночной город, окружающий последние двенадцать лет, её больше не интересует. Вдали грохочет фейерверк, словно специально для неё. Ворон улыбается и целует в висок. — С Днём Рождения.