Ménage à trois

На пороге бросил ворох горицвета, Только обернулась — он уже далеко, А в гнездо пустое на дубовой ветке Колокольчик-сердце унесла сорока Чужой

— … нужно идти в Хакланд, иначе пропадем. — Но позвольте, госпожа Саломея, Хакланд лежит по ту сторону от Проклятых земель, и я бы не хотел, кхм… — Полноте блеять, Матиас. Говорите, как есть. — Мастер хочет сказать, что так и портки обмочить можно — при встрече с местными страховидлами-то. — Прошу заметить, Манешка, что я к этим страховидлам отношусь непосредственно. — Ну так, а я о чем, госпожа?.. Со всем уважением, и я прошу заметить… Теа вздохнула, кратко прикрывая глаза рукой. Детлафф стоял подле, прислонившись спиной к стене, будто предпочитал держаться поближе к единственно знакомому себе человеку — как утенок жмется к утке. Исенгрим не торопясь раскуривал трубку да блестел глазами из сумеречной черноты. Эльф молчал почти все время, будто пытался обратиться в неприметный валун в слишком шумной для себя компании, и ему это вполне удавалось. — Представить не могу, что она тебе наговорила, — протянула Теа, исподволь глядя на Детлаффа. — Раз ты до сих пор здесь и не вздумал уйти, взмахнув плащом. Изнутри укололо предательское: или дело не в ней, а, Детлафф?.. Вампир не пошевелился, начал говорить, едва размыкая губы: — Твоя подруга пообещала мне… Он не успел договорить фразы, потому как Теа рассмеялась сухо и резко, перебив тем и Детлаффа, и горячий спор меж Саломеей и Матиасом. — Пообещала!.. — вспыхнула она и неловко взмахнула рукой. Детлафф стушевался, Саломея же посмотрела на них с насмешливым прищуром, нехорошо покачала головой. — Извините, — буркнула Теа раздраженно. Эта краткая фраза разом изменила расстановку сил: Матиас поспешил ретироваться прежде, чем «госпожа Саломея еще чего удумает»; Манешка последовал за ним, чуть ковыляя и прихрамывая на правую ногу. Детлафф по обычаю впитался в стену, и только Исенгрим ждал до конца, но под взглядом Саломеи поднялся тоже — со странной усмешкой — и свернул в соседнюю келью. Теа следила, как подруга обходит очаг, задумчиво перебирая пальцами, и песок шевелится у земли волнами вслед ее жестам. Так она выглядела всякий раз, как собиралась привести в действие сплетенный из сотен нитей план — и план этот обычно требовал чужой крови. — Знаешь, кто с тобой ходит? — Саломея медленно подняла голову, переступила с ноги на ногу, как огромная, неповоротливая паучиха. — Высший вампир, — щелкнула языком Теа — словно девчонка, идущая матери наперекор. — М-м. Мало тебе беды от меня было, решила чего пострашнее найти? — Он мне ничего плохого не сделал. Даже наоборот. — Ну это пока, — вкрадчиво сказала Саломея. — Свеча тоже сначала горит тепло и ласково, но чем дольше держишь над ней ладонь — тем сильнее обжигает. Теа посмотрела по-ведьмачьи остро, прищурилась. — А что скажешь про остальных? Саломея усмехнулась, вскидывая тонкие рыжие брови. Подначила: — Ménage à trois? Не знала, что тебя интересуют такие вещи… — Ради Мелитэле! Ты поняла мой вопрос! Каждый из нас знает часть правды про другого и только ты — видишь картину целиком. — И что же известно тебе? Вопрос вышел осторожным, мало свойственным привычкам и интонации Саломеи. Она редко когда подбирала слова в разговоре с Теей и редко когда смотрела так выжидательно. Теа пожала плечами, рефлекторно оборачиваясь, хоть в том и не было никакого смысла — спрятаться в узких лазах проще простого, а Детлафф и Исенгрим со своим звериным чутьем наверняка и сквозь стены умели слышать. — Высший вампир, — повторила она. — Подозрительный чародей и его не менее подозрительный слуга. Еще вот твой скоя’таэль — наверняка особенный, раз ты его везде за собой таскаешь. Саломея хмыкнула. — И что же скажешь мне про чародейского слугу? — взглянула, как профессорша, загадавшая ученику мудреную головоломку, но глаза ее оставались напряженными. — Он силен — гораздо сильнее обычного человека. Разбирается в травах и науках и как будто бы лишен страха — не боится даже Детлаффа, хотя видел его обращение в туман, — Теа вздохнула — как будто хоть кто-то из них этого еще не видел. — Но все вместе это не имеет никакого смысла. — Потому что ничего из этого не имеет отношения к его истинной сути, — Саломея равнодушно отвернулась, выщелкнула искру пальцами. — Не думай о Манешке, он не грозит бедой. — Ага, и именно потому ты о нем так расспрашиваешь. — Есть такие тайны, цена которым — жизнь. Теа поджала губы — она все не могла задать мучивший ее вопрос про собственную смерть, нагаданную Матиасом и в которую так верил Манешка. Собиралась, но всякий раз взгляд Саломеи, самой по себе похожей на предвестницу гибели, отсекал слова ножом. — Госпожи? — в проеме возник ошалевший Матиас. — Там, э… К вам пришли. Просят, — он странно поперхнулся, — «явиться незамедлительно». Если я правильно понял.        «Явиться незамедлительно», брошенное острым зерриканским говором, повторилось еще с несколько раз — это Манешка пытался не пускать новоявленную гостью внутрь лагеря. Лицо Энже, завидевшей и Тею, и Саломею теперь уже вместе, отразило богатую палитру презрения — будто это не она сюда пришла, а они к ней на прием пожаловали да в ноги упали. Рука Энже недвусмысленно покоилась на гарде, сжатая крепче нужного, и от ее стойки — отнюдь не расслабленной, а хищной — исходила опасность. Теа непроизвольно отзеркалила ее позу. — Энже?.. — хрипло прошептала, прочистила горло. — Прошу прощения? — Стоило бы, — согласилась зерриканка. — Но я пришла с миром, можешь не хвататься за меч. Произнесла она это с убежденностью человека, привыкшего, что ему верят на слово. Саломея в ответ лишь фыркнула, и взгляд Энже обрушился на нее раскаленным молотом и тут же отскочил. — Приветствую, кроволикая, — скривилась Энже. – Я пришла от имени матери, от имени Найны. Она велела тебя не трогать. — Говори, — Теа чуть выступила вперед. — С чем пришла. — Знаешь, что произошло в городе? — Смутно. — Тогда расскажу об этом для начала. Энже оглянулась себе за спину — на выжженную огнем и солнцем степь, не нашла того, что искала и вздохнула тягостно. Прошлась по-рысьи мягко, обходя Тею по кругу так, чтобы видеть и ее, и Саломею, и вход в лагерь. Опустилась наконец на укрытый тенью камень под нависающей скалой. — Тот, кто повинен в крушении святилищ, пришел в город, придал его огню. Только он был не один — ему помогли сестры. Ударили в спину своих соратниц, да так слаженно, что мы едва успели перегруппироваться. — Ни черта вы не успели, — фыркнула Саломея. — Найна вас прикрыла… собой. — Она едко усмехнулась, довольная неказистой шуткой. — Да будет благословенна, матерь, и святая сила ее, — серьезно пробормотала себе под нос Энже, как если бы молилась. Заговорила громче: — Мы удержали город, но цена тому — несоразмерна. Сотни погибших с нашей стороны. — Что с магом? — спросила Теа. — Что с химерой? — Ушли. Будто их и не было. — Их увела Грецель, — Саломея опустилась на камень, рассеянно перетерла песок меж пальцами. — Она же зачаровала разум тех зерриканок, что напали на тебя и Детлаффа. — И как, интересно, ты это поняла? — Ты использовала мой амулет. И я почувствовала, от кого он тебя защитил. Энже за их диалогом наблюдала со смиренным безмолвием, хмурилась, силясь прочитать по губам, но чужой язык ей давался с немалым трудом. — С этим разобрались, — Теа вновь повернулась к ней. — Так зачем пришла? Мстить? — Отнюдь, — Энже помолчала, отводя раздраженный взгляд от лукавой улыбки Саломеи. Продолжила медленно и морщась так, будто в том была именно ее вина: — Мы не удивились произошедшему, пусть и не обрадовались. В стране неспокойно многие десятилетия. Драконья сила портится, уходит. А чем меньше драконов — тем слабее жрицы. Сила же жреческая не бесконечна. Делима. — Чем больше послушниц, тем разбавленнее кровь и тем они слабее, — пропела Саломея на нильфгаардском. — Отсюда и зависть, и злоба, и… многое другое. Многое другое, по всей видимости, относилось к богатому прошлому Саломеи, о котором Теа знать не пожелала бы и за драконьи сокровища. — Не знала, — удивилась она. — Раз так — бунт и вправду был неизбежен. — Подпольная война идет с незапамятных времен, — Энже неприязненно кивнула на лучащуюся довольством Саломею. — Она — тому подтверждение. — Неправда! — фыркнула Саломея. — Я такой стала не потому что силы искала. Вы же меня выгнали! — За страшный грех! — тут же ощерилась Энже. — И я знаю про кроволиких, что живут в Проклятых землях. Их лживые слова просачиваются в юные головы, самых доверчивых и чистых душою забирают на свою сторону… — Самых разумных, — поправила Саломея. — Кому охота десятилетиями пресмыкаться перед прихвостницами королевы, что забирают всю силу себе и не хотят делиться? — Замолчи, сестроубийца! Теа устало подняла руки. Осуждающе взглянула на обеих, что, впрочем, не произвело эффекта. — Значит зерриканские ведьмы склоняют юных жриц на свою сторону. Зачем? — Ну а ты как думаешь? — вспыхнула Энже. — Где лучше жить — в Корат, на Сковородке или все-таки в оазисах и городах?.. — Слабый аргумент. Ведьм мало, их не любят и считают предательницами. Если бы так хотелось комфорта — бежали бы в Нильфгаард, как все бруксы. — А зачем бежать, если за твоей спиной достаточно магов-ренегатов и есть сила посерьезнее? Теа нахмурилась, изучая лицо Энже — теперь непривычно насмешливое, будто та бросила кость оголодавшему псу и ждала, когда она застрянет у него в горле. Саломея же на этих словах улыбаться перестала. Сделалась отрешеннее призрака и взялась качать в ладонях сушеную цветочную голову, невесть откуда вытащенную. Все равно что маленькая девочка, на принца гадающая. — Сила посерьезнее? — Теа мельком взглянула на подругу. — О чем ты? Энже с удовольствием осклабилась, мало теперь отличимая от той самой кроволикой, которую так презирала. — По Зеррикании блуждает поверье, что определенный ритуал свершит то, чего не удавалось добиться столетиями. Шестьдесят дев в златых коронах, что пустят кровь в долинах и по руслам рек… — Ты шутишь, должно быть? — перебила Теа. — Призвать Лилиту или Нийями, или как вы ее там называете — чтобы что — возродить золотых драконов?.. — А мне почем знать? — фыркнула Энже. — Эта изуверская идеология меня мало трогает. Любые люди, даже и жрицы способны в такую чушь поверить, что жить не хочется… Но Найна считает иначе, а она редко говорит попусту, — она сделала значимую паузу, всем видом сообщая, какую честь она оказывает Тее откровением. — Найна считает, что цель — открыть портал в иной мир, в тот, из которого пришли те, кого нордлинги зовут высшими вампирами. В голове Теи щелкнуло. Будто первый штифт замка встал на место. Она усмехнулась, все еще неверяще дернула губой. — И что, шестьдесят зерриканских ведьм сумеют открыть такой портал? — Никто этого не знает. Но Тдет в это верят. Некоторые из них. Отчаянно надеющиеся на возвращение домой, бессмертные — что им терять? По словам матери, они уже пытались провернуть нечто подобное… очень давно. Но тогда на нашей стороне были золотые драконы и вся их мощь. Большая часть кроволиких погибла, остальные же — бежали в Нильфгаард. Теперь ситуация изменилась и не в нашу пользу. — Но для создания ведьм высшим нужны жрицы. А они убивают их направо и налево — в чем здесь смысл? На этих словах на лице Саломеи проснулась тягучая улыбка, да так и застыла маской, полной горделивой злости. — Не каждая жрица сумеет стать зерриканской ведьмой, это правда, — сказала-вытолкнула Энже. — Не каждой по силе принять это проклятие. Потому дела до слабейших — высшим нет. — А еще когда слабейшие умирают, сила возвращается обратно, усиливая остальных… — протянула Теа. — Именно так. Только вот драконьи жрицы вырождаются вместе с драконами, а потому высшие торопятся. Идут на отчаянные шаги. Теа украдкой скосила глаза вбок, на Саломею. Та продолжала вертеть в ладонях сушеный цветок и приговаривала под нос что-то глупое и монотонное. — Подожди-ка, Энже… А сколько ведьм у высших уже есть? Шестьдесят дев — должно быть немалым количеством при таком раскладе. — Мы не знаем этого. За последний век пропало не меньше двадцати сильных жриц, но такое случается. Они гибнут в гражданских конфликтах, во время катаклизмов и в битве с чудищами. Не всегда можно найти тела, пылевые бури забирают их себе. Каждая из них могла стать поклонницей Нийями. Или погибнуть по-настоящему. Сколькие-то должны были выжить еще при первом конфликте — очень опасные, очень старые. Сколькие-то могут быть внутри нашего круга, если их прикрывают матери храмов. — Иными словами, мы знаем только одно. Каждая из ведьм для Тдет — на вес золота… Теа медленно повернула голову к Саломее, но нашла глазами лишь пустоту. И только одинокий цветок лежал на нагретом камне, ощипанный до самого стебелька. — Немыслимо… — прошептала Теа.        Матиас занял наблюдательную позицию у скалистой стены, подложив под спину свернутый плащ. По левую руку от него устроился Манешка — надежная защита от Исенгрима, чья недобрая усмешка казалось висела отдельно в воздухе раскаленным прутом. Детлафф то появлялся, то исчезал, не особенно скрывая свои природные способности, и изредка косился себе за спину с живым интересом. — Высший вампир?! — грохотало над лагерем. — Ты рассорилась с высшим вампиром и назвала его чародеем?! Ответов Саломеи было не слышно, но судя по всему ни тона, ни привычки подначивать она не меняла — голос Теи только усиливался, грозясь охрипнуть на дни. — Что значит незначительная деталь?! Что значит — не мое дело?.. Матиас перевел неловкий взгляд с источника шума на собственные руки, потом — на скучающих спутников. — В сущности, это очаровательно, — осторожно сказал он, голос его подрагивал. — Такая дружба не ржавеет, не киснет. Столь яркое, откровенное беспокойство… — Как отравленный стилет под лопатку. — Да, как… Да нет же! — Матиас скосил осторожный взгляд на Исенгрима, но передумал делать его гневным, и просто смолк. Мрачный эльф, чье лицо выглядело, как рваная тряпка, внушал первобытный ужас. А еще, Исенгрим убил больше людей, чем Детлафф — намного больше — только вот никто, кроме Матиаса этого видеть не мог.        — Высший вампир! — Теа взяла особенно высокую ноту и раздраженно закашлялась, постучав себя по груди. — Ты же постоянно своей мудростью похваляешься!.. — А ты думаешь, как все было? — нехорошо усмехнулась Саломея, покачивая босой ногой. — Думаешь, он сразу когти оголил и прямо перед моим лицом людей принялся резать?.. Нет. Он тоже был… интригующим. Многое знал, многое мог понять и принять — особенно, ту часть моей души, что чернее черного. Протянул мне — жрице, лишенной силы — руку помощи. Я оперлась на нее. И горько о том пожалела. Теа закрыла глаза, выдыхаясь. — У всякого вампира есть характер, как и у человека, — сказала она то ли Саломее, то ли самой себе. — Разумеется. Но у всякого вампира есть одна пренеприятная черта — его довольно сложно убить. Стоит иметь это в виду, когда возжелаешь упасть в его объятия. Саломея поднялась текуче и ни с того ни с сего подалась вперед, обхватив Тею за запястье — плотно, всеми пальцами, будто мысль свою хотела у нее на коже вытиснить. — Я ничего у тебя не прошу, — сказала она, перейдя на очень старый зерриканский диалект, так что Тее пришлось перебрать немало воспоминаний, чтобы вспомнить. — Но ты не можешь не понимать, что он — одна из последних моих надежд. — Он не станет убивать собрата ни ради тебя, ни ради меня. Не могу поверить, что ты на это рассчитываешь. — Станет, если я вложу правильную причину в его наивную голову. Теа сморгнула. Глаза Саломеи, потемневшие от колючей, застарелой злобы, предназначенной древнему чудовищу, которого Теа никогда не знала — пугали до дрожи. — Ты просишь меня солгать ему? После всей его помощи? — Я прошу тебя не вмешиваться. У твоего вампира есть желание, и он на многое ради него пойдет. Только вот, если оно совпадает с тем, что задумал мой драгоценный бывший… — То шансов у тебя нет. — Ровно так. Если конечно ему кто-то обо всем расскажет… — Саломея усмехнулась недобро, щуря глаза. — А если нет, то как знать — быть может, они друг дружку и вовсе поубивают. Два зайца одним… Теа вырвала руку, сама того не поняв. Саломея сухо, трескуче рассмеялась. — Он уже влез тебе в голову, — сказала она с разом смягчившейся, печальной улыбкой. — Такой благородный, прекрасный, способный защитить от любой беды… Потому что сам и является страшнейшей бедой из всех. — Ты разозлила одного высшего, так может, не стоит браться за второго? — Вечно ты мне перечишь, Береника! — В который раз повторяю — я не твоя дочь, Саломея! Саломея тут же осеклась, приложив кончики пальцев к губам, и взглянула толику беспомощно, с искренним сожалением. Поволока в ее глазах подернулась, уступая место боли, но скрылась и та. Теа вздохнула, стряхивая с лица раздражение. Сказала искусственно спокойно, переводя тему: — Энже желает идти с нами. Найна выслала ее нам на подмогу, чтобы обнаружить высшего и его помощников. Она сказала, что с нею — благословение матери и всеотца, что бы это ни значило. — А… — отмахнулась Саломея. — Энже — живой сосуд со сцеженной силой Найны. Нечто вроде человеческого амулета. Достаточно серьезный противник даже для такой, как Грецель, если подумать… Почему бы и нет? Бросим ее в самую схватку, — затараторила Саломея, то ли погружаясь в себя, то ли отстраняясь от Теи. — Или вот, скормим Матиасу… Это же немыслимо — сколько он разговаривает!.. Его способен переслушать лишь тот единственный, кто ни словечка его не понимает…        Теа очнулась ото сна, будто из воды вынырнула — затхлый воздух пещерных ходов ударил духотой и смрадом. Изнутри поднималось чувство — иглой в позвоночнике проворачивалось. Она почти не помнила, как заснула после всех перипетий дня, но внутреннее чувство времени подсказало — на улице глубокая ночь. Что-то не так… не так… Она села, вцепляясь рукой себе в грудь, пытаясь вырвать изнутри мучительное колющее чувство; нехорошо закашлялась, ожидая увидеть кровь — но ладонь осталась сухой. Рядом шевельнулась тень — Детлафф?.. Да, и правда он. Вопросительно блеснул в темноте глазами, поддержал под локоть, успокаивающе сжал руку на плече. Тут же под кожей побежали теплые мурашки, и оберег во внутреннем кармане куртки отозвался вибрацией — словно мурлыкнувший кот. — Ты кричала во сне, — сообщил Детлафф бархатисто, еще и смотрел так просто, будто его присутствие здесь — было само собой разумеющимся. — Не первый раз. Откуда такое беспокойство? Детлафф поджал губы на мгновение. — Это одна из особенностей Тдет, — нехотя пояснил он. — Насылать дурные сны. — Приятно, что ты уже обо всем знаешь. И судя по всему — довольно давно. Детлафф нахмурился едва уловимо — больше обеспокоенно, нежели раздраженно. — Разве это не те вещи, которые люди хотят слышать из первых уст, а не от третьих лиц?.. Вопрос его прозвучал толику наивно и чужеродно настолько, насколько и должна звучать мысль бессмертного существа, бесконечно далекого от людской натуры. Теа смотрела ему в глаза и на глубокие суровые складки у темных губ — силилась разгадать, что скрывается под плотной кожей души, и терпела поражение. Что бы она теперь ни надумала — ее суждения больше не объективны. — Пресвятая Мелитэле!.. — донеслось из соседней пещеры-кельи. Теа вскинулась, разом вспоминая и сон и тяжелую боль в легких. Поднялась по стене, опираясь на Детлаффа, и пошла вперед, пошатываясь от усталости и странного чувства невыносимой утраты. В глубине кельи уже горел огонек, и Матиас с побелевшим лицом что-то шептал, удерживая за плечи Саломею — белую, как зерриканский песок. Она размыкала и смыкала губы, через силу пытаясь вдохнуть, но удавалось ей плохо. — Что?.. Что здесь происходит? — Теа дернулась к ним, упала на колени рядом с подругой. Тут же получила в руки кружку с отваром от вездесущего Манешки и рефлекторно отхлебнула — мята и ромашка, ничего необычного. — Какого… какого б-беса, Матиас?! Последнее относилось не столько к чародею — сколько к ножу, что торчал из Саломеи аккурат под сердцем. Плотно сбитая, обтертая временем и чужой сухой ладонью рукоять, и лезвие — прямое и страшное, что скоя’таэльский гнев. И вкусный запах табака повсюду… Как прощальный подарок. — Эльф, — причмокнул губами Манешка. — Видно, не понравилась ему наша компания. А со словами у него не сложилось. Матиас тем временем уже тянул из Саломеи нож, одновременно с тем закрывая рану и подавая ей отвар — дурной на запах и цвет. Теа сидела на коленях, опустошенно прижав ладони к коленям, и все никак не могла поверить. Ни в то, что Саломея позволила себя подловить; ни в то, что это — оказывается — и на нее действует. Всего лишь железо, закаленное чужой кровью, до смешного обычное и чуть сточенное с одного края. Наконец, в то, что даже сейчас, похожая на смерть, Саломея упрямо кривила губы, и смех выходил из нее клочками вместе с темными каплями. — Все в порядке, госпожа Теа, — сказал Матиас, чье лицо отдавало пугающей, неизбывной тоской, словно чародея засунули прямиком на тот свет, а потом выдернули обратно. — Саломея будет… жить. Они обменялись с ней странными взглядами, от которых у Теи сердце рухнуло в ноги — хоть она сама и не поняла, от чего. — Как ты… как ты?.. — слова не шли; она неловко придержала подругу под спину, помогла удобнее устроиться. — Как ты чувствуешь себя? — Все-таки проняла его, — задумчиво произнесла Саломея. — С ума сошла?.. Он же воткнул в тебя нож! Под сердце! Саломея перевела на нее отрешенный взгляд. — Сердце — странный выбор для удара. Я бы голову отсекла, чтобы наверняка. Или живьем сожгла. А это — нож всего лишь, — она махнула рукой. — Интересно… — Интересно?! — Непонятно, — пояснила Саломея. — Нелогично. Как найду его — выпотрошу конечно до самой последней косточки, а косточки те перешью так, что вместо головы — рука окажется, а вместо почки — легкое. Там и посмотрим, что он мне расскажет. Маленький эльфский ублюдок… Она взяла в руки клинок, мягко проведя по рукояти пальцами. Потом вдруг прищурилась и выдохнула, как летящий в пропасть человек, лишь сейчас осознавший, где оступился. — Вот я дура бестолковая… — прошептала Саломея потерянно. Сомкнула плотно губы, да так за оставшуюся ночь ни слова больше и не сказала.