Фестиваль звёзд

Хао вернется и принесет миру то, что обещал — Опачо понимает это, поднимаясь в прозрачном лифте бизнес-центра. Из панорамного окна открывается вид на небоскребы — за многие годы она привыкла к нему. Так же она привыкла к тесному пиджаку и белой блузке, к клиновидным каблукам и неудобным эластичным колготкам, к въевшимся в кожу бретелькам пуш-ап бюстгальтера и выпрямленным кератином волосам; чтобы работать в офисе, нужно выглядеть как человек. Быть человеком. Опачо чуть за тридцать — теперь она красивая взрослая чёрная женщина. Теперь у неё длинные ноги с изящными икрами и хорошая работа. Опачо — секретарша, Опачо служит человеку, не знающему ничего о духах, приносит ему кофе (с двумя ложками сахара и порцией сливок, моя сладкая!) и распечатывает отчеты. А также позволяет трахать себя на столе около загороженного гигантским папоротником окна. И Опачо не стыдно. Опачо предала все идеалы господина Хао — мальчишеские, глупые, инфантильные идеалы. Предала их еще тогда, далекие двадцать с чем-то лет назад, когда он не позволил ей остаться возле своего трона. Опачо по-прежнему видит духов — но умеет не замечать их. Сверхдушой она разучилась пользоваться вовсе, еще в школьные годы: прямые волосы не позволяют ей этого делать. Но Опачо не нужно — Опачо теперь человек. Иногда она видится с Турбином. Турбин хмурит брови и неодобрительно качает головой. Турбин стареет: морщины расползаются по его лицу как трещины по сухой земле, но он до сих пор следует пути шамана, как и вьётся за ним по пятам его послушный синекожий Джинн. Турбин живет в арабском гетто в маленькой квартире — Опачо помогает ему разбираться со счетами. У Турбина три сына, красивых и добрых. Было три — старший погиб в уличной перестрелке несколько лет назад. Опачо ходила на похороны. Иногда Турбин говорит, что всем сердцем ждет возвращения господина, но Опачо лишь поводит плечами: она не знает, как ответить сумасшедшему старику. Иногда Турбин рассказывает о судьбе других приспешников — это Опачо слушает с любопытством. «Бисмарк, — говорит Турбин, — умерла от рака легких. Она курила много, лечиться не хотела — вот и за месяц совсем угасла. Врачи помочь ей попросту не смогли». «Фауна… Фауна лежит в психлечебнице. Там ее обкалывают какими-то препаратами, и ходит она — ни живая, ни мертвая. Зан-Чин иногда заглядывает к ней. В лицо, говорит, ее совсем не узнать». «Пейот. Пейот, он…» «Хватит, — обрывает Опачо. Тянет прядь выпрямленных волос и морщится. — Хватит на сегодня». Она предлагает ему деньги в долг — теперь у Опачо хорошая зарплата и длинные ноги — но он отказывается, отвечая, что деньгами не откупиться от господина Хао. «Я помогаю тебе, старый козел», — думает Опачо со злостью, но вслух не роняет ни слова. …Когда Хао приносит этому миру то, что обещал, Опачо поднимается в прозрачном лифте бизнес-центра и вспоминает морщинистое, когда-то бывшее красивым лицо Турбина. Он улыбается — наверняка улыбается! обнажая желтые старческие зубы, и Опачо улыбается тоже, срывая с волос заколку. Жаль, что кератиновое выпрямление так эффективно, и забавных густых кудряшек в одно мгновение не вернуть! Опачо заходится смехом и снимает пиджак. Другие, кто едет в лифте, осуждающе перешептываются, но ей все равно. Ничтожным людям никогда не понять, что конец света надлежит встретить нагим. Нагим, как младенец в материнской утробе. Как душа, что танцует в сиянии Великого духа. Когда Опачо расстегивает на блузке последнюю пуговицу (та, оторвавшись, выскакивает из пальцев и подпрыгивает, ударяясь об пол), вблизи раскатывается взрыв. Лифт падает. Но Опачо чувствует прикосновение Короля-Шамана — и ничего не боится.