Ты для меня ничего не значишь.

Вы когда-нибудь умирали изнутри? Ощущали когда-нибудь всепоглощающую пустоту? Настолько, что казалось, будто бы вы проваливаетесь в огромную черную дыру? Этот разговор, эта картинка до сих пор стояла у Элизабет перед глазами. Очередная крупная ссора. Одна из тех, что обычно заканчиваются битьем посуды и кулаками. Мужчина неподвижен, а его гнев выдают только кошмарно выразительные лиловые глаза, которые сейчас кажутся почти черными. Он смотрит свысока, смотрит надменно, а следом поправляет воротник рубашки и шумно выдыхает. Девушка же напротив распалена до предела: волосы растрепаны, лицо заплаканное, раскрасневшееся, лишенное «всяческого приличия, свойственного истинной леди». Она кричала почти до хрипоты только что, но сейчас в гостиной повисла звенящая тишина. В их, пока что, общей гостиной. В союзе и так не все гладко, а тут еще и личные ссоры, которые подрывают авторитет друг друга, которые рушат и без того не самые прочные отношения. — Ну и что ты молчишь? Что ты молчишь, Родерих?! Снова хрипло кричит Хедервари и топает ногой, что вызывает у Эдельштайна лишь презрительную усмешку. Он смотрит на нее какое-то время, а следом холодно, со сталью в голосе, спрашивает: — А что ты хочешь услышать от меня? Пока ты ведешь себя, как базарная девка, я не буду с тобой разговаривать. Ступай и приведи себя в порядок. Родерих обрадовался было, что сцена исчерпана, но не тут-то было. Звонкий хлопок эхом отразился от высоких стен, а разъяренные зеленые глаза оказались слишком близко, настолько, что он мог явно рассмотреть застывшие в них слезы. Мужчина опешил и замер на пару секунд, за которые девушка успела рявкнуть ему в лицо: — Ты будешь говорить со мной сейчас! Ее голос разорвал тяжелую тишину, ворвался в сознание новым ураганом, который всколыхнул все презрение и злобу, что таилась в душе у Эдельштайна. Он рывком поправил очки на переносице и взглянул в живые зеленые глаза: — Ты для меня ничего не значишь, Элизабет. Внутри у нее все рухнуло в один момент. Все, чем она пожертвовала ради их союза, все ее мечты, все ее лишения, все то, что она делала ради него, то, как она сломала себя, дабы подстроиться под его уклад жизни — все это в один миг стало неважно, все рухнуло и вдребезги разлетелось. Девушке казалось, что она оказалась в вакууме. Что все вокруг нее куда-то исчезло. Стало резко нечем дышать, воздуха не хватало, а грудь разрывалась от боли, словно в нее только что попала пуля. Мужчина развернулся и вышел из гостиной.

***

Через несколько дней после этого разговора Хедервари явилась к нему в кабинет. Без стука. Без предупреждения. Она просто вошла и остановилась возле стола, за которым сидел Эдельштайн. — Разве я не говорил, чтобы ты стучалась? — Разве мне не плевать на это? Девушка брезгливо дернула носиком, а следом демонстративно сняла с пальца обручальное кольцо. Мужчина удивленно вскинул брови: — Ну и что это значит, Лизхен? Элизабет поджала губы. Она старалась справиться с той бурей, что выламывала ей ребра изнутри, она пыталась совладать с собой, чтобы ничем не выдать своего состояния, ничем не выдать своей всепоглощающей боли. — Это значит, что я больше не твоя жена, Родерих. Она швырнула кольцо на пол, а следом навсегда покинула кабинет Эдельштайна.