Обвинения

Иногда работники Бюро изрядно трепали нервы главе культа, доставая опровержимые и не очень улики. Речи последователей сердца не имели эффекта на судей, и разбираться с почти оформленными обвинениями приходилось при помощи диверсий. Портер даже слишком хорошо знал, где хранятся важные и не очень бумаги, когда можно их «потерять» и как именно это сделать. Увы, Портера там тоже знали достаточно хорошо, чтобы суметь застать врасплох и повлиять если не буквой закона, то грубой физической силой. Их противостояние уходило корнями куда-то очень глубоко, и даже главе культа не была вверена сокровенная информация о том, почему всегда и во всём виноват Портер. Может, он даже не делал ничего незаконного на самом деле и просто попал под руку детективам за крайне скверный и подозрительный характер — Портер не подтверждал и не отрицал этого, а после неудач чаще всего пронзительно молчал, пока заживали раны. В то же время за этим всем наблюдала Ренира, которую также хорошо знали в судах, но больше не приглашали на заседания, если только она не приглядывалась кому-то из судей. Ни у кого молоточек не поднимался осудить роковую красавицу, и она продолжала пленять окружающих, купаясь в лучах обожания даже после череды обвинений. На её репутации если и оставались пятна, то сливались с алым покровом, в который Ренира куталась, и никого это, в общем-то, не волновало. Красота, обаяние и умение подобрать слова — лучшие адвокаты, чем люди, особенно если приправить это толикой влияния Алой Чаши. Казалось бы, ей ничего не стоило перетянуть внимание на себя, но поставь всех участников культа перед детективами, так они восхитятся красотой Рениры и решат, что лучше уж арестовать кого-то другого… И этим кем-то всегда будет Портер. На самом деле Портер здорово умел скрываться и дурачить людей, но обладал какой-то нечеловеческой привлекательностью для служителей закона. Возможно, проблем в его жизни стало бы меньше, будь он чуточку сговорчивей, местами — гибче, а иногда — более предсказуемым, но у него был свой путь, свой взгляд на мир и непреодолимое желание делать всё так, как нравится ему, и говорить только то, что он сам хотел бы сказать. Не то чтобы с Сильвией или Изабет было проще общаться, но даже то, как Портер грызёт временами корень солодки или крутит в руках трубку вызывало странное желание вступить с ним в неявный конфликт. Должно быть, нужно любить его чертовски сильно, чтобы суметь примириться с таким характером. В бюро умолчания, очевидно, любовников и любовниц у него не водилось. Не будь Ренира настолько самовлюблённой как минимум с виду, а Портер — настолько чёрствым и упрямым в своих странностях, они могли бы совместно уладить не только свои проблемы с законом, но и отвадить бюро от культа на долгое время. Но Ренира шептала свои сладкие речи совсем другим людям на ухо, а Портер вновь и вновь обрезал нити расследования, иногда сам же в них запутываясь. Когда-нибудь он не успеет, не справится или всё же сядет в тюрьму, как ему пророчили раньше, но — не сейчас. Они случайно встречаются взглядами в кабаре. Ренира не удивлена ни капли, что на неё смотрят, ведь все должны на неё смотреть, а Портер предпочитает немедленно исчезнуть в тени, словно на него смотреть никто не должен. Так интересно, что во всём разным людям могут нравиться не только один культ, но и одно и то же место, в котором даже у самых мрачных безумцев нет-нет да поблёскивают глаза. Между собой они предпочитают не пересекаться, каждый по своим причинам. Даже когда шоу внезапно прерывается из-за визита детективов, они покидают здание через разные двери. Быть может, иногда Портер думал о своей нежелательной известности в бюро и том, что из-за них он теперь не просто парикмахер, а бывший. Быть может, Ренира тоже иногда вспоминала о своих проблемах с законом, которые не выливались ни во что значительное. Портер всегда был априори виновен. Ренира всегда была подозреваемой, но виновной — никогда.