From the Mouth of an Injured Head

Заплутав в коридорах своего сознания наедине с мыслями, многие из которых были далеко не самыми приятными, Шерлок даже не заметил как добрался до дома. Он отыскал в кармане ключ и вошёл в тёмную прихожую, закрывая за собой дверь. Оставил на полу мокрый зонт, снял пальто, обувь и прошёл в кухню. Он не стал включать свет: того, что просачивался в окно от уличного фонаря оказалось вполне достаточно. Шерлок с облегчением вздохнул и прикрыл глаза: боль всё никак не отступала, но в тишине и темноте он чувствовал себя лучше. На душе сразу стало немного спокойнее. Только переехав в Нью-Йорк, Холмс считал особняк всего лишь временным пристанищем. Он был уверен, что при первой же возможности вернётся в Лондон. Но сейчас даже мысль об этом казалась ему нелепой. Здесь был его Дом. Именно так, с большой буквы. Здесь хранились его вещи, здесь они с Джоан жили и работали, именно в этом месте создавались лучшие его воспоминания. Да, особняк был уже старым, нуждался в ремонте и уборке. Но зато Шерлок знал, что здесь безопасно, здесь он только искренне смеялся и всегда был собой: тем самым Шерлоком, что бьёт себе татуировки, носит яркие носки и ночами напролёт читает старые книги у камина или копается в нераскрытых делах. Тем, кто печёт самый лучший пудинг, разводит пчёл на крыше и играет на скрипке самые прекрасные мелодии, вкладывая свои, обычно спрятанные глубоко в душе эмоции, в музыку. Тем Шерлоком, что всем сердцем любит своих друзей и едва может сдержать слёзы, осознавая что он тоже кому-то дорог. Шерлоком, которому тоже бывает больно и страшно, который тоже может устать. Шерлоком, который является гораздо большим, чем простой бесчувственной машиной — той маской, за которой он так часто прячется. «Привет, Клайд», — сказал он тихо, почти шёпотом, и подошёл к террариуму, расположенному на кухонном столе. Клайд забавно копошился в сене, видимо, пытаясь в него зарыться, хотя у него и не очень хорошо получалось. Шерлок немного понаблюдал за питомцем, а потом подошёл к холодильнику, оторвал от пучка лист салата и, вымыв его в раковине, положил в террариум. Клайд тут же набросился на лист, разрывая его на кусочки и жадно жуя. Холмс не мог не улыбнуться. За несколько лет Клайд стал важной частью их с Ватсон жизни, полноценным членом «семьи» и помощником во многих расследованиях. Правда чаще всего ему приходилось играть роль зажима для бумаги или автомобиля скорой помощи, но для черепахи даже это было весьма важным достижением. Внимание Шерлока привлекла папка с материалами их дела, лежащая возле террариума. Он не мог вспомнить, откуда она взялась. Наверное, Джоан оставила. Он заглянул внутрь, рассмотрел несколько документов, а затем сложил бумаги обратно и, взяв папку, покинул кухню. Ему нужно было отвлечься от головной боли, и он решил, что раз не может работать в участке, то продолжит раскрытие дела дома.

***

Джоан пришла уже после полуночи. Осторожно прикрыла за собой дверь и прислушалась. В доме было совсем тихо, только сквозняк скрипел половицами, да с улицы время от времени доносился шелест шин автомобилей, проезжавших мимо. Она чувствовала себя уставшей и эмоционально, и физически, но спать почему-то совсем не хотелось, несмотря на то, что она так долго об этом мечтала. Когда Ватсон вошла в гостиную, в её груди поселилось тепло. Если бы шесть лет назад кто-нибудь сказал ей, где она будет жить и кем будет работать, она бы громко рассмеялась, не поверив ни единому слову. Но теперь она не могла представить свою жизнь без расследования преступлений, без старого особняка и поездок в участок, без загадок, тайн и опасности. Без Шерлока. Ей тоже было нелегко. Было больно видеть, как один из самых дорогих ей людей медленно угасает. Она понимала, что Шерлоку не становится лучше, что ему всё тяжелее работать. Но ей нельзя было терять надежду. Даже наоборот, нужно было верить за двоих. Верить в то, что все будет хорошо, что совсем скоро они забудут это как дурной сон. В комнате было темно, и царил беспорядок: на полу стояли стопки книг, и лежали какие-то бумаги, на небольшом столике она разглядела какие-то чертежи и фотографии. На одном из кресел, небрежно сложенная, лежала рубашка Шерлока. Сам он спал на диване в одних брюках, отвернувшись к стене. На его спину падал желтоватый свет из окна, подсвечивая тонкий контур татуировок. Джоан многое знала о Шерлоке, в том числе и то, что он был человеком далеко не легкомысленным. Всё что он делал имело особое значение. Но смысл рисунков на его теле так и остался для Ватсон тайной. Только одна татуировка сильно выделялась на фоне остальных. Татуировка, которая появилась спустя полгода после их знакомства: обычная полоска на правом запястье. Через некоторое время рядом с первой появилась вторая, а затем и третья. Джоан долго не понимала, по какому принципу Шерлок набивал их, а потом осознание внезапно накрыло ее с головой. Два года назад, после своего срыва, он перестал набивать новые полоски и стал при возможности прятать рисунок, словно стыдясь его. Тогда-то до неё и дошло. Это было что-то вроде фишек — способ Шерлока фиксировать свои успехи в избавлении от зависимости. Снова употребив наркотики, он обнулил счётчик, и татуировка утратила свою ценность. Джоан помнила как сочувствовала ему тогда, представляя каково носить на теле напоминание о своей слабости и о тёмном прошлом. Но также она прекрасно понимала, что дело совсем не в нескольких граммах краски, вбитых иглой под кожу. Что проблема кроется в сознании Холмса. Она знала, насколько он был жесток к себе, и что он никогда себе этого не простит. Ни тогда, тем злополучным вечером, ни сейчас, два года спустя, ни через пять или даже десять лет. Джоан взяла с полки свой ноутбук и тихо, чтобы не разбудить Шерлока, опустилась в кресло. Она сощурилась, давая глазам привыкнуть к яркому свету монитора, и углубилась в исследование улик по делу. Сегодняшняя ночь казалась ей особенной, слишком спокойной и тихой. Шерлок наконец-то, впервые за три дня, спал вместо того, чтобы изнурять себя поиском преступника, и Ватсон поймала себя на том, что больше смотрит на него, чем на экран компьютера. Она чувствовала необходимость находиться рядом с ним, чувствовать его присутствие, словно стоит моргнуть, и он ускользнет от неё. И несмотря на то, что она нередко жаловалась на него, ругалась и спорила с ним, она не была готова его потерять. И сейчас, видя его исхудавшее тело и слушая его размеренное дыхание, она пообещала себе во что бы то ни стало помочь ему. Хоть немного приглушить его боль, и физическую, и душевную. Показать, что для этого не нужно героина, лишь любовь и забота близкого человека. Погрузившись в свои мысли, Джоан не заметила, как задремала.