Writeober 2020

      Что есть меч для война? Сердце? Душа?       Ты помнишь пулемёты Тома? Как блестели его глаза, когда он рассказывал о них. Что значил вес этих орудий для него? А первую катану Тачи помнишь? Что он чувствовал, когда впервые взял её в руки - настоящее стальное оружие, вместо лёгкого и притворного синая?       Да, мы ложимся спать со своим оружием. Будь то пистолет под подушкой, или клинок у бедра. Но это же только практичность. Если враг ворвётся в убежище ночью, было бы хорошо, хоть в исподнем, но выжить. Мы носим оружие с собой, но это наша работа. Что воин без оружия?       Я всегда хотел, и всегда боялся спросить уличного самурая: что он сделает, если превосходящий силой или числом враг потребует у него отдать клинок? Выхватит оружие ловким, едва уловимым движением, превращая его в молниеносный удар, и с честью умрёт в бою, поскольку глуп был бы тот враг, что приблизился бы без уверенности в своём преимуществе? Или же он отдал бы клинок? Потерял бы на месте и честь, и душу? Умер бы он при этом по-своему, или всё это лишь пустой звук, бравада и фетишизм?       Когда меч танцует в ладони, когда винтовка поёт в нежных объятьях рук, когда вы, кажется, сливаетесь вместе в продолжение своих страстей и желаний… Что же это, тогда? Практичность мастерства или прихоть маньяка? Пустой звон патетики неловких литераторов, мечтающих, но не способных обрести; или это таинство, понятное только двоим?       За прикосновением к рукоятке следует порыв удара, а за ним… за ним следует чья-то смерть. Смерть врага или твоя смерть, это не важно. Важно, что смерть не бывает красивой. Никакая литературная патетика, никакие моральные оправдания, ни лирика, ни истина не сделают её приятной. И воин не может гордиться тем, что несёт это в мир.       Так что же мы такое? Мы и наше оружие? Как что-то столь прекрасное, как танец или песня, может существовать для чего-то столько ужасного, как смерть?       Ответ мой до скучного прост.       Я иду сквозь толпу зевак по улице неонового города. Мой клинок скользит за мной, исполненный грацией своего покоя. О, как бы я хотел дойти до самого конца, не тронув зла, печали иль беды. Но это благо ускользает из моих слабеющих ладоней. Зло является само, его не просят, не зовут. Оно желает лишь того же, чего желаем мы...       Мы все хотим жить.       А в середине той улицы, среди всплесков неона и грызущего душу страха, рождается спокойное разумение, что жить будет только тот, кто сможет.       За прикосновением к рукоятке следует порыв удара. Я живу в этот, и только в этот момент, ведь в следующий я могу уже умереть. Не важно, что будет потом. Важен этот танец и эта песня. Важна их жизнь.       И мне ведом только один истинный синоним жизни.       В своём жилище я встаю на колени, чтобы возложить клинок на достойное ему место.       Между воином и его мечом существует только любовь.