Я хочу тебя

Кто-то может подумать, что Арнольд Шотмен – настоящий святоша, который отличается своим раздражительным позитивом и особой обходительностью. Да, так многие наверняка подумают, кроме Хельги Патаки, которая в своё время сходила по нему с ума. Да, всё правильно, прошедшее время, потому что это была прошедшая любовь. По крайней мере, Хельга именно так думала после того, что случилось между ней и Арнольдом. Злость, отвращение, разочарование – да, пожалуй, именно это она сейчас чувствовала по отношению к нему, но не любовь. Нельзя назвать любовью то, что ты больше не можешь видеть этого человека рядом с собой; нельзя назвать любовью то, что из-за этого человека была выкурена не одна пачка сигарет и выпито немало алкоголя под старым мостом Хиллвуда; и уж конечно, нельзя назвать любовью жгучее чувство, пронизывающее душу… такое липкое, противное чувство, от которого она не могла избавиться, вспоминая о… Нет-нет, все карты нельзя раскрывать, иначе какая интрига? Какой интерес к такой с виду банальной истории, что приключилась с двумя старшеклассниками. Всё началось с того, что к ним в класс на замену миссис Митчелл пришёл молодой учитель-практикант. Он должен был отработать в школе всего лишь месяц, чтобы получить заветный зачёт в университете. Класс прохладно встретил его, даже многие девчонки не посмотрели на худощавого учителя в очках, который заметно нервничал на уроке. Не обратила на него внимания Хельга Патаки, которая не спала всю ночь, думая, вспоминая, пытаясь побороть очередной поток слёз. Что ж, рядом с ней были её теперь лучшие друзья, и, поверьте, это была не Фиби с Арнольдом. Нет. Фиби давно училась в другой школе, и они с Хельгой время от времени созванивались, а их с Арнольдом вообще сложно было назвать друзьями. Она всю ночь сидела на подоконнике, слушая в наушниках лирику «Evanescence», выкуривала очередную сигарету и запивала это ликёром, который тайно от Мириам стащила у неё из тумбочки. И сейчас Хельге было абсолютно наплевать, кто там пришёл, о чём он там говорил. У неё страшно болела голова, но не от алкоголя, а бессонницы и бесконечных мыслей. Весь мир за один вечер буквально перевернулся с ног на голову, и она не могла смириться с тем, что потеряла то, что всегда держало её на плаву. Её пламенная любовь, её фанатичная fucking любовь, которая всегда сводила с ума, но в хорошем смысле. А что сейчас? Непонятно. Сплошная путаница. Она знала, что сегодня выглядит, мягко говоря, не очень, но ей было на-пле-вать. На всё и всех. И… – Патаки, – грубо толкнула её локтем одноклассница. Хельга подняла голову и заметила, что ей рукой показывают на доску. – Я сегодня не готова отвечать, – честно сказала Хельга, ожидая, что сейчас ей поставят плохую отметку. Что ж, уже не впервой. – Хорошо, мисс Патаки, возможно, вы завтра будете готовы. Я не буду вам ставить пока плохую оценку. Хельга немного удивилась, но согласилась. Возможно, завтра она выучит это грёбаное стихотворение о любви, а возможно, и нет. Всё будет зависеть от неё самой, от воспоминаний и эмоций, которые захлестнут. Хотя… тут можно было всё заранее предугадать: она пойдёт под этот старый мост, где будет сидеть в гордом одиночестве, думая о том, что её никто не ждёт: ни дома, ни в жизни. Она совершенно одна, без всякой защиты и стимула проживает дни, а ведь когда-то её стимулом был он… Арнольд. Но её планы были нарушены, потому что новый учитель попросил Хельгу задержаться. Она тяжело вздохнула и села за первую парту. – Хельга, миссис Митчелл сказала, что ты очень хорошо разбираешься в литературе. – Ну, допустим, – грубовато ответила Хельга. – Также она добавила, что ты пишешь прекрасные стихи… – Давайте ближе к делу, – недовольно проговорила Хельга, сложив руки на груди. Ей уже до тошноты надоело находиться в школе, и она мечтала как можно быстрее сбежать за её пределы. Учитель довольно потёр руки, а затем рассказал Хельге о городском конкурсе юных поэтов. Хельга устало закатила глаза. Сколько же раз ей предлагали там участвовать, но ради какой-то картонной грамотки она не собиралась тратить время и силы на написание очередного стишка про любовь. Заметив реакцию Хельги, учитель только лишь улыбнулся и добавил: – Это поможет при поступлении в колледж. Там среди жюри будут профессора и ректоры, которым как раз в стенах их учебного заведения не хватает талантов. Хельга, я не принуждаю тебя, а лишь даю время подумать. Это отличный шанс для тебя. Если ты захочешь, то я с радостью помогу тебе, а если нет… Что ж, я, конечно, буду расстроен, но я уважаю выбор своих учеников. – Ла-а-адно, я подумаю, мистер… – Мистер Грин. – Замётано. Что ж, тогда до завтра, мистер Грин. Хельга лишь хмыкнула и вышла из класса. Конкурс… Ну, что мог дать ей конкурс? Конечно, она хотела поступить в университет, но она не верила в свои силы и возможности, считая, что есть люди намного лучше и талантливее неё. Зачем пытаться, заведомо зная про собственное поражение? Хельга не верила в себя, впрочем, откуда взяться этой вере, если она всегда была на последнем месте в своей семье? Кто её мог вдохновлять? Арнольд? О, нет, увольте. Если когда-то в далёком детстве он действительно её вдохновлял, видя в маленькой девочке лишь самое лучшее, то сейчас он всё растоптал, разрушил, уничтожил раз и навсегда. Хельга зашла за угол школы и решила там же и закурить, не доходя до обычного места – старого моста. Сегодня нервы шалили пуще обычного, и Хельге срочно требовалось успокоиться. Она похлопала себя по всем карманам, а затем разочарованно застонала. Сегодня явно был не её день, потому что она забыла зажигалку дома. Хельга с досадой достала сигарету изо рта, но вдруг перед ней появился огонёк. Она посмотрела на человека, который был её спасителем, и удивилась, увидев перед собой нового учителя литературы. – Мистер Грин? – За пределами школы ко мне можно обращаться по имени. Дэниэл, – учитель с усмешкой протянул руку, ему нравилась растерянность главной бунтарки класса. – Хе… Хельга… Чёрт, да вы и так знаете, – девушка засмеялась, пожимая руку в ответ и делая затяжку. – И что, не будет лекций о вреде курения? Между прочим, Дэниэл, вы подаёте ужасный пример, и вас следует уволить. – Ок, можете идти к директору и всё ему рассказать, – Дэниэл знал, что Хельга этого делать не будет, но его забавляла их персональная игра «кто кого». – Это слишком просто. Пожалуй, я вас просто оштрафую и стрельну на день зажигалку. – Вы думаете, я вам так просто дам зажигалку. Знаете, детям в вашем возрасте сигареты могут навредить. Во-первых, нарушается память, – мистер Грин загнул один палец на руке с противной улыбкой, – во-вторых… – Так, стоп, я поняла, вы крепкий орешек, – Хельге явно понравился этот учитель, который был на одной с ней волне. – И что вы хотите? Денег? – Нет, всего лишь того, чтобы ты участвовала в конкурсе юных поэтов. – Э-э-эй, вы же вроде как уважаете выбор учеников и всё такое. – Уважаю и не отрекаюсь от своих слов. Я просто тебе предлагаю сделку, от которой ты можешь прямо сейчас отказаться. Хельга посмотрела на него, приподняв одну бровь и усмехнувшись. Её взгляд переходил с его лица на зажигалку, которую он держал в руке. Она понимала, что может просто дойти до дома или же до ближайшего магазина, чтобы купить какую-нибудь дешёвую зажигалку, вместо того, чтобы на один день стрелять её у учителя, да ещё и писать потом за это целый стих. Но Хельге тоже было интересно: она прекрасно понимала, что с ней играют, а Патаки не привыкла сдаваться. Она приняла вызов, а вместе с ней и зажигалку. Сегодня она не решила ходить к старому мосту, а посвятить время написанию стиха, чтобы утереть нос этому мистеру Грину. Тем временем в своей уже совсем не детской комнате Арнольд докуривал сигарету, слушая на полную мощь музыку. Ему не хотелось тратить время на бесполезные уроки, а также на какие-либо поручения родителей, с которым у него были натянутые отношения. Их слишком долго не было дома, и Арнольд просто ощущалось отдалённость и отчуждённость. Он пытался как-то сблизиться с ними, найти общий язык, но большая пропасть не давала им этого сделать. Арнольд не ощущал между ними той особенной связи, которая бывает между детьми и их родителями. Они были для него как далёкие родственники, которые вдруг решили приехать в пансион и пожить несколько дней. Хоть прошло уже несколько лет после возвращения Майлза и Стеллы, но этого было недостаточно, чтобы стать одной семьёй. Но это была не главная причина отдалённости Арнольда. Его любимые бабушка и дедушка умерли почти одновременно. Дед не смог пережить смерть любимой супруги, и спустя буквально несколько недель его сердце остановилось. А всё потому, что Стелла и Майлз планировали снова лететь в какую-то другую страну, чтобы спасать человеческие жизни. Это стало ударом для Герти и Фила, которые пытались уговорить их остаться. Арнольд помнил тот вечер, когда в гостиной разгорелся ужасный скандал. Дед не понимал, как можно снова бросать свою семью и мчаться на край света ради других людей? Да, это благородно, но безрассудно, ведь они и так потеряли слишком много лет. Арнольд, подслушивая их спор, пытался себя убедить, что его родители – настоящие герои, но душа коварно нашёптывала, что они просто глупцы, раз жизнь их ничему не научила. Тогда Арнольд заперся в своей комнате и чуть не разгромил её из-за накопившейся злости на родителей. У него ничего не получалось с ними, как бы они все ни старались. Они не смогут сблизиться, они не смогут стать семьёй… особенно после того, что Арнольд услышал в гостиной. Пожалуй, тогда он взял из тумбочки сигареты, которые у него забыл Джеральд, и впервые закурил. Это было для него настоящим предательством. В такой атмосфере они прожили несколько недель, а затем Стелла и Майлз всё-таки улетели. Однако когда они вернулись Герти и Фил были уже мертвы, а Арнольд кричал, что ненавидит их и не желает больше видеть в своей жизни. Конечно, он сказал это сгоряча, но, как бы он ни отрицал, эти слова были правдой. Наверно, смерть бабушки и дедушки стала переломным моментом в жизни Арнольда, и он сильно изменился. Может, кто-то этого и не заметил, ведь внешне Арнольд оставался тем самым весельчаком, который старался многих поддерживать. Но это лишь внешняя оболочка, хрупкая скорлупа, которая рассыпалась, оголяя истинную сущность. Арнольд закрылся в себе, из-за чего стал очень жёстким и даже в какой-то мере грубым. Он остыл к миру, он больше не верил в лучшее, разочаровавшись в этом чёртовом мире. Да что это за жизнь, где даже самые близкие люди готовы были снова бросить семью? Он не понимал и не хотел понимать. Майлз и Стелла после смерти Герти и Фила прекратили свои путешествия, но Арнольд не мог их простить и уже не хотел, чтобы они были рядом с ним. За своими бесконечными мыслями и громкой музыкой он не услышал стука в дверь, а даже если бы и услышал, то всё равно проигнорировал. Мама не сдавалась и каждый раз в шесть вечера звала его ужинать, но Арнольд принципиально отказывался, не желая сидеть с ними за одним столом. Он ненавидел их, он ненавидел себя за то, каким стал, он ненавидел эту жизнь и собственные поступки, за которые ему было стыдно и одновременно нет. Он стал другим человеком, и этот человек не нравился даже самому Арнольду, но он не находил сил и даже мотивации меняться. Для кого? Для чего? Чтобы снова испытать боль? Нет, с него достаточно. Арнольд посмотрел на небо, на котором приветливо светило солнце, и это солнце у него ассоциировалось всегда с Хельгой. Он и сам не знал почему, ведь Хельга была не такой тёплой, нежной и даже улыбчивой… Хотя он ведь знал, какая она бывает, и ему было жутко стыдно за то, как он поступил с ней. Арнольд, безусловно, был неравнодушен к Хельге, но ему не хотелось с кем-то сближаться, чтобы вновь не испытывать разочарования. Поэтому тогда он сбежал как последний трус… Этот случай произошёл несколько месяцев назад, когда, в принципе, жизнь Арнольда и Хельги казалась ещё не настолько безысходной, потому что у них было то, что держало на плаву, – чувства друг к другу, и эти чувства прошли с ними через годы. Да, в шестом классе у них ничего не получилось, потому что они были ещё детьми: они лишь изредка держались за руку и даже пару раз целовались, но дальше как-то всё пошло не так. Ребята ставили в приоритет учёбу, а их только начинавшиеся отношения сошли на «нет». Оба переживали, им было сложно, но они прошли через этот этап, поддерживая друг друга и всё ещё сохраняя в сердцах любовь. Однако на протяжении нескольких лет у Хельги и Арнольда не получилось сойтись. Они были хорошими друзьями, что ребят одновременно устраивало и вместе с этим им хотелось большего. Арнольд понимал, что его утреннее возбуждение с мыслями о Хельге – это не случайность, а Хельга, по ночам смотря фильмы для взрослых, явно представляла не знаменитого актёра, а своего репоголового одноклассника. Между ними были химия и явная страсть, которую можно было даже потрогать в воздухе, но они не решались сделать шаг навстречу своим эмоциям, которые сводили с ума. В тот вечер одноклассник пригласил их на День рождения. Арнольд и Хельга решили сложиться на подарок, поэтому они вместе опаздывали уже на целых тридцать минут. Да ещё так не вовремя пошёл дождь. Никто не взял с собой зонты, поэтому ребята успели промокнуть до нитки, пока бежали до нужного дома. Зайдя в лифт, оба испытали облегчение, потому что, во-первых, им больше не нужно мокнуть под дождём, во-вторых, они скоро вот-вот повеселятся на полную катушку. Однако их планам не суждено было сбыться, потому что лифт вдруг остановился. – Что за?.. – Хельга хаотично нажимала на разные кнопки. – Так, – Арнольд остановил её нервные движения, – таким способом мы точно отсюда не выберемся. – Тебе виднее, – Хельга лишь пожала плечами и отошла от парня, который безуспешно нажимал на копку вызова диспетчерской. – Не работает, – проговорил Арнольд. – Придётся ждать, пока кто-нибудь не заметит, что лифт не работает и не свяжется с диспетчерской. – Дерьмо, – Хельга недовольно сложила руки на груди. – Я думала, что смогу оторваться, но нет, застряла в этом fucking лифте. – Не думаю, что мы долго здесь просидим, так что не нервничай. Хельга лишь отрицательно покачала головой, понимая, что они здесь застряли как минимум на несколько часов. Она без сил села на пол лифта и достала из подарочного пакета бутылку с дорогим джином, который они хотели подарить однокласснику. – Эй, что ты делаешь? – спросил Арнольд. – А ты не видишь? Собираюсь устроить здесь небольшую вечеринку. – Но, Хельга, это же подарок… – Расслабься, мы всё равно не попадём на праздник, а так хотя бы будет веселее. Ну же, присоединяйся, а то одной скучно, – Хельга, приподняв одну бровь, потрясла перед Арнольдом бутылкой, ухмыляясь. Арнольд лишь пожал плечами и подумал, что доля смысла есть в словах Хельги. Кто знает, сколько им ещё здесь предстоит просидеть, а так хотя бы не придётся думать о невыносимой духоте, тесноте и неудобстве. Джин оказался на редкость отвратительным. Пить его было невозможно, но благо у ребят была с собой большая пачка чипсов, которая хоть как-то глушила омерзительный вкус напитка. – Хорошо, что мы это не подарили. Думаю, это бы точно нашему имениннику не понравилось, – проговорил Арнольд, зажмурившись. Он достал пару чипсин из пачки и быстро закинул их себе в рот. – Согласна, ну, и дрянь, – Хельга посмотрела на потолок лифта и на мерцающий свет, а потом без каких-либо эмоций проговорила: – эта лампочка скоро погаснет. И стоило Арнольду посмотреть наверх, как лампочка действительно погасла. Они остались в полнейшей темноте и тишине, которую нарушало тяжёлое дыхание. Никто из них не боялся темноты, однако стало… слишком неловко. Они были вдвоём в замкнутом пространстве, немного опьяневшие и питавшие друг к другу сильные чувства. Хотелось раствориться в этой темноте и позволить себе то, о чём можно было только мечтать. Арнольд и Хельга – две стихии, которые не могут быть вместе, по крайней мере, такое впечатление создаётся внешне. Он – вода: спокойная, тихая, мягкая, успокаивающая. Она – огонь: разрушающий, горячий, обжигающий, опасный. Однако стоит только заглянуть глубже, чем показывает обычная картинка, как можно заметить, что две противоположные с виду стихии дополняют друг друга, создавая единое целое. Правда, даже сами ребята ещё не осознали этого, поэтому так и не решились сделать шаг навстречу друг другу. – Скучно, – протянула Хельга, чтобы хоть как-то нарушить молчание. Она откинулась назад и поймала себя на мысли, что у неё немного кружится голова. Что ж, кажется, джин уже подействовал. – Ну-у-у… мы можем во что-нибудь поиграть, – Арнольд уже по инерции сделал глоток из бутылки, и вкус напитка уже не казался настолько отвратительным. – Гениально, и во что же мы можем играть в этой коробке, Репоголовый? – Хельга проворчала, а затем попыталась отнять бутылку у Арнольда, но тот крепко прижал её к себе и из вредности не отпускал. Ему нравились слабые попытки Хельги отнять джин. – «Правда или действие», как тебе такая идея? Или ты струсила, Патаки? – Вот, ещё, – Хельга сложила руки на груди и гордо вздёрнула нос. Арнольд знал, куда нужно надавить. – Я выбираю действие. – Слабо допить этот джин до конца, а? – У тебя нет фантазии, Шотмен, – Хельга взяла бутылку, потрясла её, чтобы оценить количество, а затем выпила остатки. Их там было немного, поэтому Хельга легко справилась с заданием. – Я тоже выбираю действие. – Сними с себя рубашку, но оставь только галстук, – быстро выпалила Хельга, а потом уже только осознала то, что сказала. Она готова была надавать себе по голове этой бутылкой за собственную смелость. Хельга даже не рассчитывала, что святоша Арнольд выполнит это действие, но он выполнил её желание. Арнольд вручил ей свою белую рубашку, и Хельга еле сдержалась, чтобы не понюхать её. – Молодец, а я думала, ты струсишь. Ну, ладно, я выбираю правду. – Скажи, – Арнольд глубоко вздохнул, а затем проговорил: – я тебе всё ещё небезразличен? – Зачем тебе это знать? – Хельга тут же пошла в словесную атаку. – Ты сама загадала правду. Хельга чувствовала внутри себя смелость, и сейчас в этом замкнутом пространстве она не побоялась сказать ему, что он её всё ещё небезразличен. После этого признания в кабинке стало ещё жарче, чем обычно. – Хельга… – Да? – Это взаимно… Не успела она осознать его слова, не успела даже удивиться и смутиться, как Арнольд тут же начал жарко её целовать. Сначала она растерялась, но затем ответила на поцелуй, который ждала так много лет. Его мягкие губы, его торопливые движения, его горячие руки на её талии заставляли голову ещё больше кружиться. Хельга запустила свою руку в его волосы и так же жарко начала отвечать на поцелуй. Оба понимали, что теряют голову и самообладание, обоим хотелось, наконец, воплотить свои давние и запретные фантазии. Не было сил остановиться, даже желания никакого не возникало. Этот момент нельзя было упускать, к тому же, и Арнольд, и Хельга услышали то, что хотели, и это стало отправной точкой. Эти слова дали согласие, эти слова позволили им разом преодолеть все барьеры. Можно было не сдерживаться и, наконец, отдаться страсти. Хельга неумело водила руками по оголённому торсу Арнольда, а он тем временем спешил уже расправиться со всеми пуговицами её белой блузки. Отчасти из-за охвативших их эмоций они не понимали, что делают, но так было даже лучше. Опьянение давало им больше смелости и больше раскрепощённости. Никто не хотел останавливаться, ведь они слишком долго жаждали этого… Арнольд посадил себе на колени Хельгу, которая осталась уже в одной джинсовой юбке и лифчике. Он немного несмело провёл рукой по её ноге, поднимаясь всё выше и выше. Это сводило Хельгу с ума, ожидание его решительных действий возбуждало ещё больше. Арнольд будто дразнил её, не желая торопиться. Он наслаждался моментом, её тихими стонами, тяжёлым дыхание и возбуждением. Хельга была так горяча и при этом так невинна. Арнольд томным взглядом посмотрел на неё и в темноте разглядел, как она улыбается с закрытыми глазами. Он улыбнулся, а затем ловко поставил Хельгу на ноги. Ей было тяжело держаться на ногах, но совсем не из-за выпитого джина, а из-за того, что всё, о чём она мечтала, происходит в реальности. Арнольд, здесь, рядом, его руки ласкают её, а она просто сходит с ума и желает лишь одного, – чтобы он побыстрее вошёл в неё. – Ты уверена? – его горячий шёпот возле её уха вызвал множество мурашек у Хельги. – Да, – тихо произнесла она, сгорая от желания. Арнольд аккуратно вошёл в неё. Было неприятно, больно, и он старался двигаться как можно медленнее, позволяя Хельге привыкнуть. Она закусила губу, понимая, что ей это не особо нравится, но затем она сделала несколько глубоких вдохов и немного расслабилась. Арнольд шептал ей на ухо, как она ему нравится, какое у неё красивое тело, и как ему клёво сейчас. Хельга улыбалась, понимая, что испытывает… счастье… Впервые за столько много лет. Она не думала о том, что будет дальше, не думала о том, какие у них будут отношения после этого. Она вообще ни о чём не думала, отдаваясь своим впечатлениям от первого секса. Есть «сейчас», и нет «потом». И пусть всё было так неумело, неуклюже и даже быстро. Но они стали намного ближе, они позволили себе сделать то, о чём мечтали за просмотром эротических фильмов. И Хельга чувствовала себя так свободно и вместе с этим счастливо, лёжа у него потом на плече. Ей было хорошо с ним, и она надеялась, что ему – тоже. И Арнольду действительно было хорошо, причём, настолько… что он испугался и просто сказал Хельге уже на следующий день по телефону, что это было ошибкой. Он не хотел привязываться к человеку, не хотел потом снова разочаровываться, не хотел испытывать боль, поэтому так бесчеловечно нанёс сокрушительный удар девушке, которая страстно любила его много лет и которая буквально за несколько минут разговора раз и навсегда разочаровалась в том, кого чисто и искренне обожала. Ей было больно, по-человечески больно. Сначала Хельга думала, что это просто злая шутка, затем она пыталась оправдать Арнольда в своих глазах, а уже потом смирилась и приняла тот факт, что он уже не такой святой мальчик, который всем желает добра. Быть может, он реально всем желает добра, кроме Хельги. Она училась жить без него, как учится ребёнок делать первые шаги. И это были своеобразные первые шаги Хельги в новую жизнь – жизнь, где нет его и нет любви к нему. Было тяжело, особенно от осознания того, что она всё равно любила Арнольда. Невозможно взять и выкинуть любовь раз и навсегда, как клочок бумаги в мусорку. Нужно терпение и силы, причём, очень много сил. Но Хельга Джи Патаки никогда не была из робкого десятка, поэтому она взяла всю волю в кулак и начала бороться с собой. И пусть не обходилось без дешёвых сигарет и алкоголя, но для неё было важно просто распрощаться со своими чувствами и привязанности к Арнольду. – Хельга? Что ты здесь делаешь? Хельга мысленно выругалась про себя и на автомате потушила сигарету о землю. Она стояла возле старого моста, наблюдая за тем, как небо окрашивается в серый цвет. Приближалась непогода, но это не пугало Хельгу: лучше промокнуть под дождём, чем сгорать от одиночества в собственном доме. – Пытаюсь придумать стих, – Хельга легко улыбнулась, посмотрев на мистера Грина, который, судя по пакетам, шёл из магазина. – И как? Получается? – он подошёл к ней поближе и так приятно улыбнулся, что Хельга опустила взгляд. Так приятно мог улыбаться только лишь Арнольд. Лишнее напоминание о нём лишь побуждало её достать очередную сигарету из пачки. – Не особо, – когда Хельга лгала, то по привычке начинала тереть шею. Ей было неловко в присутствии учителя страдать, да ещё и врать ему. Она не думала ни о каком стихе, потому что у неё банально не было настроения что-то писать. Она давно потеряла вдохновение и уже не надеялась его когда-нибудь найти. – Знаешь, когда я учился в школе, то тоже писал стихи. Сейчас мне за них невероятно стыдно, – мистер Грин усмехнулся. – Так вот, если что, я всегда могу помочь тебе. Мы команда, запомни это, причём, очень сильная. На этом конкурсе мы обязательно займём первое место. – Я бы не была так уверена, – Хельга грустно улыбнулась, – вы возлагаете на меня слишком надежд. Боюсь, что я не справлюсь и… вся эта идея с конкурсом, ну, знаете… она уже не актуальна для меня. – Я думаю, ты себя недооцениваешь. Послушай, давай сделаем так: завтра после уроков мы попробуем с тобой что-нибудь придумать, может, у нас получится сложить несколько строк. Но если ничего не выйдет, то я больше не буду навязывать тебе этот конкурс. По рукам? – Да, – Хельга снова улыбнулась, но уже не так грустно. – Увидимся завтра в школе. – Ага. Этим вечером Хельга не написала ни одной строки, но, по крайней мере, она почувствовала в себе силы, которых уже не чувствовала достаточно долгое время. Она была опустошена, но сейчас что-то внутри неё загорелось: что-то такое едва тёплое, едва заметное и едва ощутимое. На следующий день Хельга осталась после уроков, чтобы попробовать что-нибудь написать вместе с мистером Грином, правда, из этого ничего не вышло. Весь вечер они провели за разговорами. Мистер Грин рассказывал о своём студенчестве, о самых нелепых ситуациях, которые с ним происходили, а потом беседа плавно перешла в раздел интересов, где у них с Хельгой нашлось много общего. – Я люблю мрачную литературу, мне кажется, там писатели как-то больше раскрывают себя и свои чувства, – сказала Хельга, улыбаясь. Она сидела прямо на парте, а мистер Грин сидел за соседней партой. – Не могу не согласиться с тобой, правда, если её слишком много читать, то можно уйти в депрессию. – Депрессия – это моё второе «я», – Хельга поняла, что взболтнула лишнего и тут же поспешила закрыть рот ладонью, словно так можно было вернуть слова назад. Мистер Грин заметил перемены в её настроении, поэтому не стал развивать тему, однако мысленную галочку поставил в своём воображаемом блокноте. Он понимал, что Хельга – сложный человек, очень закрытый, который уж точно не каждому будет рассказывать свои тайны. Он хотел немного взбодрить её, чтобы она не грустила на уроках, не отвлекалась от занятий и уж точно не курила так много сигарет. Мистер Грин понял, что причина кроется в одном из учеников этого класса, и он даже мог назвать это имя, ведь Хельга старательнее всего избегала именно Арнольда Шотмена, что было заметно. – Что ж, поздравляю, мы хорошо провели вечер, но без какого-либо прогресса, – учитель улыбнулся Хельге. – Знаете, я завтра приду с наброском, это я вам гарантирую. – Рад это слышать. Девушка весь вечер просидела, придумывая строки в голове. И, несмотря на отсутствие вдохновения, несмотря на то, что она уже давно ничего не писала, у неё получалось что-то более-менее интересное и даже красивое. Она закончила ближе к полуночи. Стих получился небольшим, но Хельга и не стремилась к огромной поэме на несколько страниц. Такой небольшой набросок, но зато она смогла вновь выплеснуть на бумагу все свои эмоции и чувства, а их было много, пожалуй, даже слишком много. Хельга готова была похвастаться своим творением мистеру Грину, что она и сделала, пропустив обед в столовой. Её настолько сильно переполняли эмоции, что она не хотела есть, а хотела как можно скорее показать стих учителю. Мистер Грин был в восторге и сказал, что ему даже не к чему придраться, потому что всё было идеально. – Я знал, что ты справишься, Хельга. – Это всё благодаря вам, – девушка даже не заметила, как покраснела. Она не ожидала собственного смущения перед учителем, поэтому постаралась скрыть румянец на щеках за длинными волосами. – Был рад… помочь… Если бы ещё знал, чем именно, – мистер Грин тоже чувствовал себя немного неловко рядом с Хельгой. – Вы поверили в меня. В тот день она снова осталась после уроков, а затем на следующий – и так всю неделю. Хельге было комфортно общаться с учителем, потому что он не пытался залезть в её душу, не настаивал на том, чтобы она открылась ему. Они могли разговаривать о книгах, кино, колледже, учёбе и при этом не ощущать никакой неловкости. Хельге было так тяжело после случая в лифте, и она думала, что с каждым днём будет только хуже и хуже, пока в их классе не появился такой с виду невзрачный мистер Грин. Она даже перестала ходить к мосту, а пачка сигарет кончалась не за два дня, а уже за неделю. Но, к сожалению, вскоре они должны были попрощаться, потому что практика мистера Грина постепенно подходила к концу. Это безмерно огорчало Хельгу, ведь она уже успела привязаться к учителю. Ей хотелось видеть его каждый день, слышать голос, внимать каждому слову на уроке и так душевно общаться по вечерам. Он стал её другом, с которым было так легко. Не нужно было притворяться и не нужно было как-то стараться, чтобы просто добиться нормального общения с ним. Учитель принимал Хельгу такой, какая она есть. – Мистер Грин… – Хельга, мы же договорились: после уроков я просто Дэниэл. – Вы скоро уйдёте… – Тебя это сильно огорчает? – Да, – честно призналась она, не видя смысла скрывать. – Хельга, – мистер Грин подошёл к девушке и положил свои ладони ей на плечи, – я ухожу из школы, но не из твоей жизни, слышишь? Ты всегда можешь позвонить мне, если захочешь поговорить. – Правда? – в её голубых глазах плескалась такая надежда, которой раньше мистеру Грину не удалось ещё никогда увидеть. – Правда, – он мягко улыбнулся. И в этот момент, совершенно неожиданно Хельга поняла, что не хочет терять его не только как учителя и просто друга. Слишком знакомые ощущения зародились у неё в душе, когда она посмотрела в его карие глаза, и девушка с ужасом поняла, что влюбилась в него, в своего учителя, который спас её, помог выкарабкаться из капкана, который поставил ей Арнольд. Мистер Грин и сам не подозревал, что стал для этой девушки спасителем. – Любовь бывает так слепа, правда, Хельга? – тихо спросил он, убирая прядь волос ей за ухо. – Так слепа… – шёпотом повторила она, закрыв глаза. Затем она вдруг резко взяла себя в руки и так сильно растерялась перед учителем, что поспешила немедленно покинуть класс. Ей было страшно снова любить, было страшно снова обжечься. Да, мистер Грин был, безусловно, хорошим и славным парнем, но ведь и Арнольд когда-то был таким же. Но ведь почему-то ему хватило совести бросить Хельгу после их близости и больше не звонить и не писать ей. А вдруг и мистер Грин поступит точно так же? Вдруг, она снова допустит ошибку, впустив в своё истерзанное сердце любовь к этому человеку. Хельга по привычке спряталась за школой и достала из пачки сигарету, но её остановил мистер Грин, который бежал за ней. Она смотрела на него одновременно со страхом и тайным обожанием, и в его глазах читалось то же самое. Нельзя было переступать черту, ведь пока она его ученица, но… он уже давно понял, что неравнодушен к этой девушке. Без лишних слов и прелюдий он поцеловал Хельгу. Это был осторожный поцелуй, потому что мистер Грин давал ей шанс прервать его, разорвать их связь, забыть об этом, но Хельга ответила на поцелуй, забыв обо всех своих страданиях, мрачных мыслях. Она ни о чём не могла думать, потому что её любимый учитель прямо сейчас так нежно и трепетно целовал её, что она просто не находила сил прервать их поцелуй. Мистер Грин целовался так умело и так… приятно. Неспешно, романтично, аккуратно. И это было настолько умопомрачительно, что Хельга невольно подумала о том, что Арнольд целуется совершенно иначе. Именно эта мысль заставила Хельгу прервать поцелуй. Ей всё ещё было больно, но уже не так сильно, поскольку она ощущало рядом тепло, которое раньше могла получать от случайного взгляда или прикосновения Арнольда. Она соскучилась по теплу, потому что успела давно замёрзнуть. Хельга не знала, что сказать ему, потому что ей было ужасно стыдно. Девушка поняла, что только что целовалась со своим учителем, и из-за этого и у неё, и у него могут возникнуть неприятности в школе. Хельга понимала, что поступила крайне безрассудно, но это была минута слабости. Ей так хотелось снова почувствовать себя живой и хотя бы на мгновение счастливой. – Хельга, прости, я не должен был… – Я тоже, – сказала она, опустив голову. – Этого больше не повторится. – Да. Хельга ушла, совсем забыв о сигарете. Мистер Грин лишь печально смотрел ей вслед, понимая, как же ему больно отпускать эту девушку. А тем временем за ними наблюдал Арнольд, который одиноко прогуливался по Хиллвуду. Он видел, как Хельга целовалась с учителем, и в этот момент весь мир Арнольда Шотмена перевернулся. Он не мог просто остаться в стороне, он не мог стоять на одном месте, потому что ноги, кажется, его уже не держали. Ему жизненно необходимо было догнать Хельгу и высказаться. В порыве эмоций он так и сделал. Арнольд побежал за Хельгой и даже смог её догнать, но как только его рука коснулась холодного рукава её парки, то он просто потерял все мысли и все слова, которые ему хотелось сказать Патаки. Ему чудом удалось избежать удара Хельги, ведь она явно не ожидала, что её кто-то вот так неожиданно схватит посреди улицы. Увидев Арнольда, она скривилась, словно съела приготовленную индейку Ольги на День благодарения. – Я даже извиняться перед тобой не буду, – грубо сказала Хельга, отворачиваясь от Арнольда, чтобы продолжить свой путь домой. – Хельга, постой, – настойчиво проговорил Арнольд, снова схватив её за рукав. Он услышал её недовольный стон, но не намеревался отпускать, пока не скажет… а что он, собственно, хотел ей высказать? О своих эмоциях, которые он испытал, увидев её в чужих объятьях? Имел ли он вообще право хоть что-то говорить Хельге в такой ситуации? – Послушай, у меня нет никакого желания видеть тебя, – Хельга резко выдернула руку из его хватки и с таким холодом посмотрела на парня, что он поёжился. Пожалуй, даже в самую суровую зиму Хиллвуда, которая была четыре года назад, было не так холодно, как в эту минуту. – Я всё видел, – решительно сказал Арнольд, прямо смотря на Хельгу. – Что ты видел, Репоголовый? – Твой поцелуй с мистером Грином. – И? – Хельгу действительно не трогала взволнованность Арнольда этим фактом, потому что ей стало всё равно. Слишком долго она болела им, и слишком много было осложнений от этой «болезни», чтобы сейчас как-то оправдываться перед ним, или краснеть, или же стыдиться собственного поступка. Нет, ей как раз нечего было стыдиться. – Тебе не кажется, что это неправильно? – Арнольд понял, что зашёл не с той стороны, поэтому даже не удивился последующей реакции девушки. – Неправильно – это когда ты морочишь голову девушке, зная, что она безумно любила тебя, спишь с ней, а потом делаешь вид, что ничего не было. А это, Арнольд, был всего лишь поцелуй. После слова «любила» Арнольд её уже не слышал, потому что в ушах появился такой невыносимый гул, что он даже пошатнулся, схватившись за голову. ЛюбиЛА… И почему его это настолько сильно ранило? Почему сейчас он испытывал шок, ужас, непонимание и несчастье одновременно? Это же ведь даже к лучшему… Никакой ответственности, никакого страха… Они просто могут разойтись на этом перекрёстке и жить дальше своими жизнями, как это было раньше. Он будет Арнольдом, который поступил отвратительно с Хельгой, а она будет Хельгой, которая будет целоваться с учителем и больше никогда в жизни не вспоминать такого ужасного Арнольда. – Хельга, я знаю, что поступил неправильно в той ситуации, знаю, – в его глазах плескалось столько раскаяния, что Хельга даже на минуту растерялась. – И прости, хоть и не заслуживаю прощения. Я боялся снова испытать боль, боялся привязываться к людям, потому что… Понимаешь, в моей семье всё так сложно, что я просто… запутался в себе и… – А моя семья прямо отличается примером для подражания, – Хельга перебила его, закатив глаза. Она злобно посмотрела на Арнольда и чуть ли не прошипела: – Ты знаешь мою семью, но это не даёт мне право причинять людям нестерпимую боль. Если я люблю, то люблю и не отрекаюсь, несмотря ни на что. Если ненавижу, то прямо говорю об этом и просто не имею дело с этим человеком. Сейчас я тебя ненавижу, Шотмен, и, пожалуйста, отстань от меня. Её трясло так сильно, словно она стояла совершенно обнажённая на морозе, но это были лишь её эмоции, которые рвались наружу. Хельга не могла их контролировать, не могла сдерживать, потому что обида, разочарование и невероятная злость снова накрыли её, причём, настолько сильно, что она готова была вот-вот дать затрещину этому идиоту. – Я понимаю, мне нет оправданий. Хельга, послушай, – он попытался взять её за руку, но девушка тут же её одёрнула. – Не смей. Ты причинил мне достаточно боли, и сейчас нет смысла что-либо мне говорить. Я уже никогда не смогу считать тебя хорошим человеком и… уже никогда не смогу снова полюбить тебя так сильно. – Хельга, ты нужна мне… Я хочу тебя… Всегда… Только тебя… И хочу в том смысле, чтобы ты была рядом, понимаешь? – Арнольд понимал, что теряет её, понимал, что после этого разговора они навсегда поставят точку в этой истории. Но он не хотел сдаваться и выпалил то, что давно чувствовал, но не смел признаться. Он был ужасным эгоистом. Он так боялся боли, что причинил её человеку, который ради него готов был прыгнуть в жерло вулкана. Это были настолько сильные чувства, что он просто воспользовался ими, растоптал, а сейчас рыдал на их руинах и пытался что-то восстановить. – Почему ты мне не мог этого сказать тогда, когда ты был для меня всем? – Хельга лишь покачала головой и посмотрела на парня. Вызывает ли он у неё до сих пор хоть какие-нибудь светлые чувства? Нет. Он смешался с грязью и с подлостью, чего Хельга никак не могла ему простить. Он не думал о ней, когда бросал, он думал о себе. А сейчас, когда Арнольд понял, что Хельга может любить ещё кого-то, кроме него, то вдруг вспомнил о своём благородстве и каких-то чувствах. – Просто забудь, ладно? Живи дальше и не вспоминай о том вечере, как ты делал до этого. А ещё… отстань от меня! Ей не было жаль его, ей было жаль себя: свои чувства, своё время и свои годы, которые она потратила на любовь к нему. Хельга уходила без сожаления. Арнольд – её чёрно-белое прошлое, а будущее… а будущее она пока не видела перед собой, но всё же надеялась, что оно будет не таким ужасным, как то чёрно-белое затяжное мгновение. Когда девушка пришла домой, то лишь тогда обратила внимание на то, что ей пришло несколько сообщений от неизвестного отправителя. Нетрудно было догадаться, кто ей писал. Мистер Грин просил прощения у неё за своё безрассудство и случившийся поцелуй. Но вместе с этим он писал о том, что никогда не забудет этот момент, что приятно удивило Хельгу, ведь она тоже не хотела забывать об этом. Это было приятное воспоминание и такое трепетное, что внутри Хельги всё сжалось, когда она ответила, что ей было хорошо рядом с ним. Хельга густо покраснела и зачем-то отодвинула телефон. Это признание она считала постыдным, потому что мистер Грин пока что оставался её учителем, и, если кто-нибудь узнает об этом инциденте, то ему будет сложно восстановить свою репутацию. Хельга надеялась, что Арнольд не додумается из чувства мести или обиды рассказать об этом директору. Телефон завибрировал, и Хельга дрожащими руками ответила на звонок. Это была не такая дрожь, которая её пробила рядом с Арнольдом. Это была приятная от предвкушения дрожь. – Мистер Грин? – Хельга, я завтра же уйду с поста учителя. Я нарушил сразу все правила, и… – Я понимаю, – грустно ответила она и села на постель, схватившись за свои волосы. Ей было больно это слышать. – Я не хочу терять вас… – прошептала она, едва сдерживая слёзы. Сколько хорошего было в жизни Хельги? Пожалуй, не так много, чем можно было бы похвастаться… или хотя бы просто вспомнить с улыбкой на лице. И кое-что было закономерно в её жизни: это хорошее быстро кончалось. Вот и сейчас она теряла то, чем дорожила. – Ты меня ни в коем случае не потеряешь. Ты в любую минуту можешь обратиться ко мне. – Даже сейчас? – Даже сейчас… – Дэниэл, я хочу тебя… В трубке последовало долгое молчание. Хельга зажмурилась и поняла, что сказала лишнего. Раньше она никогда не выказывала свои чувства, особенно свои желания. Она привыкла всё скрывать и держать при себе, ведь так было безопаснее. А ещё она понимала, что её чувства и желания всё равно никому не нужны и не важны. Одиночка по жизни, которая скитается по унылой серости в поисках огня, чтобы наполнить своё существование теплом и светом. А сейчас она создала своими руками ветер, который вот-вот погасит этот огонь. Хельга положила трубку рядом с собой, но не сбросила вызов. По телу пробежали противные мурашки. Такое бывает, когда говоришь то, что совсем не собирался говорить. Девушка уже не ждала ответа, она потянулась, чтобы сбросить вызов, но вдруг услышала в трубке голос мистера Грина: – Хельга? – голос учителя стал хриплым то ли от смущения, то ли от страха. – Да? – сердце Хельга забилось так сильно, что она чуть не задохнулась от такого учащённого пульса. – Поверь, я разделяю твоё желание, но я всё ещё остаюсь твоим учителем до завтрашнего дня. – Но завтра уже все запреты могут быть сняты. – Да, но я не смогу себя пересилить, понимаешь? Я не боюсь своих чувств к тебе, не боюсь своего желания, но я боюсь последствия для нас обоих. Если вспыхнет скандал, то он отразится и на тебе тоже. Подумай о будущем, о колледже, о себе. Может, сейчас мои слова кажутся тебе прямым отказом, но, возможно, потом ты поймёшь, почему я так поступил. Хельга, – его голос стал серьёзным и в то же время решительным, – я всё равно буду рядом с тобой, слышишь? Я не брошу тебя. – Я не верю, – холодно отозвалась она, ковыряя пальцем свою простыню, – меня все бросают. Даже те люди, которые, казалось бы, не способны на это, – Хельга говорила это не для того, чтобы продлить разговор, вызвать жалось или же привлечь внимание. Она озвучивала свои мысли, которые, по сути, были истиной. Кому она была нужна? Кто бы мог её поддержать или вдохновить? Все только обещают, но затем захлопывают за собой дверь. Ещё раз пережить потерю – это настоящая пытка. – Дэниэл, я не буду участвовать в конкурсе, извини… У меня нет сил и вдохновения. Она первая положила трубку, чтобы не слышать больше его голоса, а потом и вовсе выключила телефон. Всё её бросили, бросит и мистер Грин. В этом нет сомнений, ведь если жизнь Хельги – это проклятый замкнутый круг, то в нём просто не может быть исключений. На следующий день Хельга не пришла в школу. Она сидела, заперевшись в своей комнате и курила в окно. В правой руке она держала написанный стих, который ещё требовал доработки, но сейчас это уже не имело смысла, ведь она отказалась от конкурса. Она сминала этот клок бумаги, смотрела на него безжизненным взглядом, а потом и вовсе потушила об него сигарету, тем самым ставя точку во всех своих романах. Ни Арнольд, ни мистер Грин, видимо, не могли её сделать счастливой, и у каждого нашлись свои оправдания, которые Хельга должна была понять. Никто не хотел понимать её переживаний, которые мучили, терзали, душили. – К чёрту всё, – беззвучно проговорила Патаки и встала с подоконника. Дома было слишком тесно, поэтому она решила прогуляться. На улице была до тошноты хорошая погода с ярким солнцем. Хельга хмуро смотрела на ясное небо, которое сегодня её особенно раздражало. Хельга пришла к заброшенному зданию, вокруг которого ходило множество легенд. Конечно, это были только лишь выдумки, потому что Хельга была здесь частенько и ни разу не встретила ни призраков, ни маньяков, ни психопатов. Обычное здание, которое так и не смогли достроить. Она села на холодные кирпичи и обняла себя. Быть может, эти стены впитают её боль? Быть может, они беззвучно смогут посочувствовать ей. Она плакала. Тихо, без истерик, спокойно. У неё горели от слёз щёки, немели пальцы на руках, а в голове был настоящий хаос. Одиночество не приносило ей облегчения, а, скорее, только ещё больше угнетало, но только в одиночестве она могла дать себе слабину и, наконец, снять маску грубой и бесчувственной девчонки. – Я почему-то знал, что найду тебя сегодня здесь, – неподалёку раздался голос, который Хельга уж точно не ожидала услышать. – Ты не пришла сегодня в школу. Сначала я искал тебя рядом с мостом, а потом сразу пришёл сюда. Незваный гость сел рядом с девушкой, а она не находила сил даже прогнать его, потому что все её силы давно кончились. У каждого есть лимит, даже у мисс Патаки. – Уходи, – Хельга автоматически отвернула лицо, чтобы спрятать свои слёзы, но это было глупо, потому что эти слёзы уже были аккуратно стёрты с её щёк. – Я не могу бросить тебя в таком состоянии. – Ну-ну. – Хельга, сейчас я тебе скажу то, что давно хочу сказать, и прошу внимательно выслушать меня, – собеседник тяжело вздохнул и сжал свои руки в кулаки. – Все мои неправильные слова, все мои неправильные действия – моя и только моя вина, хоть я могу обвинять в этом весь мир, но… за всем этим стою только я. В один момент я запутался и потерялся. И поверь, я долго искал выход, искал ключ к правильной двери, но я постоянно выбирал не тот ключ и не ту дверь. И однажды за одной из этих дверей я увидел тебя, по-настоящему увидел и понял, что назад пути нет. И эта мысль настолько сильно напугала меня, что я, вложив все силы, захлопнул эту дверь и попытался снова закрыть ключом, но она уже не закрывалась. Сквозила, скрипела, не давала спокойно жить, потому что я знал, что за ней прячешься ты. Прячешься и страдаешь. Я пытался убежать от этой двери, но все пути этого лабиринта всё равно вели к ней, и вот сейчас я сижу с тобой, пусть для тебя это уже ничего не значит. Хельга смотрела на свои руки и внимательно слушала его. Она закрыла глаза и попыталась взять себя в руки, но уже не могла, потому что дамбу, которую она выстроила внутри себя, вдруг резко прорвало. А эта дамба сдерживала за собой то, что она так старательно убирала, пыталась уничтожить и спрятать. И какие-то слова смогли просто уничтожить её и стереть в пыль. Хельга заплаканными глазами посмотрела на него и поняла, что, возможно, он всё-таки тот самый человек, который судьбой предназначен быть рядом, утешать, дарить тепло и ласкать словами. Светловолосый идиот с головой в форме репы. То ли из-за переизбытка эмоций, то ли из-за ужасного настроения Хельга вдруг поддалась вперёд и обняла Арнольда, не понимая, что с ней происходит. Ещё вчера она посылала его, а сейчас обнимала и держалась, как за спасательный круг. Проснувшиеся в ней эмоции нельзя было назвать любовью, потому что в ней всё равно сидела обида на Арнольда, но… именно он нашёл её, пришёл, не бросил, несмотря на то, что она ему вчера сказала. Арнольд был всегда таким добрым и благородным с виду, но что же было внутри него? Тот же хаос, что и внутри Хельги, ведь он был таким же подростком, у которого только начиналась жизнь и который тоже имел право на ошибки. – Я всё равно ненавижу тебя, Шотмен, – мягко сказала Хельга и стёрла очередную слезу со своей щеки. – Я понимаю и не тороплю тебя. Я буду делать всё, чтобы ты простила меня. А затем всё, чтобы быть рядом с тобой, но на этот раз уже навсегда. Такое загадочное и непонятное будущее. Такое таинственное и в то же время пугающее. Это будущее таит в себе много сюрпризов как приятных, так и неприятных. Всё впереди, но, главное, не бояться идти в него. И хорошо, когда есть человек, с которым можно сделать шаг в эту неизвестность. Хельга сидела рядом с Арнольдом в заброшенном здании, молчала и думала о том, как всё-таки непредсказуема эта жизнь и как непредсказуема она сама. Арнольд был с ней, и это её это радовало и в то же время вызывало тревогу. Однако в одном Хельга была уверена точно: теперь она была не одна.