Переступая черту

Ирина долго рассматривала в маленьком зеркале свое лицо: застывшее, абсолютно бескровное, раскроенное нашлепками пластырей. Перед глазами вновь заплескалась чернота: вспомнился издевательский смех, тускло блеснувшее лезвие ножа, боль, обжегшая щеку… А что, если с этими отметинами уже ничего нельзя сделать, что, если она навсегда останется изуродованной?.. С силой вцепилась в деревянную ручку, едва удержавшись от того, чтобы яростно швырнуть зеркало в стену — чтобы отражение разлетелось на части, осыпалось осколками, и от собственного лица ничего не осталось. Впрочем, от него, наверное, и так ничего не осталось…       — Да что же вы так сникли, милочка, — добродушно прогудел сидевший напротив врач. — Ничего страшного я у вас не вижу. Вот восстановитесь окончательно, посмотрим, как идет заживление, а потом можно будет и шовчики наложить, там подшлифуем, тут поправим, как новенькая будете, следа не останется! Ира подняла на доктора измученные глаза. Подумалось, что это обычные успокаивающие фразы, чтобы больная не психовала лишний раз, но в голосе врача сквозила такая уверенность, даже твердость…       — Правда? — переспросила с надеждой.       — Правда, милочка, правда, — снисходительно кивнул врач и усмехнулся в усы. — Впрочем, не буду вас задерживать, а то там к вам кавалер битый час рвется… Ирина почувствовала, что краснеет.       — Какой еще кавалер?       — Ну, милочка, это вам лучше знать, — хмыкнул доктор и поднялся. Добродушный, невозмутимый как танк, он всех своих коллег, медсестер, пациентов и их родственников величал не иначе как «милочка» и «голубчик». — Отдыхайте. Когда врач удалился, в палате появился Ткачев, как обычно с кучей пакетов — фрукты, соки, кроссворды, книги… Ирина вообще не была уверена, что после того, как она с ним поступила, Паша захочет ее видеть, но он как ни в чем не бывало приходил каждый день, при этом острые темы деликатно не поднимал. В общих чертах посвятил в произошедшее Сашку, а вот ее маме ни словом не обмолвился о случившемся, и за это Ира была ему благодарна — не хватало еще пугать маму жуткими рассказами, ей хватило и прошлого случая, когда дочь угодила в больницу… А вот как себя вести с Пашей, Ирина так и не определилась до сих пор. Столько всего успела передумать за это время — и там, на складе, находясь в полубессознательном состоянии, и потом в больнице, прокручивая в памяти события последних дней… Может быть, этот шанс дан ей не просто так? Может быть, стоило выжить для того, чтобы все-таки стать счастливой — и, насколько это вообще возможно, сделать счастливым его, неизменно преданного и такого близкого?.. Вот только разве сможет она… Навязчивыми слайдами сменялись в памяти самые тяжелые события, к которым она так или иначе, прямо или косвенно, оказалась причастна. Ткачев, стрелявший в Терещенко, когда они стояли под прицелами автоматов. Вика и ее «задание» отработать судью. Щукин, ставший убийцей из-за этой истории. Казнь Лаптева, соучастниками которой так или иначе стали все, а Климов и Паша стояли с ней рядом в том подвале… И опять Паша, вновь едва не ставший убийцей после того случая с маньяком… А теперь вот еще и Катя, пострадавшая по нелепой случайности просто потому что в ненужный момент оказалась с ней рядом… Все, все, кто ее окружает, рано или поздно попадают под удар. Проклятье какое-то… Ткачев уже собирался уходить, когда на тумбочке запиликал мобильный. Ирина молча слушала собеседника, а ее лицо с каждой секундой становилось все бледнее. Бледнее бледного… Трясущимися руками отложив телефон, Ира сделала несколько шагов назад и буквально рухнула на кровать, вцепившись пальцами в деревянную спинку.       — Паша… — прошептала сдавленно, голос надломился беспомощной дрожью. — Паш, как же так? Я ведь тебя просила… Господи… — и бессильно закрыла руками лицо, тихо вздрагивая. Ткачев рванулся к ней, едва не опрокинув стоящий на пути стул. Присел рядом, осторожно коснулся плеча.       — Ирин Сергевна… Да что случилось-то?! Ирин!.. Ира медленно отняла руки от лица. Глаза у нее были совершенно черными и перепуганными; ресницы слиплись от слез.       — Не притворяйся! — на миг голос звякнул привычной сталью, но тут же снова упал до слабого шепота. — Градова нашли мертвым…