Париж
Американцы так не празднуют День Независимости, немцы — Октоберфест, а британцы — коронацию очередного криворожего Виндзора, как французы празднуют завершение европейского конкурса. Весь масштаб происходящего Тони может оценить только пост-фактум: он втягивается во всю эту танцевальную тусовку слишком поздно и большую часть соревнований пропускает в барах со своими блондинками. Мишель размазывает Орландо — или, вернее, Мишель с Орландо на пару размазывают толпу — возле пирамидки Лувра, а Тони в ста метрах от них пьет на лавочке лимонный гараж и размышляет о том, как же все вокруг тухло. Сначала Тони в это не верит, но потом, когда накатывает осознание, ему хочется рвать на себе волосы. Это был баттл экспромтом — не иначе, черный мужик из команды Мишель постарался. Не было ни заграждений, ни охраны, а Мишель, когда вдали начали подвывать полицейские сирены, нашла глазами дирижабль с камерой и послала зрителям воздушный поцелуй. И умчалась, схватив под руки черного и бородатого гремлинов. То есть, Мишель могла быть в полуметре от него. И, хотя её не слишком прельщает это дело, из вежливости она бы расписалась у него на руке. Может, потом Тони даже сходил бы к тату-мастеру и набил на все предплечье её автограф. Это не такая тупая идея, как кажется на первый взгляд: у Мишель уверенный размашистый почерк, а если сделать скидку на трясущиеся руки и то, что мокрая от пота кожа — не лучший холст, то и буквы почти не кривые. Но Тони пьет ебучий гараж, а Мишель не сжимает его запястье у себя в ладони и не рисует рядом с именем маленькую звездочку. Он учится на своих ошибках и с финалом уже так не косячит: место в вип-зоне, несколько жалких метров от сцены, черная печать на запястье. Первый своего рода концерт, на котором Тони появляется без сопровождения кого-нибудь взрослого. В следующие несколько часов он срывает голосовые связки и почти подбивает свою секцию на то, чтобы взбунтоваться из-за дисквалификации "Гладиаторов" — но когда этап угрожают совсем отменить, принимает поражение и послушно затыкается. Со стороны Тони видно кусок закулисья. Косяк организаторов, наверное. Видно тонкую изломанную линию, в которую превращается Мишель, видно нависающую над ней темную фигуру и кого-то, кто прописывает темной фигуре мощный апперкот. По идее, за шоу сейчас отвечает команда Орландо. Но Тони абсолютно насрать на саксофоны, переливы засэмплированного смеха Изабель и на то, как она, в духе впечатлительных барышень из двадцатого века, падает на руки огромному черному парню. Все самое важное происходит там, где Мишель бросается на шею темной фигуре номер два. Но думать над этим времени нет. Мишель выбегает на сцену, что-то сжимая в кулаке — так крепко, что костяшки белеют, а пальцы краснеют. Тони щурится, потом открывает камеру и приближает фигурку Мишель на экране телефона: в руке она прячет свой кулон на тонком кожаном шнурке. Что там — разглядеть невозможно. Вслед за Мишель на сцену крадется крошечный джинсовый комбинезон на ножках — та самая Молли, из-за которой Мишель на днях превратилась в берсерка, не иначе. На огромном экране светловолосый бог из машины изобличает всех плохих парней, и Мишель смотрит на него, даже не моргая. Но она, будто чувствуя то, что сестра здесь, выставляет в сторону согнутую руку. Молли немедленно под неё ныряет и прижимается к затянутым в белую сетку ребрам. И все хорошо. Все растекаются лужами по полу от умиления, честь Америки в лице "Горячих Гладиаторов" спасена, а шлюха-организаторша опозорена. Конкретно Тони в равной степени начхать как на детей, так и на организационные моменты. Ему важнее то, что Мишель, стоит Орландо её окликнуть, мгновенно собирается, перебрасывается с ним парой фраз и примирительно отшагивает назад. Кажется, она настаивает на том, чтобы "Ледяные Сердца" или начали заново, или продолжили выступать с того момента, на котором их оборвали. Полминуты назад вскрылось, что их пытались пропихнуть на первое место из-за какой-то идиотской нелюбви к американцам, а Мишель с её дебильной, иррациональной, восхитительной рабочей этикой важно, чтобы все было по-честному. — Не нам решать, lionne, — останавливает её Орландо. Его тяжелая рука успокаивающе ложится Мишель на плечо, и к этому у Тони почему-то не возникает никаких возражений. Потом мужчина щелкает джинсовый комбинезончик в нос и дружественно ему подмигивает. На первых секундах выступления "Горячих Гладиаторов" — наградил же Господь Бог фантазией — становится понятно, что американцы здесь заслуженно. На последних парни, тяжело дыша и опираясь друг на друга, складывают из рук две ступеньки. Мишель взбирается на них — шаг, второй — срывает с шеи две металлических пластинки, и, зажав их в кулаке, выбрасывает руку вперед и вверх. Скрытый ото всех и освещающий всё кулон — её факел, гофрированные волосы — корона с семью лучами, парни — её постамент. Эта живая, горячая, взмокшая статуя Свободы кусает нижнюю губу и улыбается. Из её глаз выкатываются две огромные чистые слезы, и на последних секундах становится понятно, кто победит.***
Тони почти ловит "Гладиаторов" у черного выхода с арены — потных, ошалевших от счастья и, кажется, не до конца понимающих, что произошло. Почти ловит потому, что он не один такой гений, и бородатому гремлину приходится расталкивать толпу локтями. В качестве исключения Тони может признать, что это все-таки Джастин. Но только сегодня — потом магия развеется, и он опять потеряет свои именные привилегии. — Мишель! Эй, Мишель! Странно, что у них нет охраны. То есть, после истории с этим мутным продюсером, которого темная фигура номер два хорошенько ткнула кулаком под подбородок, это логично. Команда сама по себе, менеджеров нет, и лимузины вызывать некому — но это странно в другом смысле. Странно, что ожившая Статуя Свободы носит черные кеды и простые джинсы. Странно видеть её волосы замотанными в пучок, странно, что она такая бледная и уставшая, странно, что у неё вместо конвоя из телохранителей — четыре гладиатора. Бородатый впереди, двое радужных — по бокам, черный баттлер — сзади. — Мишель! Повернись сюда! — Эй! Для селфи! — Мишель! Странно, что Мишель прячет кубок за пазухой видавшей виды косухи. Черной, с подкладкой из овчины и, судя по размеру, явно снятой с чужого плеча. Но такая куртка — как раз то, что нужно, чтобы не схватить воспаление легких. В Париже по вечерам сильно холодает. За "Гладиаторами", к удивлению Тони, выходят уполовиненным составом "Ледяные Сердца". Орландо жмет всем желающим руки и показывает на селфи два пальца, Энди раздает автографы... Складывается такое ощущение, что это они взяли гран-при, а не крошечная, как-то сжавшаяся под ревом толпы Мишель. Все они набиваются в одно крошечное черное такси. Орландо — в длинном бежевом плаще, Энди — в пальто, больше напоминающем пиджак, "Гладиаторы" — в своих дешевых дутых куртках. Влез бы еще один человек, если бы не все эти объемные тряпки. — Мишель! — еще раз пробует Тони. Свободных такси почти нет. Под футболку и бомбер от "Гуччи" начинает неприятно задувать, и Тони хочет свернуть шеи светловолосому мужику и его дочке, отхватившим себе последнюю машину. То, что козел не позаботился о теплых шмотках и оказался на ветру в тонкой черной рубашке — исключительно его проблемы. С какой стати Тони должен из-за этой неблагополучной семейки ждать лишние пять минут? Все равно ждет, конечно. Куда ему деваться.***
Когда @joe_lourier, один из радужных ангелов Мишель (и, по совместительству, самый разговорчивый гладиатор) забивает инстаграм гигабайтами инсайдерской информации, Тони не пропускает ни одной истории. В прерывистой линии столько точек, что еще одно видео — и она превратится в сплошную. Это бесит всегда, и Джо Лурье — не исключение. Фонарики, гейские поцелуи, стикеры с радужными флажками и незнакомые лица погоды не делают, зато горизонтальный вид на Елисейские поля запоздало дает Тони понять: окна его номера тоже выходят на Эйфелеву башню, только с другой стороны. Время уже близится к полуночи. Небо иссиня-черное и на вид какое-то густое: Тони ожидает, что вытянет руку, и она исчезнет в темноте. Он сидит на подоконнике, как какая-то педовка, и специально не включает свет. Что за окно руку высунуть, что в комнату — все одинаково темно. И тихо. "Гладиаторы" вместе с Орландо и Энди празднуют на крыше в соседнем отеле. Празднуют по-взрослому и очень прилично, так что музыка до Тони доносится, только если закрыть глаза и как следует её представить. Почему-то ему, несмотря на полную изоляцию, не хочется звать сюда блондинок. Они дуры набитые, и обязательно сделают что-то, что всё испортит. — Я считаю, что это успех, — жмурясь, улыбается Орландо. От его рта к стакану с чем-то разноцветным и совершенно ему не подходящим тянется километровая крученая трубочка, а закадровый голос Джо просит пояснить, в чем же именно успех. — Мы, — Орландо ждет несколько секунд, пока трубочка доставит к нему коктейль, — закончили на трети выступления, нас подставила эта... salope, и все равно мы лучше Фениксов. Я доволен. — Тебя хоть что-то может сделать недовольным? — Разве что твоя ориентация, дорогая Клэр. — Моя ориентация — дар божий! — вскидывается, очевидно, Клэр. Тони не помнит её в составе команд, но у девушки ноги от ушей, губы бантиком и брови, которые хочет себе половина популяции США. Сойдет. Они с Орландо негромко, с ленцой то ли ругаются, то ли флиртуют, и Джо тактично переключается на остальных: Карлос снова требует баттл, Джастин, перекрикивая музыку, выясняет с кем-то отношения по телефону, а Энди спорит со вторым радужным парнем. Тот громогласно чихает, и Энди, вставив в рот два пальца, оглушительно свистит. Джо от неожиданности подпрыгивает, и камера дергается. — Я дам ему пальто? — басит Энди. Радужные, видимо, друг друга на постоянной основе ревнуют, но Джо либо не хочет казаться домашним тираном перед аудиторией, либо правда ничего не имеет против. — Кристиан, плед? Шапка? Хватай пальто, я пока— — Не надо, не надо. Тебе, — он хлопает огромного Энди по плечу, — плюс в карму. С тобой, — он показывает пальцем в камеру, — мы идем греться. Клэр свистит и хлопает в ладоши, Энди и Орландо синхронно закатывают глаза, а Карлос шутит про баттл так, что в него летят сразу два стакана. От обоих он уворачивается, и поток историй прекращается примерно на час. Это очень тихий час. Кроме Джо в команде нет зависимых от соцсетей, а этот счастливчик сейчас трахает своего парня, так что Тони особо нечем заняться. Мишель ни на фотографиях, ни на видео не появляется, и Тони задается вопросом, не трахает ли её темная фигура номер два. А потом закрывает свой номер, берет паспорт и пешком идет через проспект, несмотря на время, заполненный людьми. Охрана на входе в отель косится на Тони с подозрением, но бомбер от "Гуччи", видимо, открывает ему эту дверь. — Хай, — он стучит по стойке ресепшена платиновой кредиткой. — Я тут номер снять хочу.***
Снять номер — это полдела. Тони не пускают на крышу, и это форменное безобразие. Он слил на гребаный номер не одну и не две тысячи евро, и что взамен? Джакузи? Ресторан? Бар, в котором ему можно будет заказать максимум лимонад? Массажистки, спортзал, бассейн, СПА — для каких придурков это все делается вообще? — У меня есть деньги! — пытается спорить он. — Молодой человек, — устало повторяет охранник, упирая на первое слово. — Закрытое мероприятие — раз. Вам на вид лет... Тони смотрит на него снизу вверх, машет платиновой кредиткой, и охранник то ли из уважения, то ли с опаской, то ли из жалости выносит вердикт: — Маловато лет. К счастью для охранника, Джозеф Лурье как раз обновляет свои истории. А их из коридора смотреть неудобно. — Не пали меня, идиот, — недовольно рычат откуда-то слева. — Пересними, если я в кадре. — Джо, только не обижайся, — зевает... Мишель. Мишель. — Обожаю, когда она за меня извиняется, — ехидничает тот же голос. — Наденьте ему кубок на голову! И ударьте посильнее! В следующей размазанной истории на неизвестном действительно красуется перевернутый кубок, в следующей Карлос прыгает дезориентированному парню на шею, в следующей Мисс Лучшие Брови Западного Побережья обнимает Мишель и в ужасе разглядывает её гофрированные волосы. На Мишель все ещё черная куртка с овчиной, а Тони почему-то не кажется, что он сидит в номере один. Потом Джозеф опять берет перерыв, чтобы вернуться на середине азартного пьяненького монолога Мишель. Она сидит у кого-то на коленях, а на фоне играет бодрый и одновременно щемящий сердце синт-поп. — Карльвадос, — Мишель указывает на Карлоса, — так. Подожди. Орльмека... — Это было плохо! Это было плохо, lionne! — бурно протестует Орландо. — Придумай лучше, — пожимает плечами тот, кто работает для Мишель креслом. — Удобно сидится, лапуля? — спрашивает он уже тише. — Удобно. Джастин, твой звездный час! Джин! — кивнув, продолжает Мишель, — Кристал... Шампанское, окей, шампанское "Кристал" для Кристиана. — Орликер, — самодовольно вклинивается Орландо. — Эврика! Судя по выражениям лиц собравшихся, у лидеров команд думать получается одинаково плохо. По правилам игры Мишель выбирает, кто что будет пить, и Орландо она по старой дружбе заказывает стопку Егермейстера с апельсинкой. — Мишель? Еще по одной? — Самолет завтра. — Вообще ничего? — ахает раскрасневшийся Кристиан. — Вообще-вообще? Мишель смущенно улыбается и говорит, что можно было бы еще немножко бренди. Истории на этом заканчиваются. Тони не помнит, когда его вырубает, но он просыпается ближе к закату. "Гладиаторы" успевают выселиться из своих номеров, в историях Джозефа красуются фотографии билетов на утренние рейсы, и единственное, что подбешивает Тони — сумма, которую он вбухал за проживание здесь. Но не Мишель — даже учитывая то, что она сидела весь вечер в чужой куртке. Тони точно уверен, что ему нужно найти лучшего тренера, которого могут купить американские доллары. И он не знает, что вообще может пойти не так.