«Фата-Моргана»

К колодцу никого не подпускали. У стены неподалеку на охапках грязной соломы сидели калеки и нищие, бормотавшие себе под нос не то молитвы, не то проклятия: переводчик НКИ не мог разобрать слов, все они сливались в бессвязный гул. У темной подворотни переминалась с ноги на ногу девочка лет десяти; правый рукав ее мешковатого платья был оборван, кожа у локтя покраснела, как после ожога. Один из стражников, помоложе, молча сунул ей ковш с водой, она выпила жадно, в несколько глотков, и тут же убежала прочь. Я откинула капюшон и не скрываясь подошла ближе, стараясь держать руки на виду. Гай вертелся рядом, увлеченно обнюхивая все встретившиеся на пути комки грязи и отпечатки сапог. По его собственным заверениям, делалось это исключительно из научного любопытства; я же грешила на поведенческий импринт ТехКорпа. Или на то, что Гаю просто нравилось быть собакой. Второй стражник предупреждающе поднял руку, преграждая нам путь. Потом взгляд его едва заметно потеплел. — Славный пес, — неторопливо сказал он. — На одноглазого из баронской своры похож, тот годным охотником был. Чего тебе? — Воды собаке, — попросила я. — Можно? Современные имплантаты творили чудеса лингвистики, подключая свои базы данных к ассоциативным связям в нейронной сети мозга. С Авалоном нам повезло — Сергей курировал его уже несколько лет, и имевшийся в нашем распоряжении словарный запас был достаточно большим. Тем не менее, на инструктажах нам всегда советовали как можно более осторожно общаться с местными — а по возможности не общаться вообще. Акцент, неправильное построение фраз и мелкие ошибки легко выдавали в нас чужаков, и порой это приводило не к самым лучшим последствиям. К счастью, собакам всегда прощалось больше, чем человеку. Оценив особое расположение, Гай прыгнул вперед, прижал уши и счастливо завертел хвостом, словно увидел старого друга. Стражник, тихо хмыкнув, потрепал его по холке. Отвернулся, подошел к колодцу и, размяв плечи, принялся неторопливо крутить ворот, опуская тяжелое ведро. Гай подобрался ближе, оперся передними лапами на край колодца и с любопытством сунул морду в темный провал. Раз, подумала я. Два. Три. Четыре. — Морду свою убери, — беззлобно буркнул стражник. — Сейчас напьешься. В глубине едва слышно плеснулась вода, а потом видавшая виды веревка дрогнула, натянулась и поползла наверх. С видимым усилием стражник вытащил на край колодца ведро с водой, зачерпнул полный ковш и поставил его рядом на землю. Гай признательно тявкнул, спрыгнул и принялся жадно лакать. Как и другие синтеты, он не испытывал потребности в пище и воде, но в ТехКорпе всегда старались сделать имитацию безупречной: где-то в аналоге гаевого желудка невидимые реакторы перемалывали питательные вещества в тепловую энергию. Часть ее шла на нужды процессора, излишки выделялись в окружающую среду. Белками и углеводами, впрочем, дело не ограничивалось — насколько мне было известно, техкорповы синтетические псы могли с равным успехом пережевать около трети всей таблицы Менделеева. Гай оторвался от миски и одобрительно облизал морду. Регистрирую положительные изменения в составе воды, передал он. Вакцина активна. Дальнейшее вмешательство не требуется. Чужая мысль мягко отозвалась в сознании, прошлась по нейронам бодрящим выбросом дофамина — положительное подкрепление, предвкушение заслуженной награды. Я беззвучно выдохнула, вновь заставляя себя сосредоточиться. Оставалось самое трудное. Где-то неподалеку, прячась в узкой подворотне, ждал Араси, и каждая минута промедления могла обернуться для нас и для Хирано довольно большой проблемой. — Говорят, у замка колдуна поймали, — негромко сказала я. Стражники переглянулись. Второй подошел ближе. — Тебе что с того? — Посмотреть, — я раскрыла ладонь, показав две крупные, криво отчеканенные монеты. Сплав был мне незнаком, но по словам Мааршат здесь это была довольно внушительная сумма денег. — Никогда не видела колдунов. Гай вернулся ко мне, сел у ног и бесцеремонно вывалил язык набок, демонстрируя полную незаинтересованность в происходящем в целом и колдунах в частности. Только уши его едва заметно подрагивали, и я знала, что ему хватит доли секунды, чтобы сорваться с места. Синтетам производственных и гражданских моделей было запрещено причинять вред людям, но это считалось больше принципом, чем правилом. Если в темном переулке кто-то вдруг решит присвоить твое имущество, скорее всего, ты не будешь против второй поправки к Конституции. Стражники снова переглянулись. Потом первый едва заметно кивнул и отвернулся. Второй, помоложе, подошел ко мне. — Ну идем. Посмотришь на своего колдуна. Как-то слишком легко, недовольно передал Гай, поднимаясь на все четыре лапы. Лучше не расслабляться. Араси следует за нами. Мы прошли две подворотни, завернули за угол очередного склада с покосившейся крышей. Там тесными группками, прижавшись друг к другу, сидели дети; несколько кухарок раздавали им мутное, неаппетитно пахнущее варево из общего котла. Некоторые, услышав наши шаги, поднимали головы и тут же торопливо отводили глаза, словно боясь попасться под горячую руку. Рядом бродили тощие дворовые псы, жадно внюхиваясь и облизывая морды, но сунуться не решались, ждали подачки. Гай пару раз вильнул им хвостом для приличия, но они едва обратили на него внимание. Сколько из этих детей доживут хотя бы до тридцати лет? Даже если мы сумеем остановить одну эпидемию, на ее место придут другие болезни, придут войны, увечья и тяжелый труд, отсутствие санитарии и базовой медицины. Старая Земля прождала до восемнадцатого века, чтобы узнать о пользе вакцинации, и добралась почти что до середины двадцатого, прежде чем сэр Александр Флеминг открыл пенициллин. Авалон потеряет тысячи тысяч жизней до того, как сможет переступить этот порог. И даже если мы сможем помочь — нарушить статут, приблизить счастливую случайность открытия — все это лишь оттянет неизбежное. Тридцать лет, или шестьдесят, или сто. Рядом с неопределяемой вечностью «Фата-Морганы» любая цифра казалась ничтожной. Мокрый нос ткнулся мне в ладонь. Гай пристроился рядом, шаг в шаг, поднял голову, спокойно встречая мой взгляд. Да, подумала я. Конечно. Это не значит, что мы перестанем пытаться. — Сюда, — негромко позвал стражник, остановившись у узкой неприметной двери с тяжелым замком. Если мой внутренний компас не сбился, мы обошли главные ворота с запад и теперь стояли у замковой стены. — Черный ход, так будет быстрее. Командир Кова тебя проведет, так что заплатишь ему. Он несколько раз дернул за металлическое кольцо дверного молотка и тихо сказал что-то в крошечное зарешеченное окошко. Спустя несколько мгновений дверь раскрылась. Придержавший створку невысокий мужчина с глубоким шрамом через все лицо смерил нас ничего не выражающим взглядом. На нем тоже были доспехи со знаками Иэста Ро, но лучше и богаче тех, что носила дворовая стража. Помимо основного меча на поясе у него висели вторые ножны с небольшим кинжалом — из инструктажа я знала, что подобное оружие дозволялось носить лишь местным дворянам. Кова коротко кивнул стражнику и молча поманил меня за собой в полутемный коридор. Араси согласен подождать снаружи, передал Гай, настороженно принюхиваясь. Но если состояние Хирано начнет ухудшаться, ему придется раскрыть себя. Коридор был узким, едва освещенным редкими факелами: мне приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о плохо сложенные плиты. Кова шел впереди, не оглядываясь, шаг его был уверенным и ровным, словно он знал наизусть каждый выступ и каждую трещину. Скорее всего так и было; плох тот начальник стражи, который путается в собственных сапогах. Несколько раз мы сворачивали — налево, налево, направо; я пыталась держать в уме примерную карту, но получалось плохо. Замки на Авалоне строили как кносский лабиринт, чтобы чужак — подосланный убийца или вор — не нашел дороги к господским покоям. Без провожатого здесь можно было плутать довольно долго. Наконец Кова остановился перед очередной неприметной дверью. Прислушался к чему-то, затем отпер ее ключом из своей связки и отступил, пропуская нас. Внутри было светло, намного светлее, чем в коридоре — я невольно сощурилась, смаргивая от неожиданности. Комната оказалась размером с небольшую залу, с узорными светильниками, гобеленами на стенах и мягкими звериными шкурами на полу; она ничем не напоминала тюремную камеру для отравителей и приговоренных к смерти. У стен были расставлены резные стулья и скамьи, словно для приема важных гостей. На другом конце залы на кресле с высокой резной спинкой сидела женщина в богатых одеждах; лицо ее было бледным, губы сжаты в тонкую линию. Наши взгляды встретились, и женщина сделала едва заметное движение рукой. В следующее мгновение Гай прыгнул. Выступивший из потайной ниши за гобеленом лучник рядом с ней еще только поднимал арбалет, когда непреодолимая сила сбила его с ног и впечатала в стену, яростная скорость, воплотившаяся в удар. Стальные дуги хрустнули, ломаясь надвое, как хрупкая ветка; Гай коротко мотнул головой, отбрасывая бесполезные ошметки оружия, и, резко крутанувшись на месте, прыгнул вновь, махом преодолев добрый десяток метров — туда, где стоял второй лучник. Тот попытался уклониться, но не успел, только вскрикнул, тяжело оседая на пол. Перевязь лопнула, арбалет и метательные ножи отлетели в сторону, бессильно звякнула сталь, ударившись о камень. Гай все еще пытался следовать первой директиве о непричинении вреда, обезоружить, но не убить и не искалечить — но такая игра не могла длиться долго. Чужие пальцы сталью сомкнулись у меня на запястье. Кова, запоздало вспомнила я; в дверном проеме не размахнуться тяжелым мечом, особенно одной рукой, но у него еще оставался кинжал. Бей или беги. Сердце застучало быстро и жадно, так, что даже время, казалось, замедлило ход. Мир вокруг погрузился в адреналин, в кристаллизованную опасность, обрел холодную четкость и ясность. Восприятие сузилось до нескольких действий, стремительно отсекая все лишнее, мышцы напряглись, готовясь к схватке, готовясь выживать любой ценой. НКИ подыграл биологии: тело стало легким и послушным, словно хорошо отлаженный инструмент, память услужливо подбросила цепочку действий. В айкидо, даже упрощенном его виде, не полагаются на силу. Я поднырнула под чужой локоть, по инерции уводя его вбок; чужое запястье вывернулось в болевом захвате, и Кова, охнув от неожиданности, разжал пальцы. К сожалению, санкьё мне всегда удавался плохо, поэтому я не стала рисковать дальше и метнулась в сторону, спиной к стене, стараясь держать всех остальных в поле зрения и найти какое-нибудь укрытие, чтобы не мешать Гаю. В бою с несколькими противниками практически нельзя победить, но можно попробовать выиграть время. У двери Кова рывком вытащил из ножен меч и шагнул вперед. Я больше ощутила, чем увидела, как оказавшийся рядом со мной Гай напрягся, готовясь к новому прыжку, и это значило, что скоро прольется кровь, и… — Довольно! Опустить оружие. Кова и лучники замерли на месте. Судорожно выдохнув, я рискнула повернуть голову, готовая в любой момент отскочить в сторону. — Довольно, — повторила женщина. — Я хочу поговорить с тобой. В наступившей холодной тишине она поднялась с кресла и пошла вперед, с видимым усилием пытаясь не смотреть на оскалившегося Гая. Остановилась передо мной в нескольких шагах и с достоинством склонила голову, сложив руки на груди. Кожа на ее запястьях, там, где ее не закрывали легкие наручи, была воспаленной, с болезненными темными пятнами. — Прости меня за подобный прием, веа’ре, но я должна была убедиться лично. Слов из обращения мой переводчик не знал, попытался сложить что-то внятное из «дочерей» и «облаков», и сдался. Я на всякий случай покосилась на молчаливого Кову, развела руками. — О чем ты? — Я знаю, кто вы, — спокойно сказала женщина. — Когда я еще не вошла в возраст, на землях Ро стояла засуха, и лес пошел огнем. Мы должны были погибнуть, я и младший брат. Но веа’ре спустились к нам под покровом ночи и усмирили огонь. Много лет я хранила вашу тайну и не говорила об этом никому, даже жрецам Оякси. Но я знаю о вашей силе, и мне нужна помощь. Этого не было в инструктаже. — Барон Шиничи, мой супруг и господин, умер два дня назад. Его юный сын тоже тяжело болен, и Ахаран Иэста Ро умоляет тебя, веа’ре: спаси ему жизнь. Я, наконец, поняла. При всех ее достоинствах, у нашей вакцины был один существенный недостаток — она работала лишь на упреждение болезни. Это были сугубо профилактические меры. На разработку полноценного лекарства у Мааршат не было времени и, скорее всего, не было и средств. Поэтому сколько бы ампул мы не влили в местные колодцы, вакцина не смогла бы помочь тем, кто уже был заражен. Наверное, то же самое сказал и Хирано, но разве можно объяснить матери, что смерть ее ребенка неизбежна? — У вас в плену мой друг, — сказала я. — И я велю отпустить его, как только мой сын будет исцелен. Гай зарычал на нее, низко и угрожающе. Я предупреждающе опустила руку ему на холку. Наверное, мы смогли бы пробиться к Хирано силой, не причиняя никому необратимого вреда. Даже если Ахаран не блефует, что смогут местные лучники против сверхскоростной реакции синтетов? Один вид Араси обратит их в бегство — а даже если нет, разве их жизни могут быть ценнее, чем жизнь Акио-1 Хирано, одного из лучших современных умов квантовой энергетики? Разве мы мало сделали для этих людей? И даже если так, почему именно этот ребенок достоин спасения — господский сын, а не те, кто умирали от бедности и нищеты, задыхаясь и сгорая заживо в чумных селах, до которых не успела добраться вакцина? Не те, кто погибнут, если Федерация закроет нам доступ на Авалон? Но если я ошибусь, если в этот самый момент рядом с Хирано стоит палач с занесенным клинком, ожидающий последнего приказа?.. Я зажмурилась на мгновение. — Хорошо, я помогу тебе. Крошечный инъектор крепился у плеча, я отвернула рукав, отстегнула автоматический шприц-пистолет и вытащила из него капсулу с ярко-оранжевым раствором. Наноботам не требовались дополнительные инструкции: они могли исправить довольно многое внутри человеческого тела, вывести любой яд и даже остановить внутреннее кровотечение. К сожалению, как и любой фейл-сейф, это все еще было слишком дорогим удовольствием — нам на вылазку выдавали лишь по одному заряду, и тот берегли до последнего. Такой же должен был быть и у Хирано. — Сломаешь пополам, — сказала я, вложив капсулу в ладонь Ахаран. Поднявшиеся на ноги стражники смотрели на нас во все глаза. — Выльешь в воду и дашь своему сыну выпить. Он будет здоров через несколько часов. — Я… — она словно хотела что-то сказать, но затем передумала, сжала руку. — Благодарю тебя, веа’ре. Я велю освободить твоего друга. Стража проводит вас за ворота крепости. Нет гарантий, подумала я. Действуй, потом будем оправдываться. Гай поднял голову и оскалил клыки. — Если ты нарушишь слово, — негромко, но отчетливо сказал он, и Ахаран, не совладав с собой, отшатнулась от нас, оступилась, едва не упав, — и ты, и твой сын, и все матери на этой земле пожалеют об этом дне. Мы вышли из зала вслед за Ковой, и люди за нашими спинами боялись дышать.

***

Из крепости был другой ход, тайный, в обход главных ворот. Кова провел нас через винные погреба и узкие темные коридоры, в которых можно был легко переломать себе все ноги. Факелов там не было, и мне пришлось плюнуть на все и включить спрятанный в наруче фонарик. Пять сотен люменов разогнали темноту по углам, высветили чужой мир беспощадной силой божественного прогресса. Да, впрочем, какая теперь уже разница. Дверь наружу была тяжелой, обитой железными полосами и закрытой на несколько засовов. Было видно, что она использовалась редко; Кова провозился почти минуту, ключ никак не хотел проворачиваться. Наконец, замок сдался, глухо щелкнув, Кова тяжело навалился на створку, и та, неохотно скрипнув, подалась, впуская свежий воздух. Мы выбрались наружу. Ход вывел нас довольно далеко за стену крепости, к небольшому роднику, бьющему из трещины в каменной гряде. Лес остался с восточной стороны, поднимаясь в хмурое сумеречное небо тяжелой темной массой. Гай передал, что до «Гермеса» придется добираться где-то час-полтора. Связи со станцией не было, и оставалось надеяться, что поисково-спасательные группы все еще в пути, и мы успеем перехватить их до того, как они совершат посадку на Авалон. Не стоило добавлять этому миру забот, их и так было предостаточно. Кова подошел к растущему в нескольких шагах от скалы мохнатому разлапистому кустарнику, наклонился, раздвигая ветви. — Твой друг здесь, — сказал он. — Мои люди приведут вам лошадей. Хирано без сознания лежал на земле, его руки были связаны за спиной; Кова разрезал веревки и отошел в сторону. Я подбежала, торопливо упала на колени рядом, пытаясь нащупать пульс. Тот был слабым, но ровным; открытых ран видно не было, лишь на коже наливались синевой синяки и ушибы. Гай сунулся тоже, обнюхал Хирано лицо, мягко лизнул набухший от крови шрам на щеке и ободряюще махнул хвостом: незначительные внутренние повреждения и болевой шок, но немедленной угрозы жизни нет. Мы вернемся на «Джесси», и современная медицина разберется с этим за несколько часов. Из подлеска выскользнула серая тень, метнулась к нам, одним прыжком преодолев добрый десяток шагов. Кова вздрогнув, схватился за меч, но благоразумно остался стоять где стоял, лишь беззвучно выругался сквозь зубы. Тень распрямилась, превращаясь в Араси. — Я дождусь вас на «Гермесе», Яна-сан, — негромко сказал он. Нагнулся и без каких-либо видимых усилий подхватил Хирано на руки. — Пожалуйста, не задерживайтесь. Я кивнула. Араси покрепче прижал к себе Хирано и, стремительно сорвавшись с места, в несколько прыжков исчез среди деревьев. Кажется, лошади нам не понадобятся. Гай встал рядом, вслушиваясь в невесомый шепот ветров, шерсть на его спине потемнела и блестела от дождя. Я повернулась к Кове и, помедлив мгновение, молча подняла раскрытые вместе ладони. Жрецы здесь учили, что уходить надо с миром, не тая обид и расплатившись со всеми долгами. Такова была суть богини Оякси, суть перемен: где закрывается одна дверь, открывается другая, и путь всегда проще, если идти налегке. — Прощай, веа’ре, — глухо сказал Кова, повторяя за мной жест расставания. — Не держи зла.