Фотография

Она была выцветшая, покрытая мелкими царапинками, которые стирали часть изображения, но это нисколько не мешало Гленну смотреть на нее часами. Он помнил, как нашел эту фотографию, завороженно смотрел на нее и едва успел захлопнуть и положить фотоальбом на сервант, когда Мэгги Грин вошла в комнату. Тогда он отделался оторванным уголком снимка и решил не оставлять испорченную фотографию в альбоме, учитывая то, что пролистал его до половины, наблюдая счастливое детство сестричек и их родителей. Гленн оправдывал себя: ему просто не хотелось бы, чтобы кто-то из семьи Грин понял, что в их жизнь бесцеремонно сунули нос, но на самом деле парень только искал повод, чтобы оставить снимок у себя. Мэгги на нем необыкновенная, несравненная. Эта полуулыбка не уступает в притягательности даже растянувшимся в таинственной улыбке губам Джоконды. Часто Гленн просто ставил снимок перед собой, клал руки под голову и смотрел, смотрел... Даже порой ловил себя на мысли, что если не оторвется, серьезно, начнет лишаться рассудка. Мэгги, наверное, до сих пор не знает, что фотография у него. Ей бы наверняка это не понравилось, она не любит себя прежнюю, ту, которой была когда-то: молодую, красивую, полную сил. Фотография так и светится в тускло освещенном коридоре тюрьмы. Девушка стоит на фоне здания. Может быть, университета. Волосы, небрежно раскидавшиеся по плечам, кокетливый взгляд глаз, умело поведенных косметикой, приподнятый уголок губ. Гленн заметил, что, если смотреть только на губы, совсем не кажется, что девушка улыбается, но если поднять взгляд на глаза... Улыбается. Да-да. И этот взгляд сводил его с ума. Он видит ее улыбку и всегда видел. Даже сейчас, когда она рядом с ним, снимок по-прежнему хранится в потайном кармане. Мэгги порой заводит шуточный разговора, что, мол, совсем скоро Гленн бросит ее, такую грязнулю с вечными пятнами крови мертвяков на одежде. Но видно, улыбается, а взгляд за смехом остается серьезный, напряженный, она действительно хотела бы знать правдивый ответ. Конечно же он никому ее не отдаст. Пусть сколько угодно пытается выпытать у него ответную реакцию, которая неизменно сводится к очередной шутке, сколько угодно упрямится и избегает зеркальных поверхностей. Он видит ее настоящую. И всегда видел.