По ту сторону запыленных автобусных стекол

      Красно-белый автобус продолжал неспешно двигаться по объездной дороге. Было видно, что он давно уже отколесил свое, но так и не ушел на покой. Он старчески кряхтел и поскрипывал каждой ржавой деталью. Черные зловонные выдохи вырывались из выхлопной трубы судорожно. Двигался он шатко и нескладно. Раскачивался из стороны в сторону, словно сквозь стекло своих роговых очков без «моста» ничего не мог разглядеть. Лента дороги ближе к горизонту плавилась под беспощадным авустовским солнцем и шла рябью. Подсолнухи озадаченно глядели вверх, в сторону пролетавших по трассе машин. Пейзаж был унылый. Пока.       «Внутренний мир» автобуса был духовно богат, но до безобразия ветох. Память засорена хламом и воспоминаниями о случайных пассажирах. Корявыми маркерными заметками о том, кто и кого любил, и кто в компании, ехавшей из города N в город M в 2008 году, был непроходимым лохом. Шторками из аляпистой синтетики. Упаковками чипсов, которых не было видно на прилавках вот уже пять лет. Ностальгией. Из-за нее он вонял едва ли лучше, чем черное облако у выхлопной трубы. Хриплые голоса всегда, из рейса в рейс, говорили на тарабарском непонятном языке. Замолкали они лишь на пару минут. И тогда салярно-ветхий смрад салона смешивался с маслянистым запахом вокзальных пирожков.       С верхних полок на каждого пассажира бесстрастно глядели четырехглазые лампочки, которые никогда не горели. Не в силах выдержать их взгляд, молодой человек на одном из задних сидений снова отвернулся к окну и поправил наушники. «Филосораптор» на черной майке перестал развлекать своим видом ребенка на соседнем сиденье.       За лесополосой, даровавшей всем, кто ехал в тот слишком жаркий даже для южного августа день по объездной дороге, желанную прохладу, показался холм. За ним — другой. Третий. Лысые и невысокие, они выныривали на горизонте, а после вновь исчезали из виду. Сливались с безграничными полями в ровную линию за очередным поворотом. Но начало было положено. И «Филосораптор» знал, что одними холмами изменения в полотнище за окном не ограничатся. Руками он собрал в кучу всю свою ручную кладь. Смирился с близостью дома.       Лиловые пятна гор, походившие на низкие грозовые тучи, приближались со скоростью старого автобуса. Кромка их стала четче, изгибы — ломанее. Дымка воздушной перспективы медленно спадала, и они изменили цвет, став кобальтовыми. А после — привычно серо-зелеными. Как холмы, которые остались далеко позади. Они шли по горизонту. Одна за другой. Одна другой выше. Величественнее. Медленно они готовились сомкнуть свое каменное кольцо. И, странное дело, «Филосораптор» был этому рад.       Месяц назад он устал упираться глазами в их каменные сизые стены. Устал чувствовать строгий взгляд их множественных вершин. Чувствовал, как огромные, по-кавказски густо заросшие мхом руки старых нартов сцепляются на шее. Не дают вдохнуть. Месяц назад он мечтал уехать прочь. Как можно скорее. Как можно дальше.       Но расстояние — лучшее лекарство от привычки и злопамятности. Изменив окружающий пейзаж, он изменил самого себя. Хотя мысленно всячески отрицал случившиеся в нем перемены. Где-то в глубине его души тоска по дому побеждала тоску по странствиям. А горы (Привычные горы, Слишком близкие, Цивильные горы!) вызывали в нем такой же детский восторг, как пустошь калмыцкой степи или расплавленный изумруд необжитого побережья. Он увидел их по-настоящему. Двуликих и контрастных. На одних склонах, пологих и залитых полуденным солнцем можно было разглядеть поразительно четкие ветви редких деревьев. На других из курчавого плотного леса лишь изредка выныривали зубья белых скал. Иногда скалы появлялись чуть ближе. У подножий, окруженные россыпью последних цветов. Аляпистых и пожухлых, овеянных терпким и пыльным запахом. «Филосораптор» слышал, что гору называют «Быком» или «Верблюдом», потому что ее очертания напоминают людям силуэт животного. Но сам никогда не находил даже маломальского сходства, как ни молил об этом свою фантазию. Эти же белые громадины слишком правильной формы с детства казались ему башнями. Аскетичными руинами древней цивилизации. Почему-то неинтересной археологам.       Глубокие вертикальные расщелины казались замшелыми бойницами. Камни, раскиданные вокруг, остались от старой крепостной стены, домов с низкими терракотовыми крышами. Пятно белого известняка, поросшее низкорослой травой, должно быть, было когда-то мощеной дорогой. Здесь она обрывалась.       Так хотелось думать. Хотелось думать о каждом силуэте, созданном природой, как о частичке той истории, которой здесь никогда не было. Но время шло, путь продолжался, а автобус почему-то именно сейчас решил ускориться (или же так казалось?). Ему не терпелось оказаться на вокзальной площади и отдохнуть хоть немного. Горы снова начали отдаляться, оставаясь вечным лиловым кольцом на горизонте. Незаметным за вырвиглазыми вспышками билбордов.