Ты гонишь стылое забытье, и сон слоняется окрест, будто хищный зверь. Но чем быстрее бежишь, княжна, тем глубже канешь, неминуемо споткнувшись.

Она идет - упрямо-слепо, наугад, не ведая дороги, или ведомая тем полу-предчувствием, полу-знанием, что правит птичьи полчища сквозь небеса?

Не стыдитесь. Вы почти не виноваты. Вы с головой верили, что, случись подобное, от ее рук шарахались бы дети, а прикосновения обращали бы в пепел цветы.

Сурепка сердится деятельно. У нее нет времени упереть руки в бока, топнуть ножкой и, завершая картину, плеснуть кипятком, багрово закипеть, точно чайник. Ей даже хмуриться неохота – заноет лоб. А ведь еще месить пыль и на крючке вытягивать из-за горизонта деревню, на глаз определять, в каком домишке поджидает лекарь, и стаскивать сира с коня. В своей жестянке он сам, как бронированый звероящер, камнем рухнет. Только в когтях крепко сожмет, а в ввысь уже не взмоет.