Острая грань

      В окно просачивался тусклый, приглушённый свет из-за задернутого занавесками окна. Воздух — тяжёлый, пыльный давил на лёгкие. Я осмотрелся. Лежал я в своей комнате, рядом на тумбочке лежали испачканные кровью бинты. Бегло осмотрев себя, я обнаружил, что помимо раны на руке у меня есть замотанный бинтом укус на ноге, несколько синяков и ссадин, а левое плечо онемело, словно обмороженное. В памяти всплыла фраза из «Гардемаринов»: «Что-то кушать хочется. И пить. Очень.» Я пролежал ещё несколько минут, припоминая вчерашний вечер. Или ночь? Не знаю. Откуда бы взяться укусу? Наверное, собака укусила. Или он? Нет, вряд ли. Или… Мои раздумья прервал приход Квоута. Он тихо приоткрыл дверь, вошёл, тихо прикрыл дверь за собой и, только обернувшись, обнаружил, что я не сплю. — Так ты уже встал! Хорошо. Как себя чувствуешь? — Честно? Как Энканис на Колесе. — Посерьёзнее, юноша. — сдвинул брови Квоут. — Голова не болит, не кружится? — Нет. Вроде… — Ладно, там видно будет. — Квоут присел на край кровати и посмотрел на меня. — Ну что, горе луковое, нашел на свою жопу приключений? Как только так сразу. — Я тоже полагал повременить. — И сколько же? — По крайней мере оборот. Квоут фыркнул и закатил глаза. — Остроумно. Но не умно. Как только я расслаблюсь, ты сразу напоминаешь мне о своей шпионской натуре. — голос был жёстче, чем минуту назад, но едва заметные огоньки в глазах оставляли надежду. — Ладно, показывай свои повязки. На мелкие травмы Квоут внимания не обратил, но укус изучал с большим тщанием. Он сменил на нем повязку, но кровотечение уже прекратилось. С раной на руке вышло боком. Нож был ржавый и рана начала слегка гноиться. — Черт. Какого черта ты вообще себе руку проткнул? И не смотри на меня так, от раны воняет железом. — Я заклял фейе железом. — С этого места поподробнее. Я рассказал ему все, что помнил о вчерашнем вечере. Квоут не перебивал, но по окончании рассказа заявил, что даже если я не вру, то мне очень повезло. Вся дело в крови. Я по сути попросил у крови помощи в уламывании железа в целом и конкретного фейе в частности. Однако, заметил он, сам факт говорит о наличии у меня каких-никаких способностей к именованию. А стало быть мое обучение обещает быть небесполезным. Это радует. Потом он кликнул Баста и, в двух словах пересказав ему мой рассказ, оставил его заниматься мной, а сам пошел готовить завтрак. Баст был необычайно серьёзен. Я его таким никогда не видел. Он снял с руки вчерашние швы Квоута и промыл рану. Потом он обработал ее спиртом и нанес какую-то прозрачную мазь. Затем зашил костяной иглой с лёгкой, невесомой ниткой, пошептал заклятия. Такой же процедуре подвергся укус на ноге, лишь за тем исключением, что он взял капельку крови и капнул в спирт. При этом он сосредоточился и прошептал заклятие. Всю ногу пронзило острой болью, словно по жилам растекся жидкий огонь. Я не сдержал стона и, скривившись, схватился за ногу обеими руками, растирая, но затронул повязку на руке и сказал очень нехорошее словосочетание, в корне опровергающее кхм… неприкосновенность Тейлу. А Баст, сука, только довольно улыбнулся. — В другой раз не станешь гулять по лесу в безлунную ночь. Я из чистой мстительности схватил со стола железную иголку Квоута и прислонил ушко к запястью Баста. — В другой раз не станешь издеваться над беспомощными. Баст отвесил мне подзатыльник, велел положить иголку и стал ощупывать мое плечо. Каждое прикосновение доставляло жуткую боль и я закусил кулак, чтобы не закричать. Казалось, прошла вечность прежде, чем он наконец перестал издеваться надо мной и, намазав плечо какой-то мазью, пошептал заклинания и наложил повязку. — Ржавыми ножиками не резаться, с кровать слишком часто не вставать, с фейе отношения не выяснять. — выдал рекомендацию Баст. — А ещё швы не чесать, повязки не снимать и — он понизил голос — Реши не жаловаться. — Обязательно. — осклабился я. Вошёл Квоут, и Баст, приняв у него поднос с завтраком, поставил его мне на колени. Это была яичница с ломтиками мяса и душистым хлебом. — Эй, Реши! А мне? Я тебя уже тыщу лет прошу мне яичницу пожарить! — Вырасти курицу, найди яйца, разведи огонь и пожарь. — осклабился Квоут -Хлеб я тебе, так и быть, одолжу. А за солью сбегай сам — в семидесяти милях к северу есть соляные копи. Баст насупился, а мы с Квоутом захохотали. — Ладно, ладно иди, твоя порция внизу. — Ура! — возликовал Баст и унесся. Я принялся за завтрак, а Квоут сел рядом на стул и стал расспрашивать. Спрашивал он невпопад, то о прошлой ночи, то о моем мире, то о моем прошлом, о жизни, что я вел. Мы беседовали до самого обеда, а потом Квоут ушел, а я остался дочитывать «Свет Истории». После ужина оба сидели у меня. Мы резались в карты, травили байки и неплохо провели время. Чтож, можно считать день прожитым не зря. ..................................................................... Встал с постели я уже через два дня, а полностью оправился только накануне Поверженья. Квоут всё-таки счёл возможным начать меня учить, но пока в его уроках не было и намека на магию. История, химия, физика и математика. Пытался он учить меня и языку, но языки мне всегда давались плохо. Винтийский диалект я ещё мог начать кое-как осваивать, но после первой же попытки обучения сиару Квоут просто махнул рукой. Все нормально у меня было с памятью, просто языки это… не мое. Впрочем, за неделю мы успели мало и, по большому счету, только определились с областями приложения усилий. Неожиданностью стало то, что Квоут с Бастом не забыли о моих именинах. Баст подарил серебряный нож, заявив, что ту кривую железяку, которую я взял вместо потерянного в лесу ножа, и ножом-то назвать нельзя. Квоут откопал в недрах трактира небольшую лютню и отдал мне, пообещав научить на ней играть и прочитав небольшую речь о том, что песня без музыки — это как клинок без эфеса — может быть даже красиво, но неудобно и до боли неестественно. Я, мягко говоря, был сильно удивлен, что они так добры ко мне — едва знакомому человеку и сделал себе заметку узнать когда у др у них и придумать что-нибудь с подарком. День я провел с Квоутом, к которому пристал со своей лютней и до самого вечера постигал азы игры. Здесь нужно заметить, что в своем мире я неплохо играл на гитаре, но лютня — не гитара и мне пришлось заново учиться играть на, с виду таком похожем, инструменте. Ночью, уже лёжа в постели, я поймал себя на мысли, что уже несколько дней не задаюсь вопросами: «Почему я здесь?», «Как там без меня?», лениво подумал «Обживаюсь» и заснул.