romantically

Подняться по лестнице не составляет труда, и вот я снова на крыше. В последнее время это стало частным местом моего пребывания после отбоя. Родители особо не проверяли меня ночью, а потому сбежать через окно и подняться по пожарной лестнице — самое простое, что я делала в своей жизни. Расслабленно вздыхаю, словно надеясь, что сейчас мне полегчает, но мысли все также роились в голове, стоило мне дать время для рассуждений. И так происходит уже в течение недели! Откладывать это дело в долгий ящик было нельзя, а решение никак не приходило на ум. Думай, Грейс, думай! Я подхожу к краю, опираясь о перила и окидывая быстрым взглядом ночной Нью-Йорк. Как всегда необъяснимо красив своими яркими красками и тихими звуками утихающего мегаполиса. Все как всегда, на протяжении недели ничего не поменялось. Вот в окне напротив моего горит свет — там живет Мария, и каждый день ровно в 8:35 вечера она кормит своего кота Бэйли, чуть ниже также горит свет — Алекс снова не спит и, наверное, до позднего вечера опять будет залипать в свой компьютер. В его комнате света не было, ровно как и вчера. Наверное опять ездит на мотоцикле по городу. Кажется, я уцепилась за ту самую ниточку, которую самое время начать развязывать. Я устало опускаю голову на сложенные руки, делая пару тяжелых вздохов. Слишком тяжело. Оливер… Я знакома с ним с начальной школы, как я могу понимать свои чувства? За наши уже более десяти лет знакомства и близких дружеских отношений мы через что только не проходили! Оливер несколько раз прикрывал меня перед моими родителями, с которыми он подружился с первой недели нашей дружбы, когда я приходила поздно с вечеринки, благо всегда в адекватном состоянии; катал меня на своем мотоцикле по ночному городу и показывал самые потаенные уголки Нью-Йорка, о которых я даже не догадывалась. Он был невероятным другом, просто чудесным, настоящей мечтой! То, что он старше меня почти на год, нисколько не усложняло наши отношения, а наоборот открывало как можно больше лазеек, которыми мы безусловно пользовались. Помню, как я в возрасте десяти лет фанатела от бейсбола, и сколько слез я выплакивала, когда моя команда проигрывала. Оливера это никогда не интересовало, однако он стойко переносил все мои истерики, крики и плачи: он всегда приходил с большим запасом сладостей будь то конфеты, крекеры или мороженное. Он всегда был во все оружия. Потом я увлеклась кинематографом, он — физикой; в четырнадцать меня интересовала музыка, его — автомеханика; в шестнадцать я стала заядлой тусовщицей, он — мотоциклистом. Со своей «железной лошадью» он мог возится буквально от зари до зари, без перерыва и отдыха. Если бы не я, он бы давно погиб там от голода, потому что вряд ли бы оторвался от своего дела. В машинах и во всех остальных транспортных средствах я разбиралась как нельзя плохо, так что ни одна из махинаций Оливера не была мне понятна, даже если он и пытался мне объяснить. Нет смысла объяснять мне того, что я никогда не пойму. На прошлой неделе он по обыкновению позвал меня на ночную мото-прогулку по Нью-Йорку. Не раздумывая, я согласилась, и также сбежала после отбоя. Оливер вручил мне мой шлем, который я украсила декоративной лентой, сделав букву G, у него же был шлем с языками пламени, который я подарила ему на семнадцатилетние. Он отвез меня в Центральный парк, который к тому времени был уже закрыт, но для него это не оказалось помехой. Благо там есть место чтобы спрятаться. Мы бродили между деревьями, разговаривая на совершенно разные от школы темы: он снова говорил что-то о мотоциклах и автомобилях, а я изредка разбавляла его рассказ своими нелепыми историями про подруг и недавние вечеринки. Когда же мы решили, что пора возвращаться, чтобы не быть завтра сонными мухами, Оливер неожиданно, слишком неожиданно, задал мне единственный вопрос: — Грейс, а тебе кто-то нравится? Биение сердца отдавало в ушах. Черт! Я не была к этому готова, ни при каких раскладах. Мы же лучшие друзья, и он знал абсолютно обо всех моих неудачах в личной жизни: от первого неудачного свидания, до последнего молодого человека, с которым я встречалась. Он же на такие темы со мной не разговаривал, но я и не допытывалась, вдруг ему неудобно говорить на столь откровенные темы. Я сумела восстановить обладание, ответив абсолютно спокойно: — Нет. К чему ты задаешь такие сложные вопросы? Я не успела посмотреть ему в глаза, как его крепкие, чуть шероховатые руки обхватили мое лицо, не успела вдохнуть, когда его губы накрыли мои в легком, совершенно невинном, словно в первом поцелуе. Голова отключилась, сознание поплыло. Я не знала, как на это реагировать, кроме как широко выпучить глаза и окаменеть. Оливер… Мой друг… Кажется, он тоже быстро понял мое замешательство, тут же отстраняясь от меня и делая два шага назад. Такими большими его карие глаза я не видела никогда. Мой мозг все также плохо соображал, и я даже сейчас не могу вспомнить, что же он чувствовал. Я его всегда читала, как открытую книгу, а тут даже вспомнить не могу это выражение. О чем говорили его глаза? Страх? Волнение? Предвкушение? Испуг? Ожидание? Оливера, видимо, больше моего смутило это ожидание и мое окаменевшее тело. Я и вправду не могла пошевелиться, все замерло, лишь бешено стучало сердце, отбивая ритм по ребрам. Он попытался улыбнуться, но это вышло настолько неестественно, настолько фальшиво и натянуто, что даже мое отключенное сознание дало сигнал, что не все в порядке. Стараясь делать вид, что ничего не произошло, мы вернулись домой тем же маршрутом. И Оливер пропал. Уже неделю от него не было ни слуху, ни духу, ни звонка, ни сообщения, ни письма на почту, даже в школе он не появлялся. Я беспокоилась о нем, но не могла понять, почему так отчаянно боюсь написать ему и поинтересоваться о его состоянии. Может он заболел? Может попал в аварию? Я боялась о нем, но так и не смогла перешагнуть себя и черкануть хоть маленькую весточку. Я чувствовала себя ужасно! Плюсом ко всему этому являлось противоречивость моих чувств. Я не рассматривала Оливера как парня, никогда. Даже и в мыслях не было! Да, мы спали в обнимку несколько раз, да, мы ходили за руку иногда, да, мы открыто прикалывались друг над другом, подкалывали и прикасались к друг другу без явного повода, но это абсолютно ни о чем не говорит. Пусть на нас все давно смотрели как на пару, и мои подруги часто интересовались, каково это встречаться с Оливером. Они не верили мне, что у нас с ним ничего нет. Так у нас и не было…! До того злополучного вечера. У меня есть несколько вариантов развития событий: Первый — принять его чувства, при котором он скорее всего останется счастлив, а я — неизвестно. Над этим стоит хорошенько подумать. Второй вариант — остаться друзьями, но неизвестно, сможем ли мы сохранить нашу дружбу и будет ли он в ней откровенен. Хочу ли я сама одной дружбы? И еще один, самый простой по моему мнению, вариант — сделать вид, что ничего не было, что не решит ситуации, но отложит ее решение на недолгое время. Сложно. Я не могу ничего понять! Как отличить мою ярко выраженную привязанность к Оливеру от зарождающихся чувств? Есть ли они вообще и могу ли я об этом рассуждать? Я могла бы обсудить это с мамой, но все наши предыдущие разговоры о мальчиках заканчивались моим долгим телефонным разговором с Оливером, потому что я не находила той поддержки, которую искала в маминых словах. Она не была озабочена появлением у меня парня, впрочем как и я сама. Могут ли лучшие друзья стать парой? Что же в итоге почувствовал он, когда поцеловал меня, что почувствовала я? Слишком много вопросов, на которые я не знаю ответа. Оливер, ты поспешил… Подул легкий ветер, принося легкую прохладу сентября. Я поднимаю голову, рассматривая город и эти разноцветные горящие окна, мелькающие внизу огни машин и тусклый, приятный свет фонарей. Вид здесь был и вправду потрясающим, когда ты стоишь на крыше шестнадцатиэтажного дома, а вокруг тебя несколько домов с тридцатью пятью и больше этажами. В одном из них, напротив, живет Оливер. Я слегка вздрагиваю и обнимаю себя за предплечья. Хочется успокоения. — Вот ты где, Грейс, — я слышу знакомый приятный низкий голос и оборачиваюсь, рассматривая парня, который еще не полностью поднялся на крышу. Волосы в привычном для него беспорядке, что кажется, что он и вовсе не причесывается, на губах застыла мягкая улыбка, но глаза говорили сами за себя — он сейчас явно был сам не свой, не такой как всегда: приветливый, веселый и улыбчивый. — Я заглянул к тебе, но, когда увидел открытое окно, понял, что ты здесь, — Оливер забирается полностью, сокращая дистанцию между нами, но оставляя достаточно личного пространства. Он был выше меня на пол головы. — Ты очень догадливый, — произношу я, стараясь также улыбнуться, но выходит не очень убедительно. Он и сам это понимает, поэтому также облокачивается на перила, устремляя взгляд вперед, повторяя мою позу до его появления. Я тоже разворачиваюсь лицом к городу и, закрыв глаза, сосредотачиваюсь на звуках города: клаксоны машин, резкие тормоза, шум ветра и редкие чириканья птиц. Какое-то время мы стоим молча, не решаясь начать беседу. Я просто не знаю с чего начать: попросить прощение за свое поведение, сразу начать с насущных проблем или плавно подвести к этому разговору. Пока я размышляла, Оливер уже сориентировался и задал мне вопрос: — Ты сегодня должна была пойти на вечеринку к Джейн. Не пошла? — мне льстит, что он помнит мои планы. — Нет, ходила, но она явно не удалась, — вечер и вправду получился достаточно скучным, и я не смогла расслабиться, так что даже вернулась домой раньше положенного на три часа. — Понятно, — отвечает Оливер, а я краем глаза замечаю, как напряженно он смотрит на свои руки, которые то сжимает в кулаки, то разжимает, то складывает лодочкой. Эта тишина нервирует, я тоже решаюсь задать вопрос: — Как ты? Ты не появлялся в течение недели, все хорошо? — кажется, парень горько усмехнулся, но быстро стер данную гримасу с лица. — Мне нездоровилось. Я решил пропустить первую неделю учебы, — Оливер переводит взгляд на меня, быстро смотря мне в глаза и снова отворачиваясь. Мы снова молчим. — Грейс, я хотел с тобой поговорить, чтобы между нами не осталось недомолвок, — спустя еще несколько минут или часов молчания начинает друг. Не одну меня гложет этот вопрос. — Не хочу, чтобы ни ты, ни я мучались от повисшей между нами непонятности. Он разворачивается ко мне вполоборота, я вторю его позе. Оливер старается немного улыбнуться, но губы складываются в грустной, тоскливой полуулыбке. Ему тяжело, возможно, тяжелее меня. В отличие от меня, он явно более понятен в своих чувствах, а я даже не знаю, что происходит внутри меня и моими чувствами. — Я знаю, что мой поступок неделю назад был слишком поспешным. Я повел себя глупо и непозволительно, не как полагается. Прости меня за это проявление чувств, они были лишними, — я молчу, не зная, как реагировать на его слова. Надеюсь, что он еще что-то скажет, но Оливер больше не говорил, а я должна была что-то ответить. — Ты не должен извиняться за это. Все хорошо, правда, — сейчас я вру, и он это видит. Он издает смешок, заставляя и меня слегка засмеяться. — Ладно, ты прав. Не все так хорошо, но и не опасно, — Оливер поникает, но продолжает слушать меня. — И что ты думаешь? — лучший вариант сыграть дурочку, словно я не понимаю, о чем он говорит. — О чем? — парень закатывает глаза, отворачиваясь от меня. Черт, только бы не обидела. — Я понял, — тихо отвечает он, грустно смотря на дом перед собой. Я опускаю голову, понимая, что только что совершила глупость. Глупая-глупая, Грейс! Я снова вздрагиваю, что заставляет Оливера немного подсуетится и снять с себя куртку, протягивая ее мне. Раньше бы он сам надел ее на меня. Я готова разреветься, и он замечает это. — Ты чего? — Оливер, я не знаю, я так запуталась, — я еще больше сжимаю свои предплечья, словно желая уменьшиться в размере. Оливер разворачивается ко мне, собственноручно накидывая мне на плечи куртку. Он сжимает мое плечо, подбадривая, а в его карих глазах я вижу уже более спокойное и заботливое выражение, хоть и не без толики грусти. — Рассказывай. Не молчи, Грейс. — Понимаешь, я совершенно не знаю, как нам теперь быть. Ты мой самый-самый лучший друг, но вряд ли теперь мы сможем просто дружить, как раньше, словно ничего и не было. Я не могу понять, что в итоге чувствую. Не хочу, чтобы мы оба мучались, — Оливер притягивает меня к себе, слегка сжимая в теплых дружеских объятиях. — Я могу тебе как-то помочь внести определенность в данную ситуацию? — через несколько секунд спрашивает парень, продолжая меня обнимать. — Если ты сомневаешься, возможно, чувств никаких и нет. — Нет, что-то есть, но… Я не знаю, просто не знаю, — я утыкаюсь носом в его грудь, несколько раз наигранно хныча. Плакать я не собиралась. — Опиши, — просит он, отдирая меня от себя и заставляя посмотреть на него. — Сейчас я твой друг и хочу помочь тебе, а не себе, — что-то в его словах цепляет меня, заставляя меня задуматься о том, какой же он все-таки хороший. Если многие наши одногодки были зациклены на удовлетворении в первую очередь своих потребностей и были чистой воды эгоистами, то Оливер отличался от них: да, он мог заговориться на свою тему, как часто бывало со мной, но для него всегда были важны настоящие чувства, то, что происходит с человеком, с которым он общается. — Понимаешь… Я не могу сказать, что ты мне не нравишься, или что я никогда не представляла тебя своим парнем. Ты мне нравишься, я представляла нас парой после просмотра фильмов про лучших друзей, но я не могу понять, люблю ли я. Ты мне приятен, дорог и очень важен, я к тебе привязана, но как отличить все это от дружеских чувств? — Оливер задумывается, немного хмурясь и мрачнея. — Что ты почувствовала во время поцелуя? — серьезно спрашивает он, смотря на меня крайне внимательно и готовясь читать в моих глазах ответ. — Я… Я… — я заикаюсь, понимая, что не смогу ответить не потому, что ничего не почувствовала, а потому, что просто растерялась и распереживалась. Готова провалиться сквозь землю. — Ты? — протягивает Оливер, приподнимая бровь и еще более внимательно смотря на меня. — Я так испугалась, растерялась, — мой взгляд начинает бегать по всему, что находится за спиной друга, который пытается его поймать. — Сосредоточься, Грейс, — он встряхивает меня за плечи, по-доброму смотря мне в глаза. — Успокойся, сейчас разберемся. Закрой глаза, — я недоверчиво смотрю на него, на что тот улыбается. — Верь мне, закрой, — сделав пару вдохов, я все же повинуюсь его желанию. — Вспомни парк, представь, что тебя окружают деревья, что ты сейчас снова там, — он дает мне несколько минут, чтобы я восстановила картинку в своей голове. — Представила? — дождавшись моего утвердительного кивка, продолжает: — Я стою перед тобой, ты отвечаешь на мой вопрос, — снова кивок. — Я делаю вот так, — он кладет свои руки на мои щеки, а кожа под его руками начинает гореть. Я чувствую, что он приближается ко мне, но не целует, лишь наблюдает. — Что ты чувствуешь, Грейс? Собрав мысли в хоть какую-то кучку я отвечаю: — Я немного напугана, но… Я хочу, чтобы ты снова поцеловал меня, — стараясь не открыть глаза на этом моменте, заканчиваю я, чувствуя, как Оливер опускает руки. — Не стоит, — говорит он, и в этот раз я открываю глаза. — То есть? — Я на всю жизнь запомню окаменевшую тебя. Если ты шлепнешься в обморок, не откачаю, — он тихо смеется. — Оливер, — тихо говорю я, качая головой и отходя к перилам снова. Он тенью идет за мной. — Кажется, ты сама ответила на свой вопрос, — тихо отвечает парень, но не прикасается ко мне, лишь стоя за моей спиной. — Я не знаю, что творится у тебя в голове, Грейс, но ты сама только что все сказала. — Как ты понял, что влюблен? Что я не просто подруга? — Очень просто. Ты не была похожа на тех, кто раньше бегал за мной. А в какой-то момент, примерно три месяца назад, я понял, что хочу поцеловать тебя, — он говорит достаточно прямо, что меня немного смущает. — Вот и поцеловал, и понял, что себя не обманул. Надеюсь, что в итоге мои чувства взаимны, — последнее он добавляет тихо, очень тихо, что я едва успеваю понять, что он сказал. — Тянуть с ответом не стоит? — Оливер обходит меня, останавливаясь рядом, и облокачиваясь спиной о перила. Он утвердительно качает головой, сложив руки на груди. Я снова замолкаю, смотря на город перед собой. Мелькающий, живой и бурлящий даже ночью, красивый и успокаивающий вид для урожденного ньюйоркца. Снова погружаюсь в мысленный монолог, но в этот раз ответ так и вертится. Я не должна в нем сомневаться. Он хороший, он не обидит, он всегда рядом. С Оливером хорошо, приятно, он красивый и умный, не такой как многие наши одногодки. Он уверен в своих чувствах, он знает ответ для самого себя. Он помог мне, он всегда приходит на помощь, чтобы не требовалось. Оливер — возможно, мечта всех девушек мира, но он влюблен в меня, в свою лучшую подругу с детства. Да, Оливер, да… Никогда умозаключения не доходили до меня так долго, я никогда не тянула с ответом настолько. — Нам пора возвращаться, если ты не хочешь, чтобы родители узнали о твоих побегах, — вырывает меня из монолога Оливер, стоя рядом со спуском. Я оборачиваюсь к нему, шепча одними губами, словно ребенок, который понял, что знает, как решить сложнейшую задачку по математике. — Да, — он замирает, внимательно, словно сканер, впиваясь в меня взглядом. Не верит мне? Но язык больше не поворачивается ничего повторять. Мне резко полегчало, меня отпустило, и я понимаю, что весь груз оставлен сейчас здесь и в комнату я вернусь уже с чистой головой и мыслью. Оливер подходит ближе, я тоже делаю несколько шагов ему навстречу. — Да, — снова одними губами говорю я, понимая, что я едва сдерживаю своего порыва повиснуть на нем. Но вот и Оливер разбирает мои непонятные шептания после долгой задумчивой гримасы и, после паузы, легко, словно я не вешу никаких пятидесяти с лишним килограмм, поднимает меня за талию, кружа в воздухе и обнимая меня. Я тоже сжимаю его серый лонгслив, утыкаясь носом в его грудь. Не могу поверить, что все произошло так легко, всего лишь после короткого разговора с Оливером, который, как мне кажется, был готов к любому ответу за сегодня.