Переступая черту

Цветастый шелковый халатик слегка разошелся, открывая взгляду округлые колени и совсем чуть-чуть, очень дразняще — соблазнительную линию бедер. Паша, позабыв о стопке бумаг, которую держал в руках, хитро улыбнулся, слегка подавшись вперед, и уже собирался что-то сказать, но напоролся на предупреждающий взгляд.       — Ткачев, не отвлекайся! — строго одернула полковник, плотнее запахивая халат. — У нас тут важное дело, между прочим! Ткачев со вздохом опустился обратно на ковер, усыпанный разнокалиберными бумажками — от разрозненных блокнотных листочков до ксерокопий каких-то протоколов и экспертиз. У хозяйки всего этого богатства была какая-то своя система, постичь которую Ткачеву никак не удавалось. Все-таки его преимуществами всегда были физическая сила и умение надавить, а все эти интеллектуальные выверты… Не его, в общем.       — Слушай, может, лучше Костяну все это оттащить? — безнадежно спросил Паша, оглядывая бумажные завалы. — Он у нас тоже знатный интеллектуал, сразу разберется, что к чему. Ирина, перелистнув очередную страницу из внушительной папки, качнула головой. Забралась с ногами на диван, не отрываясь от чтения.       — Щукина сюда впутывать уж точно незачем, — заметила сурово. — Вы все теперь не мои подчиненные, забыл? Я и тебя-то подключать не имела права…       — Ну, началось, — хмыкнул Паша, сортируя документы по стопкам. — Ирин, ты можешь хоть ненадолго выключить сильную и независимую? Раз уж мы с тобой вместе… То, думаю, и помогать тебе я обязан по умолчанию. Или у тебя на этот счет другое мнение? Полковник, оторвавшись от изучения бумаг, бросила на него короткий растерянный взгляд. И от того, как всколыхнулось что-то в самой глубине ее потемневших глаз, у Ткачева дрогнуло сердце. Да она ведь действительно просто-напросто не привыкла делить с кем-то все проблемы, трудности, заботы и неприятности… Не привыкла, что рядом есть кто-то, кому можно довериться, на кого можно опереться, кто готов разделить с ней не только счастливые светлые дни, но и самые грозовые моменты. Наверное, это и есть проклятие всех сильных и самодостаточных женщин…       — Ну ничего себе! — ошарашенно пробормотала Ирина, застывшим взглядом смотря на лист бумаги, который держала в руке. — Это-то здесь каким боком? Ничего не понимаю… Ткачев, оторвавшись от чтения очередной экспертизы, вопросительно посмотрел на нее.       — Что там? Нашла что-нибудь? Ира молча протянула ему папку. Паша, пробежавшись взглядом, понял, что это сводки. Сводки происшествий, на которые в последнее время был так богат Пятницкий район… А перевернув еще одну страницу, удивленно уставился на Ирину.       — Ничего себе поворот… Ты что-нибудь понимаешь? Ирина сжала губы. Глаза у нее стали совершенно ледяными и яростными.       — Вот ведь мразь! — процедила сквозь зубы. Добавить к этому Паше ничего не нашлось.

***

Дома Карпов практически не бывал. Приезжал только ночевать — когда Светлана уже спала; уезжал, когда она еще не проснулась. Одержимый поисками, пытался восстановить все: маршруты, встречи, разговоры, мельчайшую деталь в этих разговорах… Он должен был понять, что же такого узнала Катерина, когда, в какой момент она стала опасна. А самое главное — для кого… Всю бумажную работу он, нисколько не стесняясь, спихнул на Зимину — в конце концов, это ее сотрудница, да и отношения у них вроде бы установились неплохие, пусть товарищ полковник своим следовательским взглядом изучит все документы и записи, авось чего и найдет. А уж когда он докопается до истины… Мало никому не покажется…       — Мужчина, вы куда? Туда нельзя! Карпов, даже не удостоив вставшую у него на пути худенькую медсестричку своим фирменным зверским взглядом, просто отодвинул девицу в сторону, проходя в палату. Долго стоял у двери, почему-то не в силах перешагнуть порог; наконец прошел внутрь, устало опустившись прямо на пол рядом с койкой — стульев в реанимации не имелось. Сейчас, измененное бессознательностью, очень бледное, обычно строгое, аристократично-холодное лицо изменилось, стало каким-то по-девичьи беззащитным, даже трогательным — резко обозначившиеся скулы, сухие бледные губы, тени длинных ресниц на щеках… Карпов протянул руку, дрожащим, каким-то нетрезво-неловким движением касаясь ее волос.       — Узнаю кто — убью, — произнес хрипло, пропуская сквозь пальцы шелковистые пшеничные пряди. И от мысли, что при других обстоятельствах она никогда не подпустила бы его к себе столь близко, что-то сжалось внутри. — А я обязательно узнаю…