imagine № 16 - Dead behind the eyes

[Daughter – Touch на repeat] Эти руки, касаясь твоего тела, норовили оставить влажный отпечаток от мокрых ладоней. Твоя кожа каждый раз липко натягивалась от поспешных и грубоватых прикосновений. Горела, словно от крапивницы, обжигаемая грязью, которой, казалось, было покрыто всё кругом. Love hunt me down // Любовь преследует меня, I can't stand to be so dead behind the eyes // И мне невыносимо скрывать ощущение того, что я уже мертва, за взглядом собственных глаз. © Эти руки будто утягивали в болото. Ты не знала ни имени их обладателя, ни сколько времени было на часах, ни где был выход, ни где вообще была ты сама. У всего этого должен был быть запах затхлости, табака – самого дешёвого и терпкого, - приторного одеколона, алкоголя, солёноватого пота. Но, на самом деле, не пахло ничем. Не было ни одной опознавательной черты, признака, - всё съедалось вязким сумраком, в котором ты опускалась всё дальше и дальше, на самое дно. И едва заметными, мутнеющими проблесками света блекли где-то отголоски воспоминаний. - Глупая, как ты можешь не видеть? Как ты можешь не видеть, сколько прекрасного в тебе! – он сжимал твои запястья, глядя прямо и смело. Радужки его тёмных глаз горели, светились, наполненные теплом и заботой, - и ты боялась моргнуть, и всё вокруг дышало надеждой, которую давали его слова. И тебе хотелось ему верить. Он оставлял лёгкие поцелуи поверх всех твоих шрамов, - его губы касались кожи там, где прокладывал свои незаживавшие следы металл. Всё излечивалось от огня его губ, оставлявших обещания. С ним рядом хотелось жить. С ним рядом была сама жизнь. Чужие пальцы задевают твою руку, - и ты сжимаешь губы, чуть отстраняясь и инстинктивно поправляя широкий браслет. Под полоской плотной ткани на запястье начинает тягуче щипать, - так, как обычно бывает, если ободрать едва затянувшуюся рану. Странно, что мозг всё ещё пытается послать сигналы об этих болевых ощущениях, словно надеясь заставить, вынудить тебя чувствовать. Give me touch // Подари мне прикосновение, 'Cause I've been missing it // Потому что мне этого не хватает, I'm dreaming of // Мне снятся Strangers // Незнакомцы, Kissing me in the night // Целующие меня в ночи, Just so I // Чтобы я Just so I // Чтобы я Can feel something // Почувствовала хоть что-то. © Твоя верхняя губа давит на нижнюю. Ты не можешь этого видеть, но знаешь, что губы бледнеют. Ты ничего не ощущаешь, это больше похоже на привычку. Через всё это ты уже столько раз проходила. Эта грязь не отмывается. От неё нельзя очиститься больше, её нельзя выпустить наружу, как бы ты ни пыталась порвать и разрезать в клочья то, что впитывало вязкость незнакомых касаний каждый вечер, каждую ночь. Раз за разом, снова и снова. Ты не сопротивлялась, но продолжала тонуть. - Зачем, зачем ты опять это делаешь?! – когда дверь сдаётся под его натиском, вода уже успевает смыть оттенок багрянца с белизны раковины. Ты растеряно смотришь на него. Запоминаешь его футболку и каждую её складку на его худоватом торсе. То, какого оттенка чёрного его джинсы, чуть висящие на бёдрах. Как натягиваются жилки на его шее, когда он повышает голос, как заостряются скулы, как губы рвут слова, в которых смешиваются горечь и что-то, напоминающее сопереживание. Ты не знаешь, во что верить и как перестать дрожать под его взглядом, в котором тебе так страшно различать осуждение. Гамма темноты его глаз была непередаваемо глубокой. Тьма, что жила внутри тебя, начинала сгущаться. В этой тишине, прерываемой только сиплым шёпотом и прокуренным смехом, все звуки, казалось бы, должны звучать слишком громогласно. Но тебе кажется, что минуты всё больше растягивают звучание букв, заглушая их звонкость. Раньше эти чужие, пошлые, срывающиеся мужские стоны тебе были так неприятны. Поначалу казалось, что болезненность осознания всего происходящего могла подарить забытьё, усыпляющее память. Память, которая робко проигрывала нестареющую пластинку, завывавшую о том, что твоё тело до этого принадлежало только одному человеку. Человеку, чьи пальцы были с тобой так нежны, так теплы. Человеку, забывать о котором было тяжелее всего в мире. Ничья грубость действий не могла перекрыть боль от его молчания. От той тишины, которая осталась тебе. В которой не было его голоса, но всё ещё звучало столько не высказанных им слов. Но так хотелось верить, что хотя бы в этой грязи ты можешь не помнить. Потому что это всё, что тебе теперь оставалось. - Я устал, послушай… Я просто устал, - улыбка на его лице дрожит, словно струна при фальшивом звуке. – Может, мы просто ляжем спать? Ну же, не глупи, тебе всего лишь нужно отдохнуть, - он пытается укутать тебя одеялом, и выходит не то неловко, не то небрежно. А тебе хочется вырваться, убежать, и его рука, по привычке ложась на твою талию, давит. Его присутствие теперь не приносит облегчения. Его недосказанность оседает на грудной клетке, не давая уснуть ночью, пока жар его дыхания распаляет твою шею. Ты обжигаешься от мысли, что всё это может кончиться. Чем всё это может кончиться. Ты снова винишь себя и всё чаще думаешь о том, может ли холод лезвия вернуть столь болезненное успокоение. Может ли хоть что-то на этом свете обеспечить тебе хотя бы несколько минут, свободных от этих мук. Мук ощущения конца. Тяжесть чужого тела на тебе совсем не ощущалась. С каждым скрипом кровати, с каждым порывистым движением ты только сильнее сжимала простыни – истрепавшиеся и местами рваные, затхло-блёклые. Хотелось провалиться сквозь материю, хотелось впитать её через кожу, дать ей нитками впиться в вены, там, где ещё едва запеклась кровь. Хотелось упасть вниз, слиться со всем, потерять себя, не найти ничего – ни одного сантиметра тела, помнившего те загорелые руки и пальцы, ни одной мысли, связывавшей тебя с теми глазами, которые обнадёживали верой. Ведь ничего этого больше не было в реальности. Всё это было всего лишь сном, ставшим для тебя одним сплошным кошмаром. Наяву. - Во мне ведь совсем ничего нет, посмотри, - ты давилась рыданиями, разрывая тонкими пальцами хлопковую майку, стоя в одном нижнем белье перед зеркалом и пытаясь встретиться с его взглядом в отражении. – Что ты мог найти во мне, разве есть хоть что-то хорошее?! – от комков туши слипались ресницы, синяки на твоих руках и бёдрах сливались в узорчатую сетку теней. И хотелось, чтобы с нескончаемым потоком слёз вышел весь воздух из лёгких. Но ещё больше хотелось, чтоб хотя бы на мгновение всё стало, как когда-то раньше. Как прежде. Чтобы он притянул тебя к себе, чтобы все те слова вновь так мелодично звучали в сознании. Чтобы в этой палитре красок появились другие цвета. Чтобы ты могла хотя бы во что-то поверить, чтобы он мог дать тебе хоть одну причину. В нём ведь была вся твоя жизнь. Но он почему-то молчал. Когда незнакомый голос что-то говорит, ты всё ещё не открываешь глаз и даже не поворачиваешь головы. Твоё измученное тело взмокло и, кажется, слиплось с постельным бельём. Ты не хочешь шевелиться, не хочешь видеть никого, не хочешь даже пытаться понять. Ничего нового, ничего важного, ничего нужного – просто ничего уже не найти и не услышать. Казалось, над тобой - целая толща водянистой грязи, сквозь которую уже безуспешно стремятся проникнуть и коснуться сознания те самые вспышки прошлого. Ломаные лучи их меркнут. Руки болят сильнее, хочется расчесать их до крови. Но до того, что так долго открытой раной болит внутри, никак нельзя дотянуться. Когда он ушёл, облака не превратились в дым, воздух всё так же поступал в лёгкие, кровь продолжала течь по венам, небо всё ещё оставалось над землёй, - и ни раздалось ни звука, ни шороха. Реки не вышли из берегов, птицы всё так же могли летать, чьи-то руки находили друг друга в темноте. Но ты потеряла себя. И это было похоже на одну затяжную попытку вдоха – с лёгкими, наполненными водой. Безуспешную попытку. Хлопает дверь, и твои веки пропускают дрожание света. Руки нащупывают одежду, – тело так ноет, что совсем не чувствует ткани, будто бы её и вовсе нет. Словно уже нечего скрывать – кроме того, что спрятано под огрубевшей кожей. Ты не знаешь, куда идти, ты не хочешь думать ни об одном поводе сдвинуться с места, - но ноги словно сами заставляют тебя принять вертикальное положение. Что-то тлеет внутри в ожидании порыва, который сумеет разжечь этот огонь. Или задуть его навсегда. In the night // В ночи In the night // В ночи In the night // В ночи, When we touch // Когда наши тела соприкасаются In the night // Во мраке, 'Cause I've been lusting it // Потому что я так жаждала этого… © [Lana Del Rey – Disco на repeat] Когда он ушёл, ты долго не могла понять, как жить дальше, как хотя бы попытаться и где же найти на это силы, которых не осталось после столь долгой борьбы с самой собой. Ты знала, что он уже не вернётся, хоть и так хотела поверить в возможность ещё одной-единственной случайной встречи. Солнце сменяло Луну, кровь текла и засыхала коркой, язык всё так же различал соль и горечь, что-то пульсировало внутри, между ребёр, что-то заставляло глаза открываться по утрам. Но это был проигранный бой. Платье было вызывающим, - оно вызывало у тебя омерзение, бесстыдно оголяя ноги тем, что и не назвать «длино́й», что и не могло ничего скрыть. Эта тряпка чёрной облегающей материи словно кричала, словно призывала видеть, смотреть, трогать. Теперь платье уже не пахло тобой, оно просто впитывало пыль и грязь. Чьи-то руки продолжали ложиться на твоё тело, касаясь ткани и забираясь под неё, словно змеи, оставляя такие же влажные холодные следы. Кто-то смеялся, звал тебя, окликал по имени, потерявшем совсем своё значение. Тебе так хотелось, чтобы тебя позвал он – ещё один раз, пусть и неосознанно, хотя бы один раз. Страшно было осознавать, как много он для тебя значил, - теперь, когда он ушёл, всё, что раньше могло бы быть связано с ним, без него казалось неродным. Даже собственные глаза смотрели в зеркало с враждебным блеском, словно проклиная тебя за то, что ты дала ему уйти. Хотя ни мольбами, ни просьбами, ни слезами вернуть его было нельзя. Выветривался запах его парфюма, стирались шаги его тени в квартире, которая когда-то была вашей, но сейчас превратилась в бетонную клетку. Сколько ни сдирай обои, сколько ни пытайся содрать с кожи шрамы, запомнившие его прикосновения, - за всем этим больше не было тебя. Ничего не было, все попытки заводили в тупик – несмотря на молитвы, на преклоняемые колени. Ваши дороги больше не пересекались. Как ни кошмарно это было осознавать, - от тебя ничего не осталось. Но ещё ужаснее была невозможность убежать от этой безвыходности. В какое бы то ни было время суток, с кем бы ты ни была, что бы ни вытворяли с тобой эти люди, - ты раз за разом наталкивалась на остриё собственной памяти, похожей на гарпун, утягивавший в бездну вслед за невесомыми дорожками порошков и хрупких мостов из бинтов и лезвий. Твоим глотком воздуха была бы всего одна встреча, но мысль о её нереальности насмешливо занозила клокочущим кашлем. Невозможно было поверить уже ни во что, когда забываешь, как. Ты сидишь на коленях у очередного чужого тебе мужчины, чей взгляд пожирал тебя, умоляя о возможности обладания. Твоя безропотность кажется ему такой манящей, что за нею он не видит истины, - ты никому не принадлежишь. Сменяются цвета́ бликов освещения, голоса и однообразно липкие руки, а ты всё так же по привычке пытаешься зацепиться взглядом за любую макушку, хотя бы отдалённо похожую на его голову. Когда он ушёл, тебе оставался миллиметр до падения, один обрыв до провала, последняя пуля в револьвере, один вдох до предсмертного. Ему было не за чем возвращаться, тебе не за чем стало себя беречь. Остался один-единственный шаг до потери равновесия. Разбиться и не собрать себя больше. Когда твои глаза внезапно сами выхватывают знакомые очертания, ты даже не сразу понимаешь, почему останавливаешь взгляд. Это забытое чувство – словно кусок льда под кожей, словно он тает холодом в кровь и доходит до самого сердца, в мгновение пронзая насквозь. Земля продолжает вращаться вокруг своей оси, но кажется, что сила земного притяжения опутывает твои ноги верёвками и увлекает вниз, заставляя позвоночник прогибаться. Те самые резкие черты выдавали его в массе людей, в миг ставшей для тебя невидимой и прекратившей своё существование на фоне одного его взгляда. Это были те глаза, узнать которые ты смогла бы и в кромешной тьме, но забыть которые было бы самым лучшим выходом. Только и этот путь вёл в тупик. Окончательный и бесповоротный. Он смотрит будто бы сквозь, мимо, невнимательно. Это длится секунду – две, три, - ты не успеваешь досчитать до шести, как сердце пропускает удар. Он отводит взгляд и безразлично отходит в сторону. Толпа, выдыхая резким шумом, скрывает его, давая темноте спрятать твою дрожь. Что-то бьётся внутри, расхлёстываясь фонтаном. Иссушая тебя, не давая дыханию восстановиться. Это похоже на попытки борьбы в агонии. Мгновение – и всё погасло. Тлевшие угли съежились и посерели, рассыпаясь. Все оставшиеся силы покидают тебя. Может, их никогда и не было. Может, уже давным-давно они кончились. Может, ты и не была никогда сильной. Может, ты всегда была ничем. В твоём мире больше не было Бога. И тебе хочется убежать, но не от него – от себя. От своей никчёмности, от тупой безвыходности, от того, как саднят раны. Хочется вырваться из полумрачного помещения, из гниющего здания, из собственной кожи. Глаза не могут отыскать дверь наружу, кто-то пытается задержать тебя, хватает за руки, срывая тонкие маски твоего самообладания, - ты не можешь найти в себе выдержки, но, оказавшись на улице, ты отыскиваешь в сумке ключ, и он меньше, чем за минуту, так легко находит замо́к зажигания. Ключ поворачивается с щелчком, машина заводится со звенящим гулом, но в тебе всё молчит. Грудная клетка вздымается, и ты даже не пытаешься разобрать дороги, вцепляясь пальцами в руль так, что белеют костяшки. Хочется задохнуться, - и непонятно, почему до сих пор не выходит. Все машины на эстакаде кажутся одинаковыми, - их контуры освещаются фонарями, свет которых, впрочем, не касается тебя. Он тоже стремится пройти насквозь, обогнуть, не задев. Словно тебя уже нет, и касаться нечего. Когда он ушёл, ты перестала искать выход. Всё онемело внутри, стало вянуть, - как обычно угасают остатки жизни в опадающих листьях. И твоё падение тоже заканчивалось столкновением с землёй. Так, чтобы нечего было больше собирать. Ни воспоминаний, ни надежды. Ни тебя. Он устал от тебя, а ты никогда и не переставала от себя уставать. Эта усталость сжимала сердце, сводила тремором пальцы, хватала за горло, изнуряя удушьем. В какой-то момент чернеющее небо начинает затоплять границу горизонта. Всё становится цвета его глаз. Твои руки отрываются от руля, выпуская его, и веки внезапно падают, - темноту подхватывает вихрь, заносящий твою машину куда-то вбок. Под аккомпанемент раздающегося скрежета твои лёгкие вдруг наполняются воздухом. И гремит выстрел, кипятком взрываясь у тебя в груди. У твоего последнего вдоха привкус крови и пыли. И уже ничего нельзя осознать, вернуть, разобрать, нельзя даже открыть глаза или пошевелиться, и ты ничего не чувствуешь. Боли в миг слишком много, она повсюду, она рвёт лёгкие рёбрами, вырывается из-под шрамов, льётся, заполняет всё собой. …а потом её вдруг нет. Нет ни воздуха, ни звуков, ни прошлого. Ни тебя. Ничего нет.

I am my only god // Я – свой единственный Бог, I am my only god // Я сама себе Бог, I am my only god // Я сама – свой единственный Бог now // теперь. ©