Кирби

      Всякий раз, когда Кэлиска стояла напротив закрытых дверей кабинета на втором этаже, она начинала гадать, что же такого таинственного за ними скрывается. Леннард не разрешал ей заходить в эту комнату, запирал её на ключ, а когда бывал там, закрывался на замок изнутри. Кэлиска прислушивалась к звукам, но слышала лишь тихое бормотание радио и иногда глухой клокочущий кашель, если опекун прятался внутри. В такие моменты она чувствовала себя одиноко, словно оставалась одна во всём доме, потому уходила в свою комнату или спускалась на кухню и рисовала там картинки на салфетках.       Однажды ей довелось подглядеть, как открывается дверь кабинета опекуна. Через небольшую щель в проёме она смогла уловить часть шкафа и какой-то постер тёмных цветов на стене рядом. Когда Кэлиска чуть позже пыталась вспомнить ещё какие-то детали, то картинка перед глазами словно размывалась, и девочка злилась на свою память. Она же видела ещё что-то, точно видела! Но свет в кабинете был такой тусклый, что от других предметов оставались лишь еле различимые очертания. И Кэлиске только и оставалось, что гадать или додумывать.       Может, этот дядька шпион под прикрытием? Вдруг он лишь притворяется дряхлым стариком? Или он там хранит сверхсекретные документы правительства? Потому там всегда включено радио? Он никогда не говорил об этом, лишь устало улыбался и качал головой, когда Кэлиска кидала любопытные взгляды на пошарпанную дверь, что находилась всего в паре метров от её комнаты.       Кэлиска уже знала — если Леннарда нигде не видать, значит он в своём кабинете. Практически всё время, что он не был занят домашним бытом, он находился там, занимался своими загадочными делами.       Но Кэлиска не сидела без дела — Леннард наградил её обязанностями по дому, которыми сам уже не был в состоянии заниматься. То были сбор пыли, вынос мусора, мойка посуды и прочие мелкие посильные ей занятия. Сперва Кэлиска с энтузиазмом занималась уборкой и вычёркивала все выполненные задачи из списка, что опекун вывешивал каждое утро на холодильнике, но со временем девочка стала чаще лениться и откладывать дела, предпочитая им игры с деревянными фигурками, что стояли на полке у камина, или разглядыванием чучел на стенах, которых она перестала бояться совсем недавно и даже находила интересными. Леннард не ругал девочку за отлынивание от работы, но жутко хмурился и тяжело вздыхал, отчего Кэлиска ощущала себя провинившийся. Это же её обязанности, она в долгу перед ним за кров и еду!       Иногда, когда Леннард не сидел в своём кабинете, а на улице была хорошая погода, они вместе выходили на крыльцо и сидели в теньке на раскладных стульчиках. Леннард рассказывал всякие истории из жизни, а Кэлиска внимательно слушала, в голове представляя целое кино под рассказы опекуна. Из самого интересного она позже вспоминала (и даже как-то нарисовала!) рассказы про пса Джаза, которого Леннард брал с собой на охоту. Сюжетов было так много, что девочка уже не могла удержать в голове все.       — Знаешь, откуда у меня этот шрам? — Леннард указал на длинную белую полосу, что рассекала его губы от щеки до подбородка.       Конечно, Кэлиска понятия не имела, как опекун мог получить такой жуткий порез. Может, на секретном задании его ранил вражеский шпион? Или он шинковал овощи, но нож неожиданно выпрыгнул из его рук? Девочка закачала головой, и кудряшки разлетелись во все стороны.       — Не поверишь… спасибо Джазу!       Мужчина коснулся шрама кончиками пальцев. На мгновенье — Кэлиске удалось уловить этот мимолётный миг — глаза Леннарда затуманились, а лицо смягчилось в лёгкой улыбке, словно он предался приятным далёким воспоминаниям.       — Такая история забавная, на охоте случилась. Остановился я у обрыва, а Джазу уже невмоготу, наружу хочет. Я пса из фургона выпустил и его игрушку кинул ему далеко, а она возьми и застрянь в деревьях над головой! Пришлось лезть.       Леннард удержал паузу, припоминая дальнейшее, а Кэлиска уже додумывала, чем обернулись последствия. И не прогадала.       — Полез я значит… а ветка некрепкая попалась, да как треснет! И покатился я кубарем с этой злосчастной игрушкой с обрыва. А внизу камни в траве прятались…       Кэлиска зажмурилась — уж больно страшная картинка вдруг возникла в голове!       — И оставил я там и рот, и зубы.       Мужчина засмеялся, а девочка заворожённо охнула и приложила ладошки к губам — на мгновенье она будто сама почувствовала боль. Провела пальцами по коже, но шрама, как у опекуна, не обнаружила.       — А Джазу хоть бы что — стал вокруг ютиться, да чем он мне поможет-то? А я зубы собрал с земли, рот утёр да и пошёл дичь искать.       Кэлиска захихикала. Вот так да, какой у неё опекун! Словно из камня сваленный!       — Видела бы ты лицо матери, когда я с охоты вернулся. Счастливый, с куропаточками да зайцами, только вот без передних зубов, а лицо всё в крови и грязи измазанное… Она чуть в обморок не свалилась!       Что-то тут не сходилось — вот же он сидит улыбается во все зубы. Кэлиска указала на его рот, и Леннард подхватил её мысль.       — Почему зубы на месте? Так я потом к дантисту ходил, новые вставлял. А ты думала, я всю жизнь беззубый прохожу? Как же! Ещё столько орехов не сгрызано.       После рассказов они высматривали фигуры и рожицы в облаках, что неторопливо плыли по безграничной синеве над головой. Кэлиске даже привиделся Джаз в одном и поспешила показать его Леннарду. Но тот принял облако за лисицу. Девочке вдруг подумалось, что мужчина до сих пор скучает по охоте.

***

      Когда Леннард был занят своими кабинетными делами, Кэлиска сама выходила на крыльцо и нежилась в солнечных ваннах, отчего вскоре её кожа стала ещё смуглее прежнего. Она с интересом разглядывала горизонт, редкие деревья и большое озеро Липер вдалеке, рябь которого переливалась в ярких лучах и даже немного слепило бликами на воде. Девочка болтала ногами, в мечтах представляя, как бултыхает ими по приятной водной глади, в жаркий день плавает в прохладной воде озера. Леннард настрого запрещал ей уходить с участка, да даже с крыльца спускаться. А Кэлиске так хотелось наконец вырваться на свободу! Если бы опекун нашёл её рисунки, то ужаснулся бы, сколько там было сюжетов про прогулки в лесу или на берегу озера. Может быть, стал бы ругаться… Хотя девочке тяжело было представить старика в гневе. Обычно он лишь грозно хмурился и протяжно вздыхал, либо недовольно цыкал. Кэлиска старалась не расстраивать его лишний раз, потому вела себя как серая мышка.       Ещё Кэлиска как-то увидела сарай за домом. Она удивилась тогда, мол, неужели на участке находится ещё что-то, кроме дома и запущенного сада, что расстилался под её окном? Её распирало такое любопытство, что не удержалась и нарисовала картинку и отнесла её опекуну. А Леннард лишь сухо ответил: «Там когда-то жил скот». Конечно, девочке не суждено было самой узнать, что таит в себе маленький сарайчик. По крайней мере, пока её свобода была ограничена.

***

      Кэлиска жила в новом доме совсем немного, но ей уже казалось, что она пробыла тут всю свою жизнь — так сильно она привязалась ко всему, что находилось в этих стенах. И даже к самому опекуну. Иногда она поглядывала за ним со стороны. Чаще он выглядел отстранённым от мира сего, особенно когда выходил из своего кабинета, но не меньше девочка наблюдала печаль в его глазах. Даже голос был какой-то не такой, а сеточка морщинок в уголках глаз прорезалась ещё отчётливее. Но когда они проводили время вместе, опекун становился заметно веселее.       Одним днём, когда Кэлиска помогала Леннарду убирать со стола после позднего обеда, он вдруг назвал её другим именем. Не поправил сам себя за оговорку, продолжил мыть посуду. Кэлиска подумала, что ей послышалось или он нечаянно оговорился, пока подобные случаи не участились. Она даже успела обидеться на него и всякий раз дула губы, когда слышала это странное прозвище, но мужчина не понимал, в чём провинился. А девочка и не могла толком объяснить.       И вот, когда они несли на кухню привезённые с города пакеты с продуктами, опекун вновь обозвал её чужим именем, и Кэлиска резко развернулась в его сторону и, грозно нахмурившись, замотала головой. Кудряшки хлестали её по раскрасневшимся от злости щекам. Леннард впал в ступор — он никогда не видел подопечную в таком настроении.       — Что такое? — поинтересовался он, в недоумении вскинув седые брови.       Кэлиска сперва указала на него, потом на себя и снова закачала головой. Она уже надулась так сильно, что, казалось, сейчас лопнет от гнева.       — Я не… — начал было мужчина, но осёкся, смекнув. — Ох, Кэлиска, прости.       Он поставил пакет около стола и сел на стул. Перехватил трость и опёрся о неё другой рукой. Потёр переносицу.       — Моя память… Чтоб её… Я не хотел тебя обидеть.       Леннард выглядел таким подавленным, отчего Кэлиске стало неловко. Она не хотела огорчать опекуна.       А тот опять впал в свои мысли. Когда девочка тихонько шмыгнула на соседний стул, вскинул на неё глаза. Они блестели.       — Так звали одну девочку, которая по моей молодости часто бывала у нас. Соседняя девчонка.       Его голос был приглушённым, словно он открывал Кэлиске тайну.       — Хорошая такая, добрая. Ты мне чем-то её напоминаешь. — Мотнул головой, словно хотел отогнать назойливую муху. Усмехнулся. — Прости, Кэлиска, старость меня подводит.       Кэлиска покачала головой, мол, ничего страшного. На удивление, она больше не злилась на Леннарда. Теперь ей хотелось узнать, что стало с той девочкой.       — Однажды она пришла радостная, с большой корзинкой яблок. Сообщила, что она с родителями переезжают. Больше мы её не видели.       Кэлиска потянулась к его руке, и их глаза встретились.       — Если буду звать тебя неправильно, то дай мне подзатыльника. — Леннард рассмеялся, но смех его был каким-то грустным.       Кэлиска снова закачала головой.       — Нет? Мне самому будет неудобно, если опять поймаю себя на оговорке.       Девочка улыбнулась во весь рот и пожала плечами. Она уже не обижалась на дядьку.       Его рука была сухая и грубая. Кончиками пальцев девочка провела по выступающим рубцам на шершавой коже.       — Я постараюсь следить за языком.       Он легонько сжал её маленькую ладошку.

***

      Но, конечно, старческой памяти было тяжело уследить за такими мелочами, как имя подопечной. Да и Кэлиска перестала относиться к этому с презрением и даже свыклась с новым прозвищем.       Однажды к ним в гости ненадолго заглянула соседка, что возила Леннарду продукты из города. Юнона удивилась, когда услышала другое имя и полюбопытствовала, не появилась ли у старика ещё одна помощница.       — Ай, зараза! — воскликнул тот и щёлкнул себя по лбу. — Опять я девчонку обозвал!       Кэлиска смешила реакция опекуна, когда он ловил себя на оговорке.       Юнона, симпатичная и заводная женщина индейских кровей, наклонилась к девочке и тихо зашептала ей:       — C каких это пор тебя Кирби зовут?       И та играючи пожала плечиками.       Кэлиска всегда радовалась приходу Юноны. Помимо свежих продуктов, которые женщина привозила по раза два в неделю, она ещё и разбавляла домашнюю обстановку своей компанией. А также не скупилась на похвалу и всегда оценивала труды девочки по достоинству, будь то чистые полы или аккуратно заправленная мебель в гостиной.       — Старик тебя совсем не ценит! — заканчивала свою хвалебную речь Юнона, и Кэлиска не могла понять, с чего ей было смешнее — с самой фразы или с выражения на лице опекуна, когда он слышал что-то в свой адрес.       Потом Юнона с Леннардом сидели на кухне и попивали виски за разговорами, а Кэлиска то сидела рядышком, тихонько играя с деревянными фигурками или рисуя, то уходила в свою комнату.       — …Взял бы да сам свозил девочку в город! Ноги есть, руки на месте, машина на ходу. Запер бедняжку в четырёх стенах, она мир не видела, всю жизнь в приюте проторчала! — доносилось до Кэлиски, когда она поднималась по лестнице на второй этаж. Как бы Юнона не пыталась говорить тихо, её грозное шипение было слышно даже наверху.       А Леннард тяжело вздыхал, и кухня на некоторое время погружалась в тишину.       — Не могу, — наконец выдавливал он, после чего между ними происходил ещё более тихий и неразборчивый диалог, больше напоминающий перепалку двух котов. На этом моменте Кэлиска переставала вслушиваться и закрывалась в своей комнате, где ещё остаток времени рассматривала озеро из окна.       А после Юнона уезжала, оставляя старика одного на кухне, наедине со своими мыслями.

***

      На следующий день Леннард выглядел бодрее обычного. Попросил Кэлиску задержаться после завтрака.       — Кирби, нам нужно кое-что обсудить.       Он начал говорить серьезным тоном, и у девочки на мгновенье сердце ухнуло. Неужели натворила чего?       — Мне стоило обговорить это сразу, но как-то времени не находилось.       Ага, как же. Сидит там в своём кабинете безвылазно. Наверное, Юнона надоумила. Кэлиска наделась, что он не заметил скользнувшей саркастичной угрюмости на её лице.       — Ты уже большая девочка. Читать умеешь, писать вроде тоже. Но нам нужно что-то более удобное для прямого общения.       Леннард потёр шею и бегло метнул взгляд в сторону. Замялся.       — Тебя учили языку жестов в приюте? Я знаю всего парочку, но этого вряд ли достаточно.       Кэлиска сама не отличалась подобными знаниями. Она же не глухонемая! При общении обычно задействовала язык тела или отвечала письменно. Девочка досадно поджала нижнюю губу и отрицательно покачала головой.       — Вот же ж… — Мужчина облокотился о стол и задумчиво почесал покрытый колючей щетиной подбородок. — Может, Юнона знает.       Он опёрся о трость и встал со стула.       — Попрошу её привезти какие-нибудь полезные книги. — Глянул сверху-вниз на подопечную, которая вникала каждому его слову. — И учебники. Тебе нужно учиться.       Такая новость не могла не обрадовать Кэлиску. Опекун будет больше времени проводить с ней! А если в графике будет время для учёбы, значит, будет меньше времени для уборки.       У лестницы мужчина задержался.       — И это… Кирби…       Девочка повернулась к нему и вопросительно склонила голову.       — Можешь гулять вокруг дома.       Эти слова будто воздушное облачко вскружили Кэлиску. Та запищала от восторга и в мгновенье оказалась около Леннарда, сжав его в своих благодарных объятиях. Она почувствовала, как на мгновенье содрогнулось тело опекуна, словно он не ожидал таких внезапных нежностей со стороны подопечной.       — Только не уходи дальше забора! И не забывай про обязанности! — крикнул мужчина ей вслед, когда девочка уже бежала к дверям.       О каких обязанностях сейчас могла идти речь? Снаружи свобода!