Острая грань

      Я не без труда открыл глаза и осмотрелся. Я лежал под столом в главном зале, в нескольких метрах от меня лежал, полузаваленный обломками дерева, Баст. В луче света из окна летали пылинки, свет падал ровно, яркий и четкий. Один стол был опрокинут, а разломанный стул, пожалуй, был той самой причиной, по которой Баст валялся среди обломков древесины. А как я сюда…? Аааа, точно… в голове замелькали обрывки воспоминаний: Квоут в ярости, потом лестница, Баст оступился и мы оба упали сюда… Да, кажется именно так. Я попытался приподняться на локте, но едва пошевелился, руку и бок пронзила острая боль… Я вскрикнул от неожиданности, полежал немного, а потом подполз к Басту, морщась от боли. — Баст, — я тронул его за плечо. — ты в порядке? — Нет, конечно. — проворчал он, нехотя поднимаясь. — Чего тебе? — Я кажется сломал руку. И пару ребер. Наверное. Баст не вполне культурно выразился и стал ощупывать меня, хмурясь от того, что видел. — Да, действительно сломана рука. Насчет ребер я не уверен, нужно спросить у Реши… — он осекся, но потом всё-таки сказал — Нужно приготовить завтрак и заняться твоими многострадальными костями. Я пойду схожу на кухню, тебе помочь подняться? — Нет уж, спасибо, я лучше полежу. Слушай, Баст, дашь водички по-братски, а? — Меньше пить надо. Сам иди. — осклабился Баст. — Ладно, ладно сейчас принесу. Баст ушел на кухню, а я улегся поудобнее (насколько это вообще было возможно на жестком полу) и случайно посмотрел на лестницу. На лестнице стоял Квоут. Я украдкой взглянул на него, делая вид, что сплю. Выглядел он, надо сказать, неважно. Мешки под глазами, сами глаза — воспаленнные и красные, лицо расчертили морщины. Он посмотрел на меня, потом в окно, потом себе под ноги, вздохнул и начал спускаться. — Влад, если ты думаешь, что я верю в твой глубокий сон, то ты ошибаешься. — устало сообщил Квоут. — Зачем ты вообще здесь лежишь? Где Баст? Обидно как-то. Зря я в театральную студию ходил что ли? Да сон у меня лучше всего получается, мне даже худрук наш верит. А Квоут не верит. — Ну и на чем я прокололся? — проворчал я, принимая сидячее положение. — Ни на чем. Я просто давно тут стою. — ответил Квоут. — Чего зубами-то скрипишь? Болит что-то? — Нет, не болит. — зло сказал я. — Обгорелые Господни сиськи, ты хоть раз задумывался, что чувствовал Амброз, когда ты сломал ему руку?! Квоут быстро сошел по лестнице и направился ко мне. И хотя он тщательно изобразил на лице озабоченность, я уловил тень раскаяния. Квоут пощупал мой бок, покачал головой и потянулся к руке, но его остановил злой голос Баста: — Доломать хочешь, Реши? Квоут дернулся, словно его ударили хлыстом и посмотрел на ученика: — Не надо так, Баст. — Не надо?! Ну уж нет, Реши! Ты… Ты… Да я даже не знаю что сказать! Мальчик может и готов все забыть, увидев твои жалостные глаза, но меня ты этим не проймешь. — Я?! Ты и так обо мне все знаешь, он так вообще, даже из другого мира мне в душу залез, так нет, оба-два сразу кинулись подслушивать! — Ах подслушивать. Я-то, наивный, думал, что у нас нет друг от друга секретов. — Баст, прошу, не надо… — Я-то полагал, что мы важны друг другу: ты, я и парень. А оказалось, что мы и так знаем о тебе достаточно и что-то еще — лишнее. — Баст… — А уж коль скоро мы эту черту переступили, то можно заклясть нас железом и выставить вон. Чтож, если это так, то… — Пожалуйста, Баст, не говори так. Я… — Ты… Анпауэн! Ты поступил подло, Реши и… — Ты больше оскорблен тем, что Квоут заклял тебя или тем, что он заклял тебя именно железом? — перебил дотоле молчавший я и Баст осекся. Лицо Квоута искривила усмешка. Баст злобно зыркнул и снова открыл было рот, но я снова перебил его: — Помнишь как ты первый день меня чуть не прибил? Но я до сих пор не прирезал тебя во сне, разве нет? А помнишь, как ты пропал из дому на два дня, но Квоут тебя еще не выгнал до сих пор. Умей прощать и обуздывать свои эмоции. Мне вон больше тебя досталось, но я же не ору на все Содружество, какой Квоут плохой. Баст снова зыркнул на меня, потом помотал головой и уже больше устало, чем зло сказал: — Ладно, Реши, только не делай так больше. И с тебя пять песен, в качестве компенсации. — он повернулся, чтобы поставить на стол тарелки, которые все это время держал в руках. — И бутылка бузины! — Спасибо, вам, ребята. — сказал Квоут, помогая мне сесть на стул и садясь сам. Баст фыркнул и пробормотал что-то про ребят и 150 лет. — На самом деле, Баст, ты абсолютно прав. То, что я сделал это… очень плохо, мягко говоря. Я рад, что вы смогли меня простить. На самом деле я бы не удивился, если бы вы захотели уйти. Мы синхронно повернули голову и сказал в унисон: — А кто же нас станет учить? Только потом я провел параллель и понял, на что это похоже. Но если то, что вы сейчас читаете — что-то вроде повести моих деяний, то скажу честно — я говорил это безо всякого умысла. Великая вещь — спящий разум. — А и правда — кто? ................................................................... Тем же утром Баст показал, что он тоже сведущ в именовании. Ребра (ну всмысле туловище) они мене просто перебинтовали, а вот над рукой Баст сказал — «Кость» и рука срослась еще до наступления темноты. Этому удивился даже Квоут, не подозревавший о таком способе лечения переломов. Обещанные песни, кстати, Квоут вечером спел. А откопанную им же бутылку бузины мы с Бастом выпили под аккомпанимент нравоучений о детском алкоголизме.