Услышь меня

Придумать лучший способ столкнуться с матерью, с которой не виделись больше года, точно нельзя было. Людмила на мгновение застыла от удивления и одновременно просто не знала, что сказать, перебирая в уме варианты. Откровенно говоря, она просто безумно устала, настолько напряжёнными оказались последние дни, и было глупо надеяться, что утром станет лучше, если она провалится в сон: была её маленькая дочь на больничной койке, были четверо напуганных и – не стоило обольщаться и надеяться на скорое прощение – обиженных подростков, имеющих полное право её ненавидеть, а ещё был разбитый в клочья брак, и она была ответственна за весь беспорядок. – Ты что, язык проглотила? — резко проговорила Антонина, буравя дочь взглядом. Не хотелось быть посмешищем для всей больницы, когда мать начнёт без капли такта отчитывать перед кучей свидетелей, между тем некоторые люди уже поглядывали на них со стороны, услышав резкий голос профессора Гордиенко. – Здравствуй, мама. – Надо же, «здравствуй, мама», ремнем бы тебя отходить за это здравствуй! Мало того, что детей бросила, так ещё Пуговку...– глаза пожилой женщины начали слезиться, но она взяла себя в руки.– А любовничек твой тоже здесь, или привезти постеснялась? Что молчишь, бесстыжая? Слова били наотмашь, но Людмила не находила ответных, будь ситуация другой, вероятно нашла бы способ защитить себя, спорила, ругалась, но перед глазами опять вставала маленькая дочь, от которой исходили все эти капельницы и провода, и звук аппарата, доказывающий, что несмотря на отсутствие реакции, её дочь всё ещё жива, и маленькая грудь Полины продолжала подниматься. Не высказанные до конца слова о том, что именно она виновата в трагедии с Пуговкой, перевешивали другие возможные упрёки: ни одна мать не должна быть причиной того, что жизнь её ребёнка висит на волоске. Она словно оставила весь свой словарный запас, смелость и силы заодно в той палате с белыми стенами. Между тем Сергей понял, что тёща не собирается останавливаться и вмешался: – Антонина Семёновна, прошу, здесь больница, не нужно ругаться. Смотрите, на нас все уже смотрят!– и правда, дежурная медсестра, совсем юная девчонка, наверняка жадная до сплетен, едва не легла на стойку, чтобы получше услышать их и без того громкий разговор. — Пусть смотрят, знают, что моя дочь... – Антонина Семёновна, прошу, без оскорблений, ради Пуговки! Она сейчас там в палате совсем одна, мы не хотим, чтобы она проснулась и не увидела рядом знакомого лица. Потому я попросил вас ненадолго сменить нас, это была очень трудная ночь,– мягко заметил психолог, явно намекая, что лучше женщине пойти к внучке прямо сейчас. – Эх, Васнецов, ничему тебя жизнь не учит...– Антонина покачала головой.– Я молчу. Ради Пуговки! – согласилась профессор, но между тем окинула дочь ещё одним взглядом, прежде чем уйти по коридору.– С тобой мы ещё поговорим!– вдруг она повернулась, ещё раз, громко окликнув зятя:– Не к месту будет сказано, но спасибо за новогодний подарок, пока не узнала про Пуговку, это был лучший отпуск за последние годы. – Надо же, впервые за всё время услышал от неё, что она чем-то довольна,– удивлённо заметил Сергей. Людмила немного вымученно постаралась улыбнуться, зная причину: вероятно, теперь, когда она вернулась, мать будет чрезвычайно мила с другими, не считая собственной дочери. Впрочем, разве она этого не заслужила? От того, что Сергей не ссорился с ней и оставался мягким, даже сочувствующим, хотя ему было не лучше, становилось ещё хуже. – Может мне лучше остаться с Пуговкой?– вдруг спросила она, будучи уже близко к выходу. До паники не хотелось оставлять дочь здесь одну, а ещё не хотелось покидать эти стены и сталкиваться с другой частью жизни, висевшей над её головой, готовой обрушиться в любое время от малейшего порыва ветра. – Не говори глупостей, такси уже ждёт,– возразил Васнецов,– и тебе нужно отдохнуть. Не нужно слишком близко принимать к сердцу слова Антонины Семёновны, мы все сейчас на нервах, она успокоится, вы поговорите в более спокойной обстановке и всё между вами наладится. – И не то чтобы она была в чём-то неправа, правда? – горькая усмешка сорвалась с губ матери пяти девочек. Сергей деликатно промолчал и мягко подтолкнул её к выходу, где ждало такси. Она не стала теперь спорить: между ними ничего не решено, но решение мужа зарыть топор войны ради девочек, намерение вести себя цивилизованно, заслуживало уважения. – Куда едем? – равнодушно спросил водитель, лениво жуя спичку во рту. – Володарского 11. Женщина прислонилась щекой к холодному стеклу автомобиля, изучая какое-то время фигуру мужа, предполагая, о чём он сейчас думает. Могут их отношения когда-то стать прежними? Она предпочитала думать о лучшем, лихорадочно собирая вещи перед отъездом из Канады, но теперь чувствовала груз собственных ошибок, все ошибки Сергея даже в её глазах меркли в сравнении с собственными. Он стал внимательнее, больше похож на того человека, каким был, когда они только поженились, а не в последние годы их брака, узнал девочек, стал неотъемлемой частью их жизни, а она своё место потеряла. Был ли лучшим способ бороться с невнимательным мужем, бросая его вместе с детьми? Задумываясь о словах матери, Людмила соглашалась, но в то же время не могла избавиться от мысли, что учиться хорошему ей было не у кого: отец бросил семью, когда она была совсем ребёнком, и если бы не пара старых фотографий (тех, которые мать не порвала на мелкие кусочки и не выбросила), даже не вспомнит, как он выглядел, а для матери всегда была важнее карьера, любимая биология, бесконечные симпозиумы и конференции, на которые Антонина постоянно уезжала, оставляя дочь заботам соседки. И разве мало у Антонины было поклонников, мужчин, которым она посвящала своё время, не думая о ней? Сколько себя помнила, мать была скупа на похвалу и мало знала о жизни и чувствах дочери, только позже — в подростковом возрасте – постоянно критиковала её привычки одеваться, увлечения, знакомых, всех, кто не соответствовал высоким стандартам профессора Гордиенко. Даже Сергей нравился матери только до тех пор, пока Люда реально не обратила на него своё внимание. В ушах до сих пор стоял звон, стоило вспомнить, как кричала Антонина в день, когда она сообщила ей о первой беременности и скором замужестве, как повторяла без конца, что в итоге он покажет свою сущность и бросит её на обочине вместе с детьми. Что же, мать на этот раз не оказалась правой, потому что именно её дочь в итоге оказалась той, кто бросил на обочину почти восемнадцать лет брака ради любовника, который, как оказалось, ей даже не нравился. За "Небольшой отпуск", как она выразилась когда предстала перед мужем через полтора года после отъезда, приходилось расплачиваться слишком дорого. – Люда, ты меня слышишь? – голос Сергея доносится сквозь дымку сознания, когда он осторожно встряхивает её.– Мы приехали. – Да-да, я иду,– она опомнилась и вышла на морозный воздух, неожиданно отрезвляющий. Вот броситься бы лицом в холодные сугробы, может тогда удастся хоть как-то избавиться от этого вязкого кома в горле, мешающего глотать, от ощущения, что всё внутри неё вдруг исчезло и осталась одна только боль, окружающая со всех сторон. Но она просто поднималась по ступенькам в знакомый с детства подъезд, стараясь не обращать внимания, как косятся на неё соседи, которые встретились им по пути. Людмила по старой привычке начала было рыться в сумочке и в карманах в поисках ключей, но вспомнила, что их у неё нет, пока Сергей уже открывал дверь своим ключом, но неожиданная находка в кармане шубы заставила её сердце подпрыгнуть в ужасе: смятая записка, в которой она положила конец своему глупому роману, которую она должна была оставить на комоде в квартире Палкина, осталась в её кармане. Оказавшись на пороге, женщина встретилась с взглядами дочек, столпившихся перед дверью гостиной, поглядывая на закрытую дверь. Можно было подумать, что они хотят спросить о сестре, но Сергей разговаривал с Галиной Сергеевной по телефону и она наверняка всё передала сестрам. Даша язвительно улыбнулась и указала на дверь: – К тебе гость, мама. – Гость? Я никого не ждала. – О, я уверена, что этого гостя ты точно очень хорошо знаешь,– хмыкнула гот, удалившись в комнату, а за ней ушли сёстры. Да, встреча с девочками определённо не задалась. Но чего она могла ожидать? Кого только принесла нелёгкая? Этим вопросом наверняка задавался и отец семейства, потому что его рука уже лежала на дверной ручке. Когда они вошли внутрь, Людмила пришла в ужас, заметив, кто сидел на диване. Сергей между тем ничего не подозревал и подошёл к мужчине, протягивая руку для приветствия: — Здравствуйте, Васнецов Сергей Алексеевич. – Здрасьте, я это, Емельян Палкин, хоккеист...– спортсмен глуповато улыбался, будто не осознавал, что разговаривает с мужем женщины, с которой прожил последние полтора года. Заметив её, он опять улыбнулся:– Люсь, а я за тобой приехал!