Пять раз, когда Долорес находила не того Харгривса (и один раз, когда тот, кто надо, нашёл её сам)

Чем больше Долорес узнавала о Пятом и семье Боскэ де Лапан, тем сильнее становилось её любопытство. Ей даже казалось, что все могут видеть, что она охвачена языками пламени, что она светится из-за жажды узнать всё от и до. Это сводило её с ума, но ещё Долорес была… по-настоящему счастлива. Любопытство привело её и к тому, что весь день на работе она читала статьи о семействе Боске де Лапан. Об эксцентричном аристократе Режинальде, живущем в Версале, о его семи любовницах, таинственным образом оказавшимся в роддоме в один и тот же день, и о том, как он признал всех семерых детей своими и забрал в свой особняк. Только чтобы оставить их без наследства, прямо как в каком-нибудь странном детективе. Долорес прочитала понемногу про каждого из них: про тех, кого она уже встретила и кого ей только предстояло встретить. И, конечно же, про Пятого тоже. Клаус только мельком упомянул, что года два назад Пятый ездил фотографом в Сирию и едва сумел вернуться оттуда живым. В статьях об этом говорилось немного больше: оказывается Пятый был ранен во время боевых действий, и чтобы вернуть его пришлось организовать небольшую спасательную миссию. Режинальд Боске де Лапан не заплатил за неё ни копейки, и все траты легли на плечи Миранды Жестьон. Эти строчки Долорес перечитала несколько раз, не в силах поверить, что это от неё скрыли. Потом она минут пять всматривалась в фотографию с бледным как полотно Пятым в коляске, и Мирандой, треплющей его по волосам. Ничего удивительного, что она была к нему настолько привязана. Она спасла ему жизнь. И это, конечно, делало происходящее ещё страннее: теперь Долорес не понимала ни поведение Пятого, ни поведение его близких. Но вечером Долорес всё равно собралась и отправилась в магазин «Полная Луна» на улице Вольтера. Пока она ехала в метро, прошёл дождь, и до дверей она добежала, старательно оббегая лужи и навесы, с которых стекала вода. Магазинчик был небольшим, с выкрашенными жёлтой краской рамами. Окна в пол, новые альбомы на витрине. Долорес вошла, поправила волосы и перетянула сумку-почтальонку вперёд, чтобы в случае чего сразу же достать альбом. За стойкой еле умещался высокий — метра два ростом — мужчина. Светлый ёжик волос, однодневная щетина и ярко-голубые глаза. Долорес узнала его сразу: Лютер. Старший из братьев и сестёр, если помнить, что он родился на несколько часов или минут раньше остальных. — Добрый вечер, мадмуазель, — Лютер оторвался от книги, в которую что-то записывал. — Что вы ищете в такой дождливый вечер? — Вашего брата, — Долорес смущённо улыбнулась. — Я нашла его альбом. — Пятый, да? — Лютер развернулся на своём стуле и фыркнул, закатив глаза. — Этот парень. — Ага, — Долорес вскинула брови. Ей так хотелось сказать: «Эта ваша семейка», но она удержалась. Любопытство пересиливало разочарование. Да и всей истории она не знала… по крайней мере так ей казалось. — Вы бы лучше у Эллисон спросили, она все слухи города знает, — Лютер развёл руками. — К тому же у меня Пятый жил… почти год назад, наверное? Не помню уже от кого он тогда съехал. Зато со мной расставался со скандалом. — Со скандалом? — Да, — Лютер немного скривился, а потом поджал губы и округлил глаза. Выдержал паузу. — Ему нужны были деньги, так что я периодически звал его подработать фотографом. У меня иногда презентации новых альбомов проходят, музыканты приезжают, всё такое… — он немного покачался из стороны в сторону. — Однажды к нам заехал один именитый американский певец. Фанаты сумасшедшие, прилипли к витринам, всё замечательно, пьём вино, едим сыр, Лето раздаёт автографы. В общем час прошёл, два, дело идёт к концу, и тут Пятый со свойственной только ему категоричностью говорит: ваш последний альбом полный отстой. — Так и сказал? Музыканту? — Угу. Но это не всё. Ему, значит, отвечают: что поделать, к счастью, вы граждане свободной страны и можете не соглашаться с тем, что мой новый альбом прекрасен. — Так, — Долорес сама не заметила, как уголки её губ поползли вверх, будто она правда могла себе представить, как Пятый оказывается в такой ситуации. А ведь она по-прежнему его не знала лично. — И что сделал Пятый? — Он плеснул ему в лицо вино. Джареду Лето. Прямо на автограф сессии, — Лютер сделал глубокий вдох. — Признаю, я отреагировал немного… слишком эмоционально. — Даже представить себе не могу почему, — выдохнула Долорес, старательно не улыбаясь. Скулы уже начало сводить. — Да смейтесь, мадмуазель, — Лютер и сам расплылся в улыбке. — Это первые несколько недель после этого мне казалось, что это худшее, что может случиться. Но на самом деле это очень смешно. — Ужасно. Ужасно смешно, — Долорес прикрыла рот рукой. — Боже… Он всегда такой? — Почти всегда. Он очень прямолинейный. — Не по отношению к Миранде Жестьон, как я понимаю, — заметила Долорес и тут же прижала ладонь ко рту ещё сильнее. Лучше бы эту мысль она придержала при себе. Лютер нахмурился: — Тебя Миранда прислала? — Нет, не она. Правда. — Долорес принялась торопливо доставать из сумки альбом. — Просто… Я слышала мельком об их романе, потом почитала немного статей, и… Вам не кажется, что его поведение немного… нечестное? Она его с войны вытащила. — Она ему помогла на эту войну попасть, — Лютер покачал головой. — И покрывала его эти полгода. Мы даже не знали, что он там и что он словил шрапнель в живот, пока его сюда не привезли. Отец был просто в ярости. Как и Диего. И я. — Я не понимаю. В каком смысле «не знали»? — Он сказал нам, что едет на практику в Канаду, — Лютер пожал плечами. — Она это подтвердила. А через полгода его привезли на спасательном самолёте с перебинтованным животом, и это показывали во всех новостях. — Ох. Теперь… теперь понятно, — Долорес опустила взгляд. — Значит… у вас и догадок никаких нет? Где он может быть? Лютер покачал головой. — Может, Ваня знает. Она, всё-таки, его любимая сестричка, — Лютер сделал короткую паузу. — Но раз уж вы здесь, и вы явно уже и так знаете о нём больше, чем следует, хотите посмотреть чарты, которые он составлял? У меня даже сборники есть. На кассетах. Перемотаем их на карандаше и послушаем. Как вам? — Ну… Если вам это не кажется странным. — Всё, что касается нашей семьи — странное. Особенно когда речь о Пятом. Давайте, у него классный вкус в музыке, — Лютер, наконец, поднялся со своего места, и оказалось, что он едва не касается головой потолка, такой он высокий. И сложен как Аполлон. Он прошёл к дверям, запер их и заменил табличку «открыто» на «закрыто», чтобы никто им не помешал.