Муха

Стояла глубокая ночь, шторы на окнах в съёмной квартире наглухо задёрнуты. Совсем рядом, буквально под боком ощущалось тепло Инь, давая некоторое спокойствие. Стояла оглушительная тишина, даже тихое дыхание подруги (?) было слышно отчётливо. Сегодня ему снова не спалось, сон не приходил и вчера, и за день до того. Пока полная искусственная луна будет заглядывать в окна, сна не будет. Это почти привычка — неподвижно дожидаться убывающей луны в полной темноте и тишине. Время словно останавливалось. В такие моменты ощущение того, что он всего лишь муха застывшая в янтаре, усиливалось. А потом снова возвращалось на задворки сознания, стоило ему снова начать двигаться, что-то делать. Но это ощущение не покидало его никогда. В какой момент он увяз с головой в этой древесной смоле, он не заметил и сам. Иногда ему казалось, что он увяз, когда любимые звезды стали фальшивкой, а любимая сестра изменилась до неузнаваемости. Когда мама вырастившая их погибла, а их самих забрал себе Синдикат. Иногда ему казалось, что он всё тот же одиннадцатилетний мальчишка, что он проснётся на берегу озера, что неподалёку от их дома, а сестра будет смотреть на звезды через его телескоп, пока он не видит. Однако время шло, а он всё не просыпался. Он становился быстрее, выше, сильнее. Учился убивать, врать и притворяться, ни о чем не сожалеть. Но внутри так и остался одиннадцатилетним мальчиком, выполняющим последний наказ матери беречь сестру. Иногда ему казалось, что всё застыло, когда ему было шестнадцать. Когда его назвали Черным жнецом. Когда Пай исчезла вместе с Райскими Вратами. Когда он унаследовал силу сестриной звезды. Когда его предала командир. А он так и остался в том неопределенном, подвешенном состоянии, когда не знал: то ли защищать сестру и дальше, то ли убить ее, то ли сбежать подальше ото всех вместе с ней. Он тогда ощутил некоторое облегчение, что не нужно ему этот выбор делать. По крайней мере не сейчас. Однако ощущение, что рано или поздно сделать его будет надо, не давало спать. Внутри всё так и застыло, и единственной путеводной нитью была цель давным-давно данная матерью. А для этого требовалось найти сестру и узнать, что вообще тогда произошло. Иногда ему казалось, что время обратилось янтарем, когда он смотрел на доброе, грустное лицо Инь, а она просила его убить её, вместо просьбы защитить. Прощалась. Выбор, сложный, практически невозможный, всё-таки догнал его, Хэя, спустя почти семь лет. Вокруг них творился кромешный ад. Небо покрыли тучи, скрывая от глаз фальшивое солнце, всё вокруг освещал потусторонний огонь душ контракторов. Тело почти не ощущалось после контроля Инь, лишь холод обжигал кожу. Шёл снег. Он помнил, как она упала на землю, словно марионетка без управления. Лицо было бледным до синевы, а тело её оставалось неподвижным, кажется, что она даже и не дышала в тот момент. А он, как дурак, лежал на земле не в силах пошевелиться и словно впитывал в себя окружающий холод. Тогда время застыло янтарём, а он в нём, как муха не успевшая улететь, остался смотреть на тот ад в кошмарах, ощущать внутри дикую стужу и медленно задыхаться и умирать. Иногда ему казалось, что это произошло, когда в его жизнь вернулось спокойствие. Когда стало ясно, что никто не заметил, как он унёс Инь подальше от Врат. Ну, или они уже отыграли свои роли и перестали быть нужными. Один тихий день теперь сменял другой такой же тихий. Обычные люди, среди которых он решил спрятаться, продолжали жить как ни в чём не бывало. Решали свои маленькие важные проблемы и наслаждались жизнью в меру своих сил. А он… А он, также как и все, теперь по утрам читал газету, затем шёл на не особо обременительную работу, по дороге домой покупал продукты для ужина и по вечерам читал какой-нибудь ни к чему не обязывающий детектив. Одним словом, он абсолютно не знал, что ему теперь делать. Он спас Инь, снова сумев отыскать третий путь. Он сбежал-таки ото всех организаций. «И что дальше?» — такой вопрос всплывал в его голове периодически. Пусть он и пытался отгонять подобные мысли, но все чаще он ловил себя на нетерпении, когда же, наконец, кто-нибудь их найдёт и будет угрожать их жизням, чтобы они с Инь снова сорвались с места в поисках очередного безопасного убежища. Установившееся в жизни равновесие его нервировало, ему казалось, что он живёт… бесцельно? Да, именно такое слово лучше всего описывало его нынешнее состояние. У него не получалось жестом фокусника вытащить из шляпы очередную цель, которую надо достигнуть, задачу, которая требовала бы его решения. Кажется, Инь тоже чего-то ждала, иногда вопросительно посматривая на него. Под подобными взглядами ему становилось до чёртиков неуютно. Он не мог ей дать этого, он это ощущал всем своим нутром. В какой момент он увяз с головой в этой древесной смоле, он и сам не знал. Была лишь одна догадка, которую подсказывало его, уже почти звериное, чутьё: только Кирихара Мисаки, чем-то неуловимо напоминающая Амбер, могла вытянуть его из этой янтарной ловушки. И был единственный факт, что ему был доподлинно известен: только Инь не давала ему задохнуться в этой золотистой тягучей жиже. Возможно — только возможно! — он бы и рад проверить свою догадку, только вот Кирихара сильная, и какая бы то ни было помощь, особенно от него, ей точно не нужна, а значит, и спасать его она вряд ли станет. Инь же не сможет выжить без его поддержки, он должен о ней позаботиться. Так что выбора тут даже и не стояло. Что же до него, то ему хватит и поддержки Инь, которая со всей смелостью доверяет ему свою жизнь и этим до боли напоминает Цинь временами. Пусть ему и не достаёт командирского указания Амбер, они всё равно всем на зло смогут выжить. И, может быть, они даже научатся жить. Свет нового дня проникал сквозь шторы. Инь во сне перевернулась на бок и устроила свою прохладную ладонь у него на груди. Скоро начнёт звенеть будильник. И начнётся очередной тихий день, давая Хэю новую попытку самому вылезти из ловушки янтаря.