***
Под теплым сиянием каминов трое волшебников пребывали в приятном общении у огня. Гидеон и Фабиан глубоко погрузились в дискуссии о высшем свете, аристократии и её повадках. Мириам с интересом внимала беседе, время от времени принимая участие в диалоге. — У вас есть невесты? Я совсем выпала из жизни, — неловко улыбнулась девушка, сделав глоток терпкого чая. Она знала, что близнецы старше на пять лет. Ей восемнадцать лет, а им двадцать три года. — Неудивительно. На седьмом курсе мы тоже были не от мира сего, — засмеялся Фабиан. — У меня невесты нет, но… — Но у меня есть. Регина Таше де ла Пажери, чистокровная француженка, — Гидеон мечтательно улыбнулся. — Когда я проходил практику от Аврората во Франции, мне посчастливилось увидеть мадемуазель Регину. С недавних пор мы помолвлены. Мирик приятно удивилась нравам Пруэттов, помня, что аристократы обычно предпочитают заключать договорные браки. Учитывая то, что половину знакомых сосватали в глубоком детстве. Тем не менее, последние три поколения рода отказались от договорных браков, установив единственное условие — предпочтительно жениться на чистокровном партнере, но также допускается брак с полукровкой. — Поздравляю, брат! — Гидеон в благодарность обнял сестрёнку. Она не могла не восхищаться умением братьев увлекать её в мир элегантных обсуждений, раскрывая тайны аристократической жизни. Умные дискуссии только укрепляли связь между ними, создавая неповторимую гармонию в нынешнем семейном обществе.***
Братья не могли не нарадоваться искренности Мириам, теплу её карих глаз и открытым диалогам. За последние два года она вела себя отрешенно, все реже принимая участие в семейных беседах и праздниках. Сестрёнка открыто выражала небрежность по отношению к отцу, игнорировала работающих братьев и была немного тепла к матери. — Отец, Артур словно провалился под землю, — напряжённо произнес Фабиан, тарабаня пальцами по подлокотнику. Ничто не указывало на местонахождение Уизли, а странные обстоятельства наводили на мысль, что за него взял ответственность сильный род. — Возможно ли такое, что кто-то решил прикрыть грешки младшего Уизли? — выдвинул логичную мысль Гидеон. — Я помню его брата, Билиуса. Крайней неприятный тип. Надо поинтересоваться его местонахождением тоже. Старший Пруэтт хмыкнул: — Сыновья отщепенки Блэк. Кому же они кажутся выгодным вложением? Цедрелла сглупила, родив троих сыновей от Уизли. Я подниму старые связи, чтобы сделать максимально незаметным наш интерес к покровителю Предателя крови. Гидеон обещал Фабиану, что они будут следовать за каждой уликой и нитью, исследуя заброшенные уголки волшебного мира. Взаимная поддержка и несгибаемая воля вдохновляли на нахождение истины и возмездие за обиду, нанесенную сестре.***
23 августа 1968 года — Дорогая, поможешь мне с садом? — Гвиневра подозвала дочь. — Уход за садом помогает в поднятии настроения. — Конечно, — Мириам с момента попадания избегала называть женщину матерью, отвечая как бесполому человеку. Было легко назвать Фридриха «отцом», юморных близнецов «братьями», но нежную и мягкую Гвиневру «матерью» было сложно. — Но где наш садовник? — Попросил короткий отпуск из-за приближающихся родов супруги, — старшая Пруэтт солнечно улыбнулась, следуя на выход из дома. — Помню, Фриц не отходил от меня ни на шаг, когда я была на тридцать девятой неделе беременности близнецами, а после тобой. Заботливо ухоженный саду, где цветы величественно расцветали в разнообразных оттенках, стал свидетелем налаживания отношений между матерью и дочерью.***
1 сентября 1968 года В процессе совместного ухаживания за садом, состоящим из роскошных: роз, пионов, ирисов, гладиолусов, лилий и множества других цветов, они осознали, что это стало их любимым ритуалом, и что-то начало меняться в сердце Мириам. Медленно, но неотвратимо, она замечала внутреннее притяжение к материнской душе, которое раньше не позволяло ей раскрывать свои чувства. С каждым прожитым днём, их совместные усилия и забота о саде казались гармоничным танцем, который пронизывал их души, сплетая воедино. И в один прекрасный день, когда золотой солнечный свет ласкал их лик, Мириам, ощущая тепло материнской привязанности, робко, но с глубокой искренностью, назвала Гвиневру Пруэтт… — Мама, — это нежное слово пронеслось сквозь воздух, как чарующая мелодия, наполнившая сердца обеих новыми эмоциями. Мириам перешагнула через прошлое безродной сиротки. Время, когда в детдоме от неё отворачивались возможные приёмные родители, отказываясь по самым разным причинам. Она всё детство мечтала назвать кого-нибудь матерью, чувствуя сердцем, что это была бы женщина ласковая и с красивейшей улыбкой в мире. — Мама, у тебя самая красивая улыбка в мире… — Мирик весело рассмеялась над озадаченным лицом Гвиневры. Бутон кустовой розы был отложен на скамейку, а сама женщина притянула дочь в объятия и с облегчением поняла, что та больше не избегает называть её своей матерью.