Заново

      — Кирс, с тобой всё в порядке?       Инес хмуро смотрит на прячущуюся за углом Тистеллу. Она морщится, шикает и, кажется, еле слышно что-то ворчит.       — Инес? Когда принесёшь отчёт? — Бранденбург ненадолго останавливается, прикуривает сигарету.       — К обеду закончу. — Командир кивает и направляется дальше. Когда его шаги затихают, Инес поворачивается к Кирс. — Мне кажется, эту неделю ты избегаешь его больше, чем обычно.       Тистелла мотает головой и выпрямляется.       — Э-это не так! Я просто… ещё не дописала отчёт. Вот. Мне нужно идти. До встречи. — Инес только и смотрит вслед девушке, которая сама вытащила его для завтрака. Впрочем, она поделилась с ним чаем.       Кирс влетает в комнату и с громким стуком закрывает дверь. Листы давно написанного отчёта едва колыхаются от ветра. Это совершенно на неё не похоже — тянуть со своими прямыми обязанностями, но фраза Бранденбурга словно таракан на кухне — живёт и здравствует в её голове. Что бы сказала мама на это… Кирс бьёт себя по щекам, что-то бубнит под нос и бессознательно касается раны на животе. На коже останется шрам — шрам от её первого ранения здесь. И почему Заксен вообще не оставил её там? По крайней мере это было бы больше на него похоже. Кирс вздыхает. В конце концов нельзя просто бегать от своих обязанностей. Она подхватывает бумаги, бегло осматривает их и покидает комнату.       Бранденбург шёл в другое направление от кабинета, Инес принесёт отчёт только к обеду, значит в кабинете его не будет минимум полчаса — она должна успеть. Зайти в кабинет, положить бумаги на стол, выйти из кабинета и затеряться в длинных коридорах. Но, видимо, план не такой идеальный, хоть и до смешного простой — с первой же задачи что-то идёт не так. Дверь не поддаётся Кирс даже тогда, когда она понимает, что открывает её не в ту сторону. Кирс цыкает — конечно кабинет командира запирается на ключ — и вспоминает о запасном ключе, о котором когда-то опрометчиво проболтался ей Инес. Колени начинают ныть от долгого и близкого контакта с полом, когда заветная вещица из-под дряхлой доски попадает в руки Тистеллы. Дрожащие руки Тистеллы.       С небольшими усилиями ключ открывает тихо скрипнувшую дверь, которую Кирс тут же предусмотрительно запирает изнутри. Тистелла отряхивает пыль с колен, стучит сапогами друг о друга, чтобы стряхнуть немного и с них, и направляется к столу. Что Кирс забывает самое важное снаружи, она понимает, когда на стол опускаются её пустые ладони.       — Чёрт! — Шипит Кирс и припадает к двери, вслушиваясь в шум снаружи. Коридор благословенно молчит. Кирс открывает дверь.       Бумаги мирно лежат возле самой двери. Кирс вцепляется в них и с хлопком закрывает дверь кабинета, снова запираясь на ключ. Руки бьёт дрожь, по виску скатываются капли пота, на двери обнаруживаются три плохо сточенных сучка. Кирс закрывает глаза и считает до десяти. Блестящий план больше не кажется таким сверкающим, как какое-то время назад, но и поворачивать назад уже как-то… не по чести. Дыхание приходит в норму, руки больше не сминают документы, потому Кирс снова возвращается к столу и аккуратно кладёт небольшую стопочку листов на край стола. Она была права — здесь очень много бумаг, и, скорее всего, Бранденбург не обратит внимания на ещё какой-то очередной отчёт. Стоит признать, все эти стопки, цифры и буквы слегка пугали её. Она не любила иметь дело с бумагами даже в полиции, что уж говорить здесь, где первый отчёт ей пришлось переписывать тринадцать раз. Сто шестьдесят девять страниц в мусор — такое сложно забыть.       Кирс улыбается и легко ступает к двери, когда слышит шум шагов. Сердце падает вниз, рука замирает в сантиметрах от дверной ручки — людей по меньшей мере двое-трое. Кирс оглядывает кабинет — два больших книжных стеллажа, запертое окно, стол, несколько стульев.       В замке поворачивается ключ, Кирс задерживает дыхание. Пустующий кабинет наполняется сигаретным дымом и двумя мужскими голосами, третий шагает к столу. Кирс проклинает Бранденбурга всеми новыми услышанными здесь словами и неистово молится Святому Юне. Быть может, он поможет хотя бы сейчас.       Кирс пытается сосредоточиться на словах распаляющегося невидимого мужчины, но кровь слишком шумит в висках, а чёрные ботинки слишком громко шагают к столу. Кирс клянётся ни за что не закрывать глаза, стул со скрипом отодвигается, Бранденбург раздражённо садится. Тистелла зажимает рукой рот, медленно и глубоко дышит, до упора вглядываясь в пуговицы на чёрной форме, стараясь не думать о том, почему он садится так далеко от стола. Она решает сделать перевес в сторону молитв и, расслабившись, поднимает взгляд выше, тут же напоровшись на аметист. Кирс подаётся назад и ударяется затылком о стол, больше поражённая удивлённым взглядом Бранденбурга, нежели самим фактом того, что он замечает её.       Святой Юне в её мозгу умывает руки. Кирс решает спрятаться за своими руками и вернуться к проклинаниям Заксена. Это вряд ли поможет, но хотя бы сохранит её рассудок. Есть ли вообще возможность выйти из этой ситуации? Кирс тихо окает, открывается и подбирается к выходу из-под стола — сейчас попасться на глаза всем кажется ей лучшим решением. Командир всенародно унизит её, назначит наказание, взыскание, унижение, а она с чистой душой отправиться всё перечисленное выполнять. Только вот Бранденбург рушит её планы одним движением, придвигая стул вместе с собой ближе к столу. Тусклый свет недобро поблёскивает в его глазах. Он что-то — довольно снисходительно и не без удовольствия — говорит пришедшим с ним людям и отпускает, радушно желая не сдохнуть. Слишком радушно.       — Так-так, дорогая мисс Тистелла, — тянет Заксен, отсаживаясь подальше, как только шаги отдаляются от кабинета, — и что же вы делаете в таком месте?       — Сижу.       Бранденбург усмехается.       — Удобно?       — Вполне.       Согнувшаяся в три погибели — подстолье всё же не располагает лишним пространством даже для маленького девичьего тела — Кирс невозмутимо отвечает на вопросы. В голове оглушающая тишина, снаружи — опаснейший человек Нижнего мира и её непосредственный начальник.       Бранденбург молчит, закуривает. Кирс что-то бормочет.       — Громче.       — Курить вредно, — повторяет Тистелла, хмурясь. — Неужели так убивать себя действительно легче?       Заксен напрягается.       — Можно я всё же вылезу? Пожалуйста. — Кирс вдруг поднимает на него жалобный взгляд. Бранденбург кашляет, в который раз двигает стул и молча наблюдает. Кирс на корточках движется к свободе, но в последний момент наступает на свои волосы, путается, теряет равновесие, нелепо взмахивает руками, ударяясь о стол, и в конце концов оказывается на коленях. Заксен испускает весёлый смешок и радушно советует при следующем путешествии под стол прибирать своё розовое богатство. Кирс фыркает и, похоже, кряхтит, но всё же находит силы подняться. Она поджимает губы, отряхивает форму, обиженно зыркает на Заксена и едва заметно косится на стол, не торопясь отходить.       — Ключ, — произносит Бранденбург, делая затяжку. Кирс мнётся, вздыхает, достаёт его из кармана и кладёт в его руку, тут же хватаясь за неё.       — Я приму все наказания и поделюсь с вами ещё чаем, только Инес ничего не делал и не знал, — тараторит она, то сжимая, то разжимая чужую ладонь.       — Инес, значит, — хмыкает Браденбург. Кирс обзывает себя тупицей, клянётся попросить прощения у Инеса и отступает за стол.       Бранденбург выбрасывает окурок и вертит в руках старый ключ — лишние часы, даже дни работы для этой трудоголички, только вернувшейся с больничного, совершенно не будут наказанием.       — Две недели.       — Дежурств? — С надеждой уточняет Кирс.       — Две недели будешь писать отчёты каждого о ночных дежурствах вне штаба.       Кирс обиженно поджимает губы, наблюдая за усмешкой командира, когда он даёт ей разрешение идти.       — Хотя стой, — произносит Бранденбург голосом не предвещающим ничего хорошего для других — довольным. Тистелла поворачивается и вытягивается по струнке.       — Да, командир? — Заксен подбрасывает в руках ключ, одним движением убирает его куда-то в стол и наклоняется вперёд, опираясь локтями на гладкую поверхность стола.       — Я тебя надолго не задержу. У меня всего один вопрос.       Кирс боится думать — кажется, эти чёрные зрачки тут же расколют её голову и вынут весь её беспорядок наружу. Она говорит себе, что эти мысли абсолютно глупы и неверны, но самоуверенность Бранденбурга всегда ей не по себе.       — Чего ты последнюю неделю всё ныкаешься от меня по углам да по стеночкам? — В груди Кирс пустеет — зато ноги прилипают к полу, а лицо и уши горят.       — Н-не понимаю о чём вы, — щебечет она, отводя взгляд на бумаги.       — А мне вот кажется даже Инес заметил это, — Заксен хмыкает, Кирс кусает щёки. Откуда только он может всё знать.       — Вы не Святой Юне, чтобы всё знать, — возражает она, поднимая взгляд. Он пожимает плечами.       — Я и не горю желанием знать всё. Но то, что непосредственно касается меня, глупо не знать, не находишь? — Кирс молчит, снова опускает взгляд. Теперь горит ещё и шея. — Ты будешь отвечать на мой вопрос или необходимо провести расследование, почему Гончая вдруг стала избегать своего непосредственного начальника. Быть может, она замышляет переворот? — Кирс ахает, отступает назад, но тут же выпрямляется и делает два шага вперёд.       — Переворот — это незаконная смена власти! — чеканит она. — В моих мыслях никогда ничего подобного не было! Вам самим следовало бы сначала думать, а не говорить всякую чушь! — Она едва успевает вернуть контроль над собой и не ударить по столу, перемешивая все документы и навлекая на себя весь гнев командира.       — Так вот в чём дело, — тянет Заксен. Кирс отступает назад и на всякий случай отдаёт честь. — Как я мог забыть, что ты так близко к сердцу принимаешь все слова. Хватит ли тебе на все места? — На его лице расцветает улыбка, на её — чёртов жар. Она, определённо, заболела. — Что ж, я узнал, что хотел. Можешь идти, — он лениво машет в сторону выхода и едва не зевает, демонстрируя резко возникшую скуку. Тистелла снова отдаёт честь и разворачивается.       — И всё же хотя бы открывайте окно, — медлит Кирс, поворачивая ручку и не надеясь получить ответ.       Дверь тихо закрывается, Бранденбург в очередной раз возвращается к столу. Привычный к порядку, особенно в документах, вскоре он замечает неизвестную стопочку листов.       «Кирс Тистелла. Отчёт по дежурству от…»       — Детский сад.