~~~
– Я знаю, кто ждет от тебя весеннего дара, Тано. Видение исчезает так же быстро, как появляется, но и мгновения достаточно, чтобы Увидеть. Как же он мог пропустить?! Смотрел – и не видел! Ведь были тысячи поводов заподозрить, тысячи возможностей – уберечь. Но, быть может, и сейчас еще не поздно?.. Айаннэ – нежность, хоть и не та, которой, вероятно, жаждет Элхэ. Къет’Алхоро – я понимаю. Сээйлэ – надежда. Элгэле – исцеление сердца. Элхэ – серебристая полынь, горькая судьба, принятая по доброй воле. Отныне – безраздельно на нём. Кто-то легко коснулся ее плеча. Она стремительно обернулась: лицо, неожиданно вспыхнувшее колдовской, невероятно беззащитной и завораживающей красотой, широко распахнутые сияющие глаза, полуоткрытые губы, с которых готово сорваться слово – имя... Конечно, этот весенний дар значит не совсем то, что вкладывается в него обычно. Мелькор надеется, что сможет уберечь ее без лжи. Но сээйлэ, подснежник – искра надежды, которой суждено стать пламенем, обещает, что, возможно, когда-нибудь в венок вплетутся белые иэлли. И этой крошечной надежды оказывается достаточно, чтобы изменить всё. Чтобы девочка с горьким именем смогла думать о будущем. Чтобы начала беречь себя. Именно благодаря ей Мелькору удается уговорить Эльфов Тьмы уйти. Покажи им, Учитель, что в сражении нет смысла. Покажи, что у них есть будущее. Что у всех нас оно есть, если уйти сейчас. Покажи им, что ты вернешься – я Видела, ты вернешься, так пусть увидят все. И покажи, что будет, если остаться. Что будет с нами. И что будет – с тобой. Он Видит, что случилось бы с ними без ее вмешательства. И она Видит. Именно тогда девочка с горьким именем начинает сознавать собственную значимость, понимать, что она способна на нечто большее, чем бессмысленное самопожертвование. И в душе его крепнет надежда, что однажды она сможет существовать без него.~~~
В тот день он посмотрел на нее иначе, чем прежде. Перестал видеть в ней только ребенка. Хоть и долго пришлось ей ждать белых ирисов – целых три тысячи лет… Теперь то ожидание, казавшееся тогда чуть меньше чем вечностью, выглядит мимолетным. Сейчас она согласилась бы ждать в десяток, в сотню раз дольше – если бы только была хоть призрачная надежда снова увидеть его. Но надежды нет. Она знает это. Она Видит. И одно лишь утешает: он жив. Где-то там, очень, очень далеко, недостижимо далеко, вне жизни и все смерти, но он – есть. И всегда будет. Она не станет ему Смертью и избавлением. И это, как ни парадоксально, – еще один повод торжествовать. Она свободна. Она не будет умирать и возрождаться. Однажды она просто уйдет Путем Людей – уйдет по своей воле, когда устанет от этого мира или когда мир изменится настолько, что она не сможет в нем существовать. Но просто уйдет – свободная уйти, свободная смотреть и идти вперед, свободная от круга перерождений, на который была обречена безответной любовью. Он сказал, что это – победа. Их общая победа. Она верит ему. – Мой, – упрямо повторяет Элхэ, уткнувшись в подушку. – Где бы ни был – мой.