Воющий директор Морита

Мир менялся. Разорвав с Дуганом последние связи, Морита сменил поставщиков лекарств и наркотиков, усиленно готовил своих подопечных к поступлению в учебные заведения или на простую работу, собачился с Картер, которая пыталась ненавязчиво завалить его аналитикой, и регулярно выслушивал жалобы Тони на своего декана и жалобы декана на Тони. Тони отжигал до самого выпуска, перепортив большую часть девчонок и даже некоторых преподавательниц, поломав несколько научных теорий и в качестве выпускной работы успешно создав эмоциональный искусственный интеллект с собачьими повадками. И снова казалось, что жизнь бежит по проложенному руслу. Говард поставлял оружие для многочисленных конфликтов, которые Штаты развязывали по всему миру, Дуган поставлял по всему миру наркотики, а за вино Жака по всему миру бились на аукционах. Тони остался в своем родном МИТ, целясь получить еще парочку докторских степеней, причем одну из них — по молекулярной биологии, о чем он уведомил Мориту заказным письмом с вложенным требованием выдать образец крови для исследований. На это Морита ответил категорическим отказом, симулируя склероз. Декан Хэмптон, под крылом которого остался Тони, все силы собирался приложить, чтобы и дальше портить излишне юному гению жизнь. Пегги Картер продолжала играть в тайные организации, Мария Старк с подругами держали под каблуком мужей и сплетничали о каких-то закрытых показах, куда допускались только сливки общества. Все были при деле, да и сам Морита без дела не сидел, готовя своих подопечных к дальнейшей жизни, облегчая страдания обреченных и пытаясь хоть как-то социализировать тех, у кого в любой другой ситуации не было бы ни шанса. Казалось, что жизнь налаживается, пока одной ночью восемьдесят девятого Мориту что-то не дернуло. Он проснулся и прислушался. Чувство какой-то странной тревоги осталось, так что он растер лицо, обулся в мягкие кеды и пошел на обход. На шее дыбом вставали тонкие волоски, а зубы как будто заныли. Что-то было не так. Морита заглядывал в комнаты, прошел по пустым классам, выглядывал в окна, осматривая территорию. Все было тихо и спокойно, пока Морита не добрался до другого крыла здания. На своем посту спала медсестра, от лежащей рядом с ее лицом салфетки несло хлороформом. Морита тихо прошел дальше. Отделение безнадежных было расписано брызгами крови, отчего сердце похолодело и как будто провалилось куда-то ниже, холодным камнем осев в животе. Среди трупов стоял Дуган и, щурясь, смотрел в окно на россыпь звезд. — Млечный путь яркий… — Что ты сделал, — севшим голосом прохрипел Морита, оглядываясь. Ему не надо было проверять пульс, он и так знал, что единственный живой организм в крыле, кроме них, — дежурная медсестра, получившая дозу хлороформа. — Что ты сделал?! — Ты игнорировал меня, — раздраженно дернул плечом Дуган, вытирая об штанину тактический нож и загоняя его в ножны. — Я решил оказать тебе услугу. Морита беспомощно смотрел на еще до рождения искореженные диоксином тела, профессионально отправленные в иной мир одним точным ударом ножа. Ни следа страха или страдания. — Они ушли без боли, — спокойно объяснил Дуган, доставая из кармана и демонстрируя пакет с белым порошком. — Не вижу смысла в избыточной жестокости. Черная в неверном свете звезд кровь пропитывала широкие матрасы, просачивалась сквозь них и капала в собравшиеся под кроватями лужицы. На лицах детей и подростков замерли выражения, увидеть которые у них при жизни доводилось крайне редко — полное умиротворение, спокойствие и счастье. И они все были безнадежно мертвы, даже будь в хосписе Мориты по последнему слову оборудованная операционная — он никого бы не смог спасти. Дуган знал, что делал. — Мразь, — бессильно выдавил из себя Морита. — Какая же ты мразь… Ты убил тех, кто не мог оказать тебе отпор! — Я освободил их, — Дуган снова шагнул в личное пространство Мориты, но в этот раз Морита не отшатнулся. — Вот этот твой настрой был мне нужен. Ты же хочешь сделать мне больно, хочешь меня уничтожить за своих зверюшек? Давай, ну же! Сжатая в кулак рука дрожала, но устраивать драку суперсолдат среди безжизненных тел Морита не мог. Среди тех, кого он не смог проводить в последний путь, хотя и обещал. Тех, кого на следующий день он будет хоронить. Остальные обитатели здания спали, бойня в отделении безнадежных никого не разбудила. — Иди за мной, — процедил он сквозь сжатые зубы. Дуган шел следом. Морите, тело и нервы которого были напряжены до предела, даже оборачиваться было не надо — он слышал беззвучные мягкие шаги, приглушенное сердцебиение, подрагивающее от нетерпения дыхание. Джунгли стелились под ноги, но ни одна потревоженная птица не рискнула подать голос, слишком убийственной атмосферой тянуло от Мориты, слишком сильно пах свежей кровью Дуган. Когда они достаточно удалились за пределы ограды, Морита резко развернулся. Он не стал размениваться на разговоры или примерочные удары, просто на пределе сил рванулся, врезался в грудь Дугана, проламывая ему ребра, вминая их в легкие, срывая с его плеча помповый Винчестер и отбрасывая подальше. Дуган удивленно кашлянул, а потом расхохотался. Безумно, счастливо, как мог бы хохотать ребенок, утром нового года обнаруживший под елкой игрушку мечты. — Этого я хотел! — улыбнулся Дуган, оскалив окровавленные зубы, а потом в плечо Мориты сверху вниз пришел удар такой страшной силы, что его легкие кеды на несколько сантиметров ушли в мягкую влажную землю. — Давай, ну же! Дай мне достойный бой, дай мне жизнь! Морита выхватил с пояса Дугана тот самый нож, который забрал жизни трех десятков безнадежных пациентов, с ветром скользнул в сторону, короткими скупыми движениями полосуя руки и плечи противника. Дуган прикрыл предплечьем лицо и шею, со второй попытки разорвал дистанцию. Поднял свою руку, всю покрытую неглубокими параллельными порезами, из которых широкими языками вытекала в прелую землю джунглей кровь. Черная в звездном свете. — Смотри, — впервые после выхода из хосписа заговорил Морита, голос которого дрожал от бурлящих внутри эмоций. Он поднял на уровень глаз нож. — Такая же, как у тех, кого ты убил. — На вид и вода со спиртом не различаются. Едва не взревев от бессильной ярости, Морита снова попытался сократить дистанцию. Ударил раз, другой. Потом Дуган перехватил его за запястье, тут же сжал ладонь, перемалывая кости, заставляя выпустить нож. Морита успел отоварить противника коленом, но Дуган резко развернулся и швырнул Мориту в переплетение веток. — Я помню твои движения! — Дуган с ухмылкой провел языком по собственному запястью. Располосованная кожа уже начинала заживать. — Давай же, покажи мне, чему ты научился за полвека. Удиви меня! Морита налетел со звериной яростью. И этот бой, и трупы в безнадежном отделении, для Дугана все это было игрой. Забыв о тактике, Морита бил со всей злобой и болью, пытаясь уложить в голове то, что старый боевой товарищ перешел последнюю черту. И в таком состоянии у него не было ни единого шанса. Увернувшись от прямого удара в голову, Дуган перехватил Мориту за горло, приподнял на вытянутой руке. Нанес в корпус несколько мощных ударов, а потом снова отшвырнул легкое тело. — И это все, что ты можешь? — Дуган развел руками. — Кидаться на меня, как неразумный щенок? Может, мне стоило убить вообще всех? Морита встал. Молча, медленно, только блеснули его глаза в темноте. А потом он исчез. — Так-то лучше, — расплылся в оскале Дуган, всем телом прислушиваясь к окружающему миру. — И где же ты? Удар. Еще один, в пустоту. Морита упал сверху, со спины, обхватил ногами и взял в захват голову, сжался, подобно змеиным кольцам. — Приди в себя, Дуган! Ты вообще понял, что ты натворил?! Тот в ответ тяжело засипел сквозь пережатое горло, засмеялся сдавленно. Джунгли молчали, в шоке от драки двух последних представителей самого опасного вида на планете. — Я-то знаю. А знаешь ли ты? Перехваченного за предплечье Мориту Дуган буквально содрал с себя, снова отшвырнул. Замер, прислушиваясь и потирая почти проломленное горло. — Я нашел мир, — раздалось из-за спины, так близко, что Дуган почувствовал движение душного воздуха затылком, отчего по коже прокатился зуд. — Ты продолжаешь искать войну. — А может это война не может отпустить меня? — Дуган начал медленно разворачиваться. Шаги раздавались строго за спиной, как будто там крался ночной хищник, и постоянно удерживали Мориту вне поля зрения. Как танец, в одном ритме. — Мы лучше, мы сильнее. Мы одиноки. И наше боевое безумие постоянно дышит нам в спину. — Но мы можем контролировать его. — Ты, — поправил Дуган, резким движением обернувшись. Мориты в поле зрения не было, но Дуган чувствовал, что он все еще за спиной. — Ты можешь. — Я научился. — Это другое. Ты всегда был другим. Твоя сыворотка была другой. Тебе для жизни не нужен бой, не нужен адреналин. А мы без этого не жили, а существовали. Ты представляешь, каково это, когда весь мир нужен только для того, чтобы найти достойного противника и уничтожить тех, кто смеет претендовать на вершину, на которой место только нам, тем, кто лучше любого человека? Морита шагнул из тени. Он двигался так, как должен был двигаться суперсолдат. Как ожившая смерть. — Ты был мне братом. — Я убил твоих детей, — напомнил Дуган. Глаза Мориты сузились, а потом он снова исчез. На спину Дугана навалилось тяжелое, дышащее холодом, колени Мориты сжали его ребра, как тиски промышленного пресса, руки снова обхватили шею, только теперь в одно движение вырваться не было ни шанса. Дуган закрыл глаза и напрягся, мышцы забугрились под кожей. — Я ждал этого. — Чего? — прошипел Морита ему на ухо, усиливая хватку на шее, медленно начиная снимать череп с позвоночника. — Массового убийства тех, кто не может сопротивляться? — Тебя. Боя с тем, кто равен, настоящего боя! — Дуган попытался ударить назад, попытался вывернуться. — Того, чтобы ты вспомнил, что ты на самом деле такое..! — Твоя наивная уверенность в собственной непогрешимости заставила! Дуган дернулся и начал медленно отжимать руки Мориты. Он был крупнее и сильнее, так что Джим чувствовал, как миллиметр за миллиметром его захват распускается. — Разве она не обоснована? Люди в сравнении с нами не больше, чем скот. Сыворотка сделала нас пастырями, и только в наших руках… В последний момент перед тем, как Дуган смог высвободиться, Морита локтем уперся в чужую голову, запрокинул ее вбок и вверх, окончательно снимая со второго позвонка. Шея в руках Мориты хрустнула, а потом Дуган с разорванным позвоночником тряпичной куклой упал на землю. — Не… ожидал… — воздух выходил из груди Дугана короткими толчками, как будто он смеялся. — Надо же… тебе хватило яиц… — Зачем все это? Зачем, Дуган? Почему нельзя просто жить, твою-то мать?! — Морита скривился, как будто откусил лимон. Сердце впервые за десятилетия заходилось в адреналиновой тахикардии, билось в ребра. Он медленно выдохнул, заставляя себя успокоиться. — Ладно, хватит. Сколько тебе надо времени… — И правда… — прервал его Дуган. — Хватит. Пора… закончить. Эта боль, — невнятно вытолкнул он из смятого горла на выдохе. — Этот дар… Мой дар тебе… Закончи… Пока… регенерация не началась… Морита с нечитаемым лицом наклонился и взял Дугана за горло. Поднял безвольное тело на уровень глаз. — Эти дети будут не только моей болью, но и моим проклятьем. Думаешь, я когда-нибудь смогу забыть то, что ты сегодня устроил? Скажи, ты хоть что-то почувствовал, когда убивал их? — Плевать. Запомнишь. А они… ушли… счастливыми… И я… следом… Морита чувствовал, что его начинает колотить, даже зубы мелко стучали. — Если ты знал о своем безумии, то мог попросить помощи, как-то сказать. — Я… пытался… Знаешь, какого это? Бороться с пониманием своего… превосходства? Я понял… Слишком поздно понял, хотя достаточно было вспомнить Роджерса. Суперсолдаты должны быть на вершине или мертвы… третьего не дано. Ты… ты единственный из нас был человеком. Останься им, ради всех нас… — Мы все были людьми, — Морита чувствовал, как под его пальцами мышцы шеи конвульсивно сжимаются, подтягивая тело вверх, знал, что прямо у него на глазах разорванный позвоночный столб прорастает в самое место разрыва, заращивая его, возвращая Дугану контроль над телом. — Мы все могли жить как люди, без этих проклятых лицемерных игр в богов. Мы не умнее людей, а сила ничего не решает. Уже давно не решает. — Ты всегда такой был, — Дуган рассмеялся коротким лающим смехом. — Кха… Что смотришь? Закончи, добей меня уже. Иначе я продолжу. — Что? — Продолжу убивать. Чувствую, шея регенерирует… Я не изменюсь, Джимми, сыворотка для меня стала билетом в один конец. Добей, пока я тебе даю возможность, потому что сам не могу, за жизнь цепляюсь. Я прошу тебя об этом, слышишь? Иначе я снова оживу, стану погибелью миру и снова принесу тебе сме…р…ть… Глаза Дугана были абсолютно сумасшедшими, штормовой синий с зеленцой, но в них как будто впервые за долгие и долгие десятилетия появился какой-то проблеск человечности, тоски. В них была просьба и смирение. Морита до боли в скулах сжал зубы. Мощная шея под руками снова смялась, с влажным звуком лопнула трахея, пережатые мышцы поддавались, кожа рвалась и заливала пальцы скользкой кровью, позвоночник последний раз хрустнул, а потом тело мешком упало на землю. В руках Мориты осталась оторванная голова, глаза жгло злостью и обидой, по лицу стекали слезы, но он их не чувствовал. Дуган не оставил ему вариантов. Может он стоял так час, а может пару минут. Черная в лунном свете, нечеловеческая кровь на ладонях остывала. Морита упал на колени над телом. Дрожащими руками развернул голову лицом к себе, вглядываясь в неизменившиеся с сорок четвертого черты, в десятилетиями не появлявшееся на знакомом лице умиротворение, а потом безнадежно завыл, когда сквозь боевое безумие начало пробиваться осознание. Джунгли молчали, они-то лучше других знали о смерти и жизни. Джим Морита, последний суперсолдат, единственный живой носитель сыворотки Старка-Эрскина и самый сильный человек в мире, продолжал бессловесно выть, даже не замечая, как по его щекам текут слезы. Он победил. Он остался один.

***

Правильнее всего было бы сказать, что что-то внутри умерло, когда Морита остался последним. Как будто опасность, постоянно дышавшая ему в спину, исчезла, оставляя вместо желанной свободы сосущую пустоту в груди. Он похоронил Дугана в джунглях, во влажной рыжей сайгонской глине. С ощущением, что, укладывая в глубокую могилу отдельно завернутые в простыни тело и голову, он оставляет там и огромный кусок себя. Дуган был прав, когда говорил про боль. Эту боль, боль от того, что собственными руками пришлось убить самого близкого человека, практически брата… Эта боль никогда не уйдет. Эту боль не перебить пониманием неизбежности такого исхода. И почему он только раньше не заметил, как отчаянно и безнадежно Дум-Дум гнался за смертью в своем безумии… Рассвет только-только начинал заниматься где-то за горизонтом, выбеливая ночное небо. Птицы неуверенно пересвистывались в кронах, шуршали на грани слышимости в кустах какие-то звери. Воздух, влажный и стылый после ночи, конденсатом оседал на глянцевых листьях, ноги в мягких кедах промокли насквозь. Морита притоптал рыхлую землю, аккуратно уложил сверху пластом снятый дерн. Лучше было бы кремировать, но и так сойдет. Помповый винчестер все еще валялся там, куда его зашвырнули в пылу драки. Морита закинул его на плечо, поудобнее перехватил лопату и побрел в сторону своего хосписа. День обещал быть долгим. Три десятка трупов ждали своей очереди в отделении безнадежных. Морита смотрел так, как смотрят те, у кого внутри не осталось ничего живого.