Дурные сны

      Торин лежал в воде Источника, прислоненный спиной к большому камню. Он был совершенно раздет – предполагалось, что так воде будет легче лечить. Двалин принес его в таком состоянии, что верить нужно было в любую возможность и чудо. Грудь его находилась над водой и Тауриэль заканчивала обрабатывать рванную рану от доспеха, с которой она провозилась не один час. Все эльфийские молитвы были произнесены. И последовавший за могильным холодом жар, тоже мало-помалу отступал. Гном был без сознания, но дыхание его больше не было хриплым.       – Оин, ты посмотрел, что у него с ногами?       – Переломы, но внутренние. Как обсохнет, наложим шины.       Тауриэль бросила быстрый взгляд на ноги короля и густо покраснела, видя то, что не нужно было бы ей видеть. Жизнь она прожила длинную, но нагих гномов за нее не видала. Да и эльфов нагих тоже не довелось увидеть. Она, конечно, могла лечить и часто это делала, но как-то мужчины без штанов обходили ее стороной.       – Что у тебя?       Тауриэль вздрогнула от неожиданности, но быстро пришла в себя.       – Ему стало легче.       – Да, я вижу, что жар спал. Но это к лучшему?       – Оин, ты ведь не один десяток гномов лечил за свою жизнь,– мягко улыбнулась ему эльфийка. – Ты и сам знаешь, что это к лучшему.       Этот старый гном так перепугался за своего короля. Сначала он его похоронил. Потом обрел. И снова чуть не потерял. Те несколько часов, что они с Тауриэль самозабвенно боролись за его жизнь не прошли даром. И он забыл, что сам был гном и из камня. Тауриэль почувствовала это и поспешила его успокоить.       – Он будет жить. Рана его страшная, но сердце задето не было. Все остальное мне удалось залечить. Вы уверены, что ему нужно находиться в воде? Она, конечно, теплая…       – Она священна,– грубо огрызнулся ей Оин, не принимая ее успокоительных речей или наоборот сердясь за них еще больше. Это ему стоило бы успокаивать остальных, а не так глупо и совсем не по-гномьи искать чужих улыбок и слов о том, что все будет хорошо.       Он поспешно схватил кусок тряпицы и, смочив его в воде, обтер лицо Торина, которое так же находилось над поверхностью воды.       Тауриэль спорить не стала. Спрашивать, отчего Торина раздели догола, тоже не стала. Хотя если предположить, что вода священна и не нужно ее касаться какой-то одеждой, то тот же Оин, что подходил к Торину с другой стороны, и в отличие от Таруиэль, для которой нашлось место на сухих камнях, был вынужден стоять почти по пояс в воде, не спешил снимать с себя одежду.       – Мы должны сказать Илэйн, что все страшное позади. Ты уверен, что не нужно перенести его в лечебницу?       – Я бы подождал, пока он очнется.       – Очнется? Не раньше завтрашнего дня или даже вечера. После того, что он пережил. После того, как я ему всю грудь перештопала…       Оин странно посмотрел на нее. Ему вернулась потерянная было где-то уверенность.       – Вода исцелит его быстрее.       Тауриэль закатила глаза, но ничего не сказала, поднялась на ноги. У нее потемнело в глазах и закружилась голова. И колени противно задрожали. Она не заметила прошедшего времени. И ноги ее занемели, спина затекла. И только сейчас она почувствовала это.       – Ты в порядке? – неожиданно все же проявил участие Оин.       Она слабо кивнула и присела на камень в более удобную позу, спиной к Торину, вытянув ноги.       – Ноги занемели,– объяснила она и машинально, не отдавая себе отчета, она зачерпнула рукой воду и умылась.       Голова перестала кружиться в ту же секунду. Но Тауриэль подумала, что ей уже и так положено было бы перестать кружиться. Да и ноги уже достаточно побыли выпрямленными, чтобы перестать противно колоть. Ведь достаточно?..       Ей было сложно поверить, что у самих гномов – этих каменных упрямых созданий – могло быть что-то настолько светлое и магическое.       Но следующее, что случилось, все же заставило ее усомниться в своем неверии. А после и вовсе отбросить его.       Она услышала, как Торин слабо застонал. Она вернулась на свой прежний камень. Жар не поднялся. Рана не начала кровоточить. Но… что тогда…       Торин слабо дернулся и внезапно открыл глаза. Так могло быть – рефлекс. Он не может еще прийти в себя. Не должен.       Но его взгляду постепенно вернулась осознанность, он открыл рот и заговорил.       – Илэйн?       – С ней все хорошо, Торин,– ответил Оин, потому что Тауриэль кажется совсем лишилась дара речи. По всем ее представлениям даже сейчас еще Торин должен был находиться на грани смерти. А он очнулся и пришел в сознание.       – А дракон?       – Бард убил его. Все получилось так, как ты предполагал.       – Это была возможность – одна из тысячи…       – Как вы себя чувствуете? – все же выдавила из себя Тауриэль.       – Словно у меня дыра в груди.       – Строго говоря, так и есть. Доспех, который вы на себя надели – какое-то балрогово творение. Вместо того чтобы защитить вас, он распорол вам грудь. Еще бы немного, и достал до сердца. Кроме того, у вас сильный ушиб спины, болевой шок от которого не давал вам двигаться. И сломаны ноги.       – Я в Надусыпальнице?       – Да, – ответил Оин.       – Я чувствую силу воды… я никогда не верил отцу, когда он говорил, что эта вода может целить… Но я чувствую это теперь.       Он странно посмотрел на Тауриэль. Оин счел необходимым сказать, что это Илэйн настояла на том, чтобы его лечила именно эльфийка. Он ожидал гнева, но неожиданно Торин даже не рассердился.       – О благодарности мы поговорим позже. Оин, во имя Махала, ты не мог оставить на мне штаны, чтобы ее не смущать?       – О если вы уже шутите, ваше величество, то значит пошли на поправку. Я обработала рану. Как только вы пожелаете покинуть это место, нужно наложить сухую повязку. С этим справится и Оин. Если вы не возражаете, я пойду к вашей жене. Я сама должна сообщить ей, что с вами все хорошо, чтобы она от радости не лишилась чувств.       – Почему она не здесь?       – Пока ваша целебная вода не начала действовать, вы кричали от боли и вообще были в состоянии, что краше в усыпальницы кладут. Я взяла на себя смелость запретить ей быть здесь, во имя ребенка, которого она носит.       Торин чуть кивнул ей головой.       Она поднялась на ноги и быстро ушла.       – В самом деле, Оин, штаны можно было бы и оставить,– с улыбкой пробурчал Торин. – Заставили краснеть бедную девушку.       – Раз ты пришел в себя и даже способен шутить…       – Да я не шутил,– пробормотал Торин.       – Значит, вода сделала свое дело, и находиться здесь больше не нужно. Я позову гномов, чтобы перенести тебя в палаты врачевания.       – Оин, подожди… я, правда, кричал от боли?       – Торин, если бы ты увидел себя таким, каким мы нашли тебя вчера, ты бы понял, что кричать от боли – это не плохо. Это значило, что ты жив. **       Вода давала жизненные силы, она снимала боль, но не заживляла раны. И раз он пришел в себя, оставаться в воде больше ему действительно было незачем. Его перенесли в покои к Илэйн.       Уложили в кровать на высокие подушки – полусидя. Ему нельзя было шевелиться, чтобы спина заживала, как следует. Обе ноги замуровали в камнебинт. Грудь как следует перебинтовали. Глубокие порезы на лице лишь обработали, но бинтовать уже не стали.       Тауриэль запретила Илэйн плакать, но разве глаза ее могли сдержать рвущееся из груди счастье? Она плакала не останавливаясь, сидя рядом с ним и держа его за руку.       – Ну, успокойся уже. Твоя эльфийка вон ругается.       – Конечно, ругаюсь. Плачь этот ничего хорошего не делает для ребенка.       – Во многом ты права, эльфийка, но не в этом. Гномы сильный народ. Слезы счастья ее ребенок переживет!       – Наш ребенок! – поправила его Илэйн и заплакала с новой силой.       – Наш,– растерянно отозвался ей Торин. Тауриэль поправила на его груди повязку и быстро ушла, оставляя их одних.       – Это твой ребенок, Торин!       – Что? Мы ведь?..       – Да, но… здесь была леди Арвен… она послушала его. Это сложно объяснять, Торин… но ребенок сказал ей, что он чуть не умер от боли, но выжил! Выжил, понимаешь! Так бывает, он почти совсем не рос все эти месяцы. Но теперь он развивается, как нужно. Мне кажется, что я уже догнала свой срок. Ты посмотри на мой живот!       – Сколько недель меня не было?       – Одну! Мы нашли тебя на седьмой день. Торин, поверь, пожалуйста, в эту странную эльфийскую магию! Ведь такая же эльфийская магия спасла тебе жизнь.       – Источник спас мне жизнь.       – Ты сам знаешь, что он лишь унимает боль, дает силы… он не способен целить то, что обречено умирать. Если бы она не зашила твою грудь, не залечила твои раны – источник не дал бы тебе сил вернуться… Ты не хочешь верить, что это твое дитя?       – Я хочу в это верить. Мне нужно только время, чтобы это осознать… да и все, что… что случилось? Как мы победили Дракона, кто-нибудь… пал?       – Один гном, лучник. Мы нашли его только позавчера… его тело было так обезображено, что мы приняли его за тебя. Двалин клянется, что всю опушку леса обыскали… и тебя не было… но ты не мог двигаться… как же так, Торин?       – Двалин был здесь, и Бофур, и Кили… где Фрерин? – Торин проигнорировал ее вопрос.       – С ним все хорошо. Он в отъезде… нашлись дела в Железных холмах. Об этом позже.       Илэйн ненавидела лгать Торину и так, как она никогда не делала этого прежде, Торин ей легко поверил. Она не могла сказать ему, что его брат предал его, пошел против его воли, пытался убить его жену. Как это вообще можно озвучить вслух? Не теперь, когда Торину нужен покой, чтобы быстрее выздоравливать.       – Значит, ребенок мой…       – Да.       Торин тяжело сглотнул. Но одна предательская слеза все же выкатилась из его глаза. Илэйн быстрым легким движением, словно даже и не специально, смахнула ее с его щеки. Гном из камня, король подгорного королевства не должен плакать. Пусть даже и от счастья. Торин улыбнулся ей.       – Как светло, Илэйн. Как светло.       – Да, милый мой, свет мой, жизнь моя!       Он приподнял руку и Илэйн, угадывая его жест, помогла ему дотронуться до ее живота. Ребенок сильно толкнулся прямо в его ладонь. И Торин рассмеялся.       – Он… услышал меня?       – Да.       – Как я счастлив, что ничего с тобой не случилось в этот безумный непонятный поход за мной следом. И, Илэйн, у нас с тобой будет еще долгий и неприятный разговор о том, что не следует нарушать слово, данное мужу и королю! А я ведь приказывал тебе остаться дома.       – Строго говоря, Торин, ты не приказывал мне этого. Это как-то само так устроилось. И, Махал великий, ты, правда, будешь меня бить?       – Бить?! – Торин рассмеялся было, но боль в груди, заставила его остановиться. – Что за мысли?       – Я слышала, что в Эреборе в прежнюю жизнь, гномы частенько покалачивали своих жен.       – Где ты слышала эту глупость? – Торин пристально посмотрел на Илэйн и понял, что она только шутит. – Я имел в виду – тебе следует меня слушаться, не потому что ты должна или что-то еще… Я люблю тебя, и уважаю твой выбор и твою жизнь. Просто все, что я говорю тебе, все, что приказываю, я делаю ради тебя. И так, как тебе будет лучше.       – Я не уверена, Торин, что если бы я осталась дома, когда все это случилось, ребенок бы выжил. Путь и цель моего путешествия держали меня крепко. И не позволяли провалиться в пучину отчаяния. Это помогло выжить мне, и это помогло выжить нашему ребенку.       – Вот что я хотел тебя еще спросить, – Торин не нашелся, что ответить на эту реплику Илэйн и перевел тему разговора. – Почему здесь эта Ту…Та… Тари…       – Тауриэль. Так получилось,– Илэйн пожала плечами. – Я родилась после дракона, и… во мне нет этой неистребимой гномьей ненависти к эльфам. То есть я ненавижу их, потому что так принято, но… не от сердца, понимаешь? Я не пережила того, что пережили вы все, отвергнутые ими… да и то, что Бофур рассказал о том, что творил Трандуил… но я очень сдружилась с Арвен… я часто ездила через Ривенделл, с разными караванами… и леди Арвен всегда интересовали мои игрушки… ну те, что я покупала в одних селеньях, продавала в других. И со временем, я начала привозить ей самые интересные, самые необычные и мы подружились… Она – очень светлая и добрая… и ты бы оценил это, если бы знал ее.       – Я знал ее отца. И, пожалуй, я могу тебе поверить. Потому как в Ривенделле – в этом единственном эльфийском месте – к нам отнеслись гостеприимно.       – Тауриэль присутствовала при ритуале, когда Арвен слушала ребенка… и осталась, как кимат…       – Что это значит?       – Я не знаю, есть ли такое слово в гномьем языке… это женщина, которая находится подле беременной в последний месяц и помогает ей и в родах… Арвен настаивала, чтобы облегчить боль ребенку и мне – нужно рожать в воде. И Тауриэль знает, что делать… в отличие от Оина, и кого бы то ни было из гномов. Но я думаю, что у Тауриэль есть еще какая-то причина, чтобы быть здесь… и я все никак не могу ее понять… но у нее нет никаких дурных мыслей, в этом я могу тебя уверить.       – Она залечила мою рану. Я должен быть ей благодарен. И… знаешь, милая, после того, как я упал с этой твари, не то, чтобы у меня было время подумать – я почти не приходил в сознание… но сейчас я совсем по-другому смотрю на все. Лесные эльфы – трусливы, чтобы прийти на помощь, эгоистичны, чтобы отомстить таким образом… но не все они такие. Может быть, эта Тауриэль… другая? Как твоя Арвен.       – Может быть, Торин. Но мы уже долго разговариваем, а тебе нужно отдыхать. А мне нужно гулять. Я обещала, что буду исполнять все предписания своей кимат во имя ребенка. И как бы я ни хотела остаться здесь с тобой, я должна идти. Минимум час, она сказала. Ты побудешь час без меня?       – Если только час. Я попробую поспать.       Илэйн поцеловала его в щеку и выпрямилась было, как Торин быстро обхватил ее за талию и потянул на себя. Ей пришлось сесть на кровать рядом, чтобы не упасть прямо на него. Она уперлась рукой в изголовье.       – Мужей целуют в губы, а не в щеки,– строго сказал ей Торин. Сказал, словно отдал ей королевский приказ. И она наклонилась к нему. И он поцеловал ее сам, прижимая ее лицо к своему второй рукой.       Это был совершенно другой поцелуй, чем тот, что он дал ей на прощание, уходя убивать дракона. Он тогда поцеловал ее лишь в щеку. Он хотя и верил ей, но между ними стоял этот ребенок, чьего отца они не знали. Но теперь, все призраки развеялись. Все вернулось. И он целовал ее как прежде, как целовал еще в Синих горах.       Целовал так, что ей было нечем дышать. Она не заметила, как его рука с талии переместилась на ее грудь.       – Я так хочу тебя, Илэйн,– прошептал он.       – Торин…       – Я знаю, что нам нельзя. Но я хочу, чтобы ты это знала,– улыбнулся он.       – Я это знаю. И я тоже этого хочу. Отпусти меня теперь… я скоро вернусь. Только час.       – Целый час.       Торин отпустил руки, и Илэйн тяжело поднялась с кровати. Живот ее и, правда, сильно вырос за последний месяц.       «Какое наваждение,– подумал Торин. – И какое счастье, что тут оказалась эта Арвен»…       Если бы он подумал такое об эльфийке еще месяц назад, он, пожалуй бы, проклял себя в тот же миг. Но не теперь.       Теперь все изменилось.