Таймлесс. Pov Гидеон

Мы с Гвен забрались в ту же церковь Святой Троицы на Слоун-стрит, где произошел наш первый поцелуй. Я сбил замок на боковой двери самым большим гаечным ключом, что был с собой, после чего мы спрятали хронограф в алтарной части, где была наименьшая вероятность его обнаружения посторонними людьми, и прошли в исповедальню, чтобы переодеться. — Проклятье, кажется, я уселся на эту чёртову шляпу, — пробормотал я, пытаясь в полумраке завязать галстук не слушавшимися от волнения пальцами. Ну почему нельзя было ограничиться рубашкой, жилеткой, пиджаком и брюками? Слишком много вещей для одного человека. — Прекрати чертыхаться, не забывай, где ты находишься! — прошипела Гвенни в ответ с другой половины. — А если ты не наденешь шляпу, маленький революсьонер, я сдам тебя с потрохами мадам Россини, так и знай! — Черт возьми, Гвен, как ты можешь думать сейчас о мадам Россини, — тихо сказал я, заталкивая пророчества во внутренний карман пиджака, и выбрался наружу. Я постучался в боковую стенку кабинки, не одергивая шторки. — Ну что, ты готова? — Нет. К сожалению, застёжки-молнии ещё не изобрели, — сказала Гвен немного подавленно и вынырнула из исповедальни. На ней было светло-серое платье с воротником-стойкой, на удачу очень целомудренное, чтобы мои мысли не рассеивались, как это бывало в случае с нарядами эпохи рококо. — Очень мило, — сказала Гвен. — Бессменный вид мафиозного авторитета, он в моде во все времена. Кстати, отличный узел на галстуке. Мадам Россини бы тобой гордилась. — Вздохнув, она завела руки назад, — О Боже, будь благословен изобретатель застёжки-молнии! — и закатила глаза. Я улыбнулся. — Повернись-ка спиной и доверь эту работу мне. Гвен послушно выполнила мою просьбу, и тут я понял, как ошибался насчет платья. — Ой, — у меня ненадолго перехватило дыхание, — да их же тут сотни. А кроме бессчётного количества пуговиц моим глазам предстала обнаженная спина с красивой линией позвоночника, выступающими лопатками, пересеченными тонкими бретельками, и виднеющимися ямочками на пояснице. Это платье было местью мадам Россини за все мои выходки, не иначе. Ведь она уже давно знала, как я реагирую на Гвен. Я принялся застегивать пуговицы снизу, одну за одной. При этом на каждой второй пуговице я целовал Гвен в затылок, стараясь напоминать себе, зачем мы здесь, и что ее жизни угрожает опасность. Иногда я зажмуривался при поцелуях, чтобы не смотреть на позвонки, которые хотелось пересчитать губами, чтобы не думать, черт возьми, о том, как я не хочу застегивать это платье, а хочу чувствовать кончиками пальцев нежную кожу. Наконец, все пуговицы были застёгнуты. Гвенни сделала шаг, споткнулась о подол платья, но я подхватил ее за руку, не давая упасть. — В следующий раз пиджак надеваю я, — сказала она. Я рассмеялся, мысленно соглашаясь, и потянулся за поцелуем, но Гвен нежно отстранилась. — У нас нет времени! — справедливо заметила она. Я забежал в хоральную часть церкви и присел на корточки перед хронографом. Настроив дату, я взял Гвен за руку. — Готова, Гвенни? Она поглядела мне прямо в глаза, и сердце моё на секунду остановилось. — Я готова, если ты готов, — тихо сказала она и исчезла в рубиновом свете. Я счастливо улыбнулся тому, что не испытываю таких же сложных и противоречивых эмоций после этих слов, как вчера. Да, так должно быть всегда. И прыгнул следом. Я приземлился рядом с Гвен и тут же снова взял её за руку. — Пойдём! Нам надо спешить! У нас в запасе всего два часа и, бьюсь об заклад, нам не хватит этого времени даже на то, чтобы задать десятую часть из волнующих нас вопросов. — А если мы вообще не встретим Люси и Пола у леди Тилни? — спросила Гвенни, и ее зубы застучали. Но я был почти на сто процентов уверен, что Пол имел в виду именно этот вечер, когда говорил, что мы во всем разобрались, поэтому просто потащил ее к выходу из пустой церкви. Оказавшись на улице, мы попали под проливной дождь. — Что ж, замечательно, — с сарказмом сказала Гвен. — А прочитать прогноз погоды перед тем, как отправиться в путь, было слабо? — Да ладно тебе. Это всего лишь летняя морось, — убеждённым тоном возразил я и зашагал вперед. Пока мы добрались до Итон-Плейс, то вымокли до нитки. Мы вдруг оказались в самом центре внимания, потому что прохожие, попадавшиеся нам на пути, шагали, прикрывшись зонтами, и бросали на нас взгляды, полные сочувствия. Я же думал о том, чтобы пророчества не пострадали сильно от влаги, потому что хотел оставить их здесь, в прошлом. Возможно, Люси и Пол смогут вынести из них больше, чем это удалось мне. А также я пытался подобрать фразы, с которых можно начать разговор после прошлого неудачного визита. Черт! Ведь они хотели тогда поговорить, Люси сама сказала: «Это важно». Возможно, они бы признались в том, что являются родителями Гвен, если бы я не приставил пистолет к затылку её матери. А Пол начал угрожать мне дворецкими и пистолетом, потому что я повел себя совершенно неадекватно, сразу прижав к себе Гвенни, начиная кричать: «Не притрагивайся к ней! Замолчи!». Я сам тогда еще боялся себе признаться, а Люси всё поняла. Вот что имел в виду Пол в переходе, вот почему он доверился мне в 1782-м. Как же я ошибался во всём, обвиняя их! — Как хорошо всё-таки, что мы не стали заморачиваться с достоверными причёсками, — сказала Гвенни, когда мы остановились у входной двери дома леди Тилни. Она нервно пригладила волосы, а её зубы все еще стучали, и, кажется, не из-за тёплого летнего дождя. Я позвонил в дверь и ещё крепче сжал её руку. — У меня какое-то странное предчувствие, — прошептала Гвен. — Ещё не поздно просто убраться отсюда восвояси. Может, стоит сначала поразмыслить обо всём в тишине и спокойствии, решить, в какой последовательности мы спросим… — Тс-с-с-с, — прошептал я в ответ. — Всё хорошо, Гвенни. Я с тобой. — Да, ты со мной, — сказала она, а потом быстро повторила. — Ты со мной ты со мной ты со мной. И это было так чертовски приятно понимать, что она успокаивает себя моим присутствием. Когда она произнесла фразу в последний раз, дверь отворилась, и мы увидели дворецкого в белых перчатках. — Мистер Миллхауз, не так ли? — я миролюбиво улыбнулся. — Не были бы вы так любезны, доложить леди Тилни о нашем визите. Мисс Гвендолин Шеферд и Гидеон де Виллер. Дворецкий на секунду замешкался. — Подождите здесь, — сказал он наконец и захлопнул дверь прямо у нас перед носом. — Такого-то мистер Бернхард никогда бы себе не позволил, — возмущённо сказала Гвен. — Ну что ж, наверное, он считает, что у тебя снова где-то припрятан пистолет, и ты явился, чтобы взять кровь у его хозяйки. Ему-то невдомёк, что пистолет твой стащила леди Лавиния, хотя я до сих пор не понимаю, как она это провернула. То есть, что же, чёрт возьми, надо было такого сделать, чтобы так тебя отвлечь? Если нам суждено когда-нибудь встретиться снова, я обязательно у неё поинтересуюсь, как ей это удалось, хотя, ты знаешь, я уже не уверена, что хочу это выяснить. О, я снова болтаю без передышки, это со мной случается, когда я слишком волнуюсь, что-то мне не верится, что я решусь-таки выйти им навстречу, Гидеон. И я, кажется, задыхаюсь, здесь не хватает воздуха, хотя, может, всё дело в том, что я просто забываю дышать, хотя это, в сущности, всё равно, учитывая, что я бессмертна, — на этом месте её голос сорвался, и в нём послышались истерические нотки. Но, не давая мне вставить и слова о Лавинии, и сказать, что я даже не удосужился бросить на неё хоть один взгляд, следя за дверью, в которую Гвен выбежала, и поэтому не увидел пистолета, который наверняка был в руках той дамочки, вытащившей его во время псевдо-обморока, когда я опять-таки смотрел только на Гвенни, она продолжала: — Давай-ка лучше отойдём на пару шагов назад, потому что сейчас откроется дверь, и этот Милхауз просто врежет тебе прямо… Дверь снова распахнулась. — … в рожу, — быстро пробормотала она. Дворецкий махнул нам рукой, приглашая войти. — Леди Тилни ожидает вас наверху в маленьком зале, — бесстрастно сказал он. — После того, как я проверю вас на наличие оружия. — Как скажете! — я с готовностью расставил руки и позволил Миллхаузу ощупать себя. — Всё в порядке. Можете проходить, — заключил, наконец, дворецкий. — А что со мной? — смущённо спросила Гвен. — Ты ведь дама, у тебя не может быть оружия, — я улыбнулся ей, взял за руку и потянул вверх по лестнице. На втором этаже путь нам преградила леди Тилни, прямая и тонкая словно свечка. В 1912 году леди Тилни имела гораздо более грозный и не располагающий к дружеским приветствиям вид, чем в 1916-м, и, тем более, в 1929-м. Я даже на миг подумал, не пригрезились ли мне её объятия на элапсации с близнецами. — Ах, это снова вы, — сказала она мне. Голос её был таким же холодным, как и взгляд. — Вы действительно очень настойчивый молодой человек. Неужели во время прошлого визита вы так и не поняли, что я не намерена давать вам свою кровь? — Мы здесь не ради этого, леди Тилни, — ответил я. — Я давно уже… — я откашлялся, поняв, что действовать нужно предельно осторожно. Для всех присутствующих это была наша вторая общая встреча после странной первой. — Мы очень хотели бы поговорить с Люси и Полом. На этот раз без… недоразумений. — Недоразумений! — леди Тилни скрестила руки на груди. — В прошлый раз вы вели себя не лучшим образом, молодой человек. И проявили пугающую готовность применить физическую силу. Кроме того, мне неизвестно, где сейчас пребывают Люси и Пол, поэтому помочь вам я не могу по целому ряду причин, — голос её немного потеплел. — Может, разве что Гвендолин, и, наверное, в другом временном… — Мне действительно не хотелось бы преступать грань приличия, но вы наверняка понимаете, что большим количеством времени мы не располагаем, — перебил её я и потянул дальше вверх по лестнице Гвен, которая пошла за мной. — И мне известно, что Люси и Пол на данный момент живут у вас, так что, прошу, просто позовите их к нам. Обещаю, что на этот раз я буду вести себя по-другому. Предусмотрительно и аккуратно. Ведь во избежание бурной реакции я даже не могу пока признаться, что Пол сам мне сообщил всю информацию. Сначала нужно добиться их расположения. — Это не… — начала леди Тилни, но тут за её спиной распахнулась дверь и из неё вышла Люси. Гвен крепко вцепилась в мою руку, а я смотрел на Люси, недоумевая, как не заметил в прошлый раз их сходства, не считая цвета глаз. Одинаковые маленькие носы, изгиб бровей, даже одинаковая линия роста волос, пусть и разных по цвету. — Он прав, мы не можем терять времени, Маргарет, — тихо сказала Люси. Её голос едва заметно дрожал. — Не могли бы вы позвать ещё и Пола, мистер Миллхауз? Леди Тилни вздохнула, но всё-таки согласно кивнула вопросительно поглядевшему на неё Миллхаузу. Дворецкий поспешил мимо на следующий этаж, а леди Тилни заметила: — Смею напомнить тебе, Люси, что в прошлый раз этот молодой человек приставил тебе пистолет к затылку. — Мне очень жаль, — сказал я. — В том случае… — «я вёл себя как безмозглый кретин» — меня вынудили к этому обстоятельства, — я многозначительно поглядел на леди Тилни. — Но с того момента мы раздобыли некоторые сведения, которые изменили наше мнение. Гвен издала какой-то странный клокочущий звук, в котором угадывался признак надвигающейся истерики. Я положил руку ей на плечи и придержал, давая опереться на себя. — Может, пройдём в гостиную? — предложила Люси. На этот раз в маленькой круглой комнате не был накрыт стол с бутербродами и чаем, но всё выглядело точно так же, как и в прошлый раз: в глубине, рядом с окном, выходящим на улицу, стояли несколько изящных стульев и кресел. — Прошу, присаживайтесь, — сказала леди Тилни. Гвен села на один из мягких стульев, но я продолжал стоять в нерешительности, собственно, как и все остальные. Люси мягко и слегка болезненно улыбнулась Гвендолин. Она сделала шаг вперёд, казалось, всё, чего она хочет — это провести рукой по волосам своей дочери. Но Гвен нервно вскочила. — Простите, что мы такие мокрые. У нас не было с собой зонтиков, — забормотала она. Улыбка Люси стала шире. — Что любит повторять леди Ариста? Гвен улыбнулась в ответ. — Дитя моё, всё, что угодно, только не обивку! — в один голос сказали они. Выражение лица Люси вдруг изменилось. Сейчас она выглядела так, будто вот-вот расплачется. — Я распоряжусь подать чай, — энергично сказала леди Тилни и схватила маленький колокольчик. — Мятный чай с лимоном и сахаром. — Нет, пожалуйста! — я растерянно замотал головой. — Мы не можем терять на это времени. Не знаю, правильный ли мы выбрали момент, но мне известно, что мы уже успели встретиться с Полом в 1782 году. По крайней мере, мне бы очень хотелось в это верить. Люси, которая снова взяла себя в руки, согласно кивнула, и я облегчённо вздохнул: — Тогда вам должно быть известно, что тайные записи графа находятся у меня. Нам понадобилось некоторое время, чтобы во всём разобраться, но теперь мы знаем, что философский камень — это не панацея для всего человечества, а только средство, которое может сделать графа бессмертным. — И то, что в момент рождения Гвендолин, его бессмертию наступит конец? — выдохнула Люси. — Поэтому он попытается её убить, как только Круг будет завершён? Я кивнул и сказал то единственное, что и должен был подумать с самого начала, как только узнал о роли Пола и Люси в жизни Гвен: — Ваша единственная задача — защитить Гвендолин. — Вот видишь, Люси, я же тебе говорил, — сказал Пол, приближаясь к нам, а взгляд его золотистых глаз тем временем блуждал между Гвенни, Люси и мной. — Иногда действительно стоит доверять людям и давать им второй шанс, — он оглядел меня с ног до головы. — Даже таким подонкам как этот. Кажется, мне пора было уже в документах сделать двойное имя. Гидеон — подонок — де Виллер. Самое ужасное, что каждый раз слышать это в последние дни было заслуженно. — Иногда некоторым людям непростительно везёт, — фыркнула Люси. Она повернулась ко мне. — Я горячо благодарю тебя за то, что ты спас Полу жизнь, Гидеон, — с чувством собственного достоинства проговорила она. — Если бы ты не оказался там случайно в тот же момент, он бы уже был мёртв. — Только не надо преувеличивать, Люси, — Пол скорчил недовольную гримасу. — Я бы уж как-нибудь справился с этой задачей своими силами. — Да, конечно, — сказал я, улыбнувшись. Пол наморщил лоб, но затем улыбнулся в ответ. — Ну ладно, может, и не справился бы. Этот Алестер — такой пройдоха, да ещё и чертовски хороший фехтовальщик. К тому же, их было трое! Если мне только представится случай встретиться с ним снова… — Маловероятно, — пробормотала Гвен, и когда Пол посмотрел на неё вопросительно, добавила: — Гидеон пригвоздил его саблей к стене в 1782 году. И если Ракоци вовремя его обнаружит, то этот день Алестеру не пережить. Леди Тилни опустилась на стул. — Пригвоздил саблей к стене! — повторила она. — Какое варварство. — Этот психопат ничего другого не заслужил, — Пол положил свою руку Люси на плечо. — Это уж точно, — тихо согласился я. И тут же подумал, откуда Гвенни известны эти подробности, ведь она была с закрытыми глазами, а потом и вовсе потеряла сознание. Но даже на мысли сейчас не было времени, не то, что на вопросы. — Мне стало гораздо легче, — сказала Люси, вглядываясь в лицо Гвен. — Сейчас, когда вы знаете, что граф задумал убить Гвендолин, как только Круг замкнётся, вы никогда не позволите этому произойти! — Пол хотел что-то добавить, но она не дала себя перебить. — С этими документами у дедушки наконец могло бы получиться доказать, что граф никогда не стремился к благополучию всего человечества, а только к своему собственному. И, наконец, эти идиотские хранители, а прежде всего упёртый Марли, не смогли бы отмахнуться от таких доказательств. Ха! Какое право мы имеем пятнать доброе имя графа Сен-Жермена! Да он вообще даже не был настоящим графом, а всего лишь мерзавцем, ах, да что там говорить, мне стало по-настоящему спокойно, так спокойно! — она глубоко вздохнула, казалось, она может говорить вот так часами, но тут Пол взял её за руку. — Видишь, принцесса? Всё будет хорошо, — нежно прошептал он. — Не будет, — вырвалось у Гвен вместе с всхлипом, и она бессильно плюхнулась на стул, а я подошёл к ней сзади, желая поддержать в сложный для всех момент. — Не будет, потому что дедушка умер шесть лет назад и больше не может нам помочь. Люси присела перед ней. — Только не надо плакать, — беспомощно произнесла она. При этом по её щекам тоже побежали слёзы. — Дорогая, любимая, не надо так сильно плакать, это плохо для… — она всхлипнула. — Он правда умер? — спросила Люси, и вид у неё стал невероятно печальным. — Сердце, не так ли? Я же говорила, что эти торты с кремом на ночь, которые он тайком… Пол склонился над девушками, казалось, он сам вот-вот расплачется. Но леди Тилни не дала тратить время на проживание общей утраты. Она вытащила из кармана два носовых платочка и протянула один Гвен, а другой Люси, при этом произнесла: — Для этого будет ещё достаточно времени, дети. Сейчас возьмите себя в руки. Нам надо сосредоточиться. Кто знает, сколько нам ещё отведено. Я погладил Гвенни по плечам и прошептал: — Она права. Гвен шмыгнула носом и неожиданно рассмеялась, услышав, как громко сморкается Люси. Пол подошёл к окну и поглядел вниз на улицу. Когда он развернулся, лицо его уже не выражало ничего. — Всё в порядке. Давайте продолжать, — он почесал затылок. — Значит, Лукас нам больше помочь не может. Но даже без него, просто на основании документов, есть возможность убедить хранителей в эгоистических намерениях графа, — он вопросительно поглядел на меня. — Тогда Круг никогда не замкнётся. — Пока эти документы проверят на подлинность, пройдёт немало времени, — возразил я. — На данный момент Магистром Ложи является Фальк. Возможно, он даже примет наши слова на веру. Но на сто процентов я в этом не уверен. Поэтому я до сих пор не решился показать ему эти листки. — Знаете, — вмешалась Гвендолин, — вполне возможно, что в нашем времени есть даже несколько человек, которые знают о настоящих свойствах философского камня и планах графа заполучить бессмертие. И они этот план поддерживают. Что, если дедушка вычислил этого предателя? Тогда его убийство можно объяснить. — Его убили? — шёпотом повторила Люси. — Это не доказано, — отозвался я. — Но всё указывает именно на это. — Значит, обе стороны стараются завершить Круг крови как можно быстрее, — задумчиво сказала леди Тилни. — Граф даёт задания из прошлого, а в будущем один или несколько его последователей их выполняют. Пол стукнул кулаком по спинке кресла. — Проклятье, — пробормотал он, сцепив зубы. Люси подняла голову. — Но вы же можете сказать хранителям, что не нашли нас! Если наша кровь не будет считана, Круг никогда не замкнётся. — Всё не так-то просто. У хранителей… — «уже есть ваш адрес» хотел сказать я, но леди Тилни меня перебила. — Я знаю, у них есть частные детективы, которые следят за нами. Господа де Виллеры и этот самозваный Пинкертон, к счастью, считают себя большими умниками, а меня — дурнушкой, я ведь женщина. Им и в голову не приходит, что частные детективы охотно могут придержать некоторую информацию, если к их зарплате прибавится ещё некий процент, — она победно улыбнулась. — Это краткосрочное укрытие, и уже через некоторое время Люси и Пол заметут все следы. Они начнут новую жизнь под новыми именами… — В квартире на Блендфорд-стрит, — продолжил я, и победная улыбка леди Тилни резко испарилась. Если бы я сказал, что узнал это от самого Пола, то пришлось бы рассказывать и о двух элапсациях леди Тилни, и о записке, и о переходе, но это было бы слишком долго. Поэтому я обошелся более общей фразой. — Всё это нам известно, а завтра утром они получат письмо, уведомляющее о том, что Люси и Пол живут у Вас. — Завтра? — спросил Пол, вид у него был весьма растерянным. — Но тогда будет уже слишком поздно! — Вовсе нет, — сказал я. — С моей позиции это всё уже давно произошло. Я передал письмо ответственному хранителю уже несколько дней назад. Тогда я ещё ни о чём не догадывался. — Тогда мы просто спрячемся, — предложила Люси. — Завтра утром? — спросила леди Тилни с озабоченным видом. — Я посмотрю, что можно сделать. — Я тоже, — сказал я и повернулся к часам. — Но не уверен, что этого будет достаточно. Ведь даже если нам удастся избежать задержания Люси и Пола, я уверен, что граф найдёт средства, чтобы достичь своей цели. О том, что я сам буду готов принести ему эликсир, тоже стоило пока умолчать, чтобы не вернуться в статус врага. Ведь никто пока кроме меня не знал, что если граф, например, просто заколет Гвендолин, и она будет мертва только пару минут, обратный её прыжок может как раз прийтись на эти мгновения, и тогда она останется у него, не сумев перенестись в 2011-й. Ведь это я один прыгнул с ней на руках после бала, рубинового света не было. Именно поэтому я должен был прийти к Сен-Жермену завтра, чтобы забрать Гвенни, чего бы мне это не стоило. Даже если придется вколоть тиопентал натрия Люси и Полу, только бы успеть к ней. — Уж моей-то крови ему не получить, — возразила леди Тилни. Я вздохнул, понимая, что какую-то часть правды все равно придётся раскрыть. — Ваша кровь у нас уже давно есть, леди Тилни. Я был у вас в 1916 году, когда вы вынуждены были элапсировать вместе с близнецами де Виллерами. И вы покорно дали мне взять у вас кровь, я и сам был немало удивлён. Очень надеюсь, что нам с вами выдастся ещё возможность для того, чтобы обменяться впечатлениями. «А не как это было в течение кратких минут в 1852-м», — подумал я, но снова промолчал. — Интересно, это только у меня такое чувство, будто в моей голове прокладывают подземные рельсы, или всем так кажется? — спросил Пол. Гвен рассмеялась. — Мне так точно, — заверила она. — Это просто слишком много информации, чтобы переварить её за один раз. За одну мысль тут же цепляется другая, а за ней третья. — И это далеко не всё, — сказал я. — Нам нужно ещё многое обсудить. Но скоро мы прыгнем обратно. И вернёмся к вам снова — через полчаса. То есть, для нас с Гвендолин это будет завтрашнее утро, если всё пойдёт хорошо. — Это до меня не доходит, — пробормотал Пол, но у Люси вдруг стал такой вид, будто она только что всё поняла. — Если вы здесь не по официальному заданию хранителей, как вы вообще тогда тут оказались? — медленно спросила она и вдруг побледнела. — Или точнее — с помощью чего? — Мы… — начала Гвен, но я коротко поглядел на неё и едва заметно помахал головой. — Это всё мы ещё объясним, — сказал я. Гвен поглядела на часы. — Нет, — твердо произнесла она. Я поднял бровь: — Нет? Гвен глубоко вздохнула и уверенно поглядела на Люси и Пола. — Прежде, чем мы прыгнем обратно, мне надо вам что-то сказать, — тихо начала она. — На это времени нам хватит. Люси, ты сама велела в прошлый раз спросить дедушку о «Зеленом всаднике». Там был шифр, благодаря которому моя подруга и брат Гидеона разгадали координаты тайника, в котором и хранился второй хронограф. Я изумленно посмотрел на Гвендолин, не ожидая услышать про Рафаэля, но ничего не спросил. Люси кивнула. — Лукас перед нашим прыжком сказал передать тебе эту подсказку, но не уточнил к чему это относится. — Мою кровь мы считали вместе с ним в 1956-м в зале дракона, — пояснила Гвен. — Получается еще до того, как там оказалась наша? — удивился Пол. — Да, но сейчас не об этом, — ответил я. — Мне кажется, лорд Монтроуз хотел, чтобы замкнулись два круга, поэтому… — я запнулся, наткнувшись на три подозрительных взгляда. — Поэтому мы его замкнули. Перед прыжком к вам, — смело закончила Гвен. — И теперь у нас есть эликсир. — Вы с ума сошли? — Зачем вы это сделали? — Какое безрассудство! Голоса Люси, Пола и леди Тилни раздались одновременно. — Нет, нет, нет! — заволновалась Люси. — Все пропало, мы ведь специально прыгнули сюда ради этого. И, значит, все было зря? Как нам теперь быть? Граф примет два эликсира с перерывом в двести лет и тогда ему уже никто не сможет помешать, — быстро говорила она, энергично жестикулируя. — Тише, принцесса, — Пол положил руки на ее плечи и угрожающе на меня посмотрел. — Вы должны его уничтожить! Немедленно, как только вернетесь в будущее. Уничтожьте! — потребовал он. — Так и знала, что ничем хорошим это не кончится, — строго сказала леди Тилни. — Господин де Виллер… — начала она, но я перебил. — Леди Тилни, вы сами сказали мне в 1916-м, что все будет хорошо. Главное, мне ничего не испортить неверными действиями. — С какой стати я должна вам верить? — возмутилась она. — Просто уничтожьте эликсир, — снова потребовал Пол. — Нет, — твердым тоном произнес я. — Хранители в любом случае отправят нас с Гвенни завтра к графу. Второй эликсир может стать спасением для нее! Пол злобно зыркнул на меня, когда я произносил «Гвенни» и процедил: — Бред собачий! Ничего хорошего от эликсира не будет. От него необходимо избавиться. — Пол! — одернула его Люси. — Гвендолин… — что-то хотела сказать она. — Да хватит уже повторять одно и тоже, — остановила её Гвен. — Я понимаю, что вы беспокоитесь за меня. И я знаю, что вы, — она глубоко вздохнула, — мои родители, — после чего резко выдохнула и начала дрожать всем телом. Я немного склонился над ней, чтобы приобнять. «Моя смелая и решительная Гвен». В комнате воцарилось гробовое молчание. В глазах Люси и Пола читались все возможные эмоции: растерянность, тревога, стыд. Но, самое главное, в них отражались вина и любовь. — Прости, прости нас, милая! — заплакала Люси. — Мы не хотели тебя оставлять. Ни за что на свете! Мы так тебя любим, родная, — она в порыве обняла Гвен, и я всем существом почувствовал, как давно она хотела это сделать. — Девочка наша! — Пол обнял их двоих и в этот раз тоже заплакал. — У нас не было выхода. Мы не могли поступить иначе ради твоей безопасности. Они плакали втроем, обнявшись, и даже леди Тилни не стала останавливать их. Первой в руки в себя взяла Гвендолин, возможно, потому что она уже успела сегодня выплакать хотя бы немного свою боль. — Я знаю. Все хорошо, — она утерла слезы платком. — Но вы еще должны знать, что граф не может убить меня, потому что я бессмертна, — она попыталась улыбнуться сквозь слезы и ей это удалось. — Что? — одновременно спросили Люси и Пол всё еще со следами слез на щеках. — Алестер вчера на балу в 1782-м попал шпагой в артерию, Гвендолин потеряла много крови, — переступая в очередной раз через страшные воспоминания, объяснил я, — именно поэтому я пригвоздил его к стене. — Я умерла, а потом воскресла, — дополнила Гвен. — А теперь нам действительно пора уходить, потому что время кончилось. Я достал из кармана пророчества, видя неверие в глазах окружающих. — В этих документах есть доказательства нашим словам. Я помню наизусть, поэтому оставляю их вам. Может, вам удастся найти в них подсказку. Я сначала смог вынести лишь одну вещь из этого, — я горько усмехнулся. — До встречи через полчаса, я постараюсь придумать план. У меня на это будет больше времени. Люси, Пол, и даже леди Тилни все еще пребывали в состоянии шока от услышанного, и лишь кивнули в ответ, сидя растерянно с открытыми ртами, пока мы выходили из комнаты. Мы в молчании возвращались в церковь под дождем, держась за руки. Я отдал Гвен свой пиджак, накинув на её плечи. И думал о том, как предотвратить поимку Люси и Пола. Они не должны были появиться в Темпле, оставалось мне самому прыгнуть еще раз в 3-е августа и забрать обратно письмо у адепта. Как хорошо, что я не стал тогда относить его Магистру. Надо было только угадать момент и подойти к вахте Цербер по переходу с другой стороны, благо подземные лабиринты это позволяли сделать. Мы вошли в церковь, а Гвендолин продолжала нервно дрожать после разговора со своими настоящими родителями. — Иди ко мне, — я притянул её к себе и крепко обнял. — Всё будет хорошо, Гвенни. Мы стояли так совсем недолго, потому что через пару минут она отстранилась, первой переносясь к хронографу. В этот раз я расстёгивал пуговицы на ощупь, смотря вдаль, и пытаясь продумать план на завтра. Гвендолин не могла просто так взять и покончить с собой. Как я уже успел убедиться, она была сильнее этого, не вскрывая вены, как мне показалось, и не ломаясь от моей глупой игры, и сейчас стойко вынося испытание неожиданно свалившейся правдой о своей жизни. Согласно пророчествам это могло произойти из-за меня. Черт, уже в Гайд-парке, в первый день нашего знакомства! От этой мысли страх начал разливаться по моим венам. Я закончил с пуговицами, развернул её к себе лицом и серьёзно посмотрел в глаза: — Гвен, что бы завтра не случилось, ты не должна бросаться мне на помощь, не должна жертвовать собой. — Но я не смогу иначе, — она с грустью посмотрела на меня. Я тяжело вздохнул, нежно провел по её щеке ладонью и зашел в кабинку, чтобы переодеться. Когда с одеждой было покончено, Гвенни всё равно мелко подрагивала. Мы стояли посередине церкви, обнявшись. Как и на диване в 1953-м, только когда я обхватывал её своими руками, она успокаивалась. — Не хочу на вечеринку, — жалобно проговорила она. — Вообще никуда не хочу. — Поехали ко мне, — предложил я. — Одну я тебя не оставлю и не дам сейчас уехать домой.

***

— Лесли мне отправила уже два сообщения, — сказал Гвен, проходя в квартиру. — Она просит, чтобы мы немедленно пришли на вечеринку. О, вот еще одно. — Напиши, что ты не в состоянии. Пусть лучше они приходят к нам, — ответил я, стягивая куртку и проходя в гостиную. Через полминуты телефон Гвендолин запиликал. — Она ответила, цитирую: «А ну-ка поднимайте свои задницы прямо сейчас, иначе я ни за что не ручаюсь», — Гвен подняла брови. — Лесли не стала бы просто так писать такие гневные смски. — Да и Раф не дал бы ей даже повода заскучать на этой вечеринке, — согласился я, зная брата и его влюбленность в Лесли. Видимо, причина была действительно весомой. И вновь пришлось идти переодеваться. Уходя в спальню и оставляя Гвен в гостиной, я произнес: — Позови, как будешь готова. Гвен в ответ коротко кивнула. Как ни странно манжеты вчерашней рубашки оказались чистыми, да и сюртук тоже. Я поморщился. Это точно было обильное внутреннее кровотечение. Из-за того, что я позволил себе потерять контроль над ситуацией. Через несколько минут я услышал голос Гвенни: — Гидеон… Я выглянул из-за двери и увидел её в пышном зеленом платье с открытыми плечами и откровенным декольте. Черт, будто мне было мало платья для 1912-го. — Поможешь со шнуровкой на корсете? — она виновато улыбнулась. — Мне снова не дотянуться. Я почти обреченно согласился: — Да, конечно, — и подошёл ближе. — Мадам Россини издевается надо мной, — пробормотал я, беря в руки концы шелковой ленты. — Ты что-то сказал? — спросила Гвен, слегка повернув голову. — Тебе к лицу все платья из ателье мадам Россини. Ты великолепно выглядишь, — ответил я. С корсетом я управился гораздо быстрее, чем с пуговицами, но вид хрупких плеч и изящной шеи порядком подкосил мою силу воли. Особенно когда Гвен слегка наклонила голову в бок, отчего безумно хотелось поцеловать впадинку между шеей и плечом, переходя на ключицу. — Пожалуйста, пойдем скорее, — шепнул я, наклонившись к уху Гвен, и смазанно поцеловал её в висок. — Да, а то Лесли будет сердиться, — согласно сказала она. «Ох, если бы дело было только в Лесли…» — рассеянно подумал я, заставляя взять себя в руки. Оказавшись на улице, Гвендолин уверенно зашагала к Челси-Мэнор-стрит. — Можем остановить такси, — предложил я. — Я взял деньги. — Не нужно. Дом Синтии находится недалеко отсюда. — Как скажешь. Возможно, такси нам пригодится для обратной дороги, — я лукаво улыбнулся. Гвендолин смерила меня недовольным взглядом. — Ах, вот ты как. Между прочим, я действительно не пью на вечеринках. — Да, в прошлый раз ты тоже говорила, что одно из твоих железных правил — не употреблять алкоголя. Я был трезв и все прекрасно помню. Гвен покраснела. — Сегодня я точно не собираюсь напиваться. Да будет тебе известно, что именно на вечеринке Синтии два года назад я впервые попробовала водку, смешанную с ванильным мороженым и апельсиновым соком. И тогда зареклась даже смотреть в сторону алкоголя. Я рассмеялся, после чего она обиженно насупилась. — Извини. Не очень приятно становиться объектом для колкостей, не так ли? — Совершенно не приятно, — согласилась Гвен, а потом удивленно посмотрела на меня. — Ты что, обиделся на крыше, когда говорил, что мне не помешало бы более уважительно относиться к некоторым вещам? — На тебя невозможно обижаться. Во всяком случае, дольше пары минут, — улыбнулся я. Мы подошли к одному из обычных для Челси домов и стали подниматься по лестнице. — И, кстати, я тогда выпила, потому что… — начала Гвенни. — Боялась графа, — быстро сказал я. — Не только это, — она смущенно посмотрела на меня, но я ничего не успел спросить, так как нам открыл дверь парень, переодетый в костюм садового гнома. Музыка гремела вовсю, и я пожалел, что это были не Green Day, которых врубил Рафаэль во вторник, а нечто менее мелодичное. Мимо садового гнома поспешно протиснулась девочка с короной на голове, и тут её вырвало прямо в пепельницу, которая стояла у входа. Лицо у неё отдавало зеленцой. — Победа! — воскликнула она, снова выпрямившись. — Я уж думала, что не дотерплю до выхода. — О, школьная вечеринка, — тихо сказал я, приподняв одну бровь и мысленно содрагаясь. — Как хорошо. Я заглянул внутрь. Это был действительно один из респектабельных домов, типичных в Челси, за некоторым исключением: толпа снующих туда-сюда школьников, танцы, начинавшиеся от входной двери, и громкий смех. — Вы в зелёном, а значит, можете без проблем присоединиться! — прокаркал «гном» и сунул бокал в руку Гвен. — Вот, прошу, зелёный монстро-коктейль. Очень полезно для здоровья. Чистый фруктовый сок, свежие овощи, зелёный пищевой краситель — натуральный! — и капля вина. Тоже экологически-чистого, конечно же. — Ваши родители что, уехали на выходные куда-нибудь за город? — спросила Гвен и попыталась протиснуться внутрь в своём платье. — Что? — переспросил парень, и Гвенни пришлось громче повторить свой вопрос. — Не-е-е, они шастают где-то тут, — язык у садового гнома немного заплетался. — Они поругались, потому что папа упёрся, что хочет жонглировать зелёными соевыми шариками, а затем приказал всем повторять за ним следом. Выигрывает шарик, попавший маме на шляпу. Эй, Мюриел, тебя что, в шкафу запереть? Туалет вон там. — Ладно, тут явно что-то не так, — сказала Гвен мне, перекрикивая музыку и голоса. — Как правило, люди здесь должны ходить по струнке, собираться в чинные группки, как цветы брокколи, и ждать полуночи. И стараться, во что бы то ни стало, не попадаться на глаза родителям Синтии, иначе придётся играть в их милейшие игры, которые интересны только им самим. Я взял у неё бокал и сделал глоток. — Я бы сказал, что истина находится здесь, — улыбнувшись, ответил я. — Капля белого вина? Да тут не меньше половины бокала водки. Гвенни повела меня к танцполу, который организовали в гостиной, здесь в довольно яростном танце кружилась женщина в костюме Статуи Свободы. Гвен что-то сказала, но я не расслышал, оказавшись прижатым к стене гигантским стручком перца, девушка в котором пробормотала: — Прр. стите. — Но тут ее глаза расширились: — О боже, ты настоящий? — она, проверяя, потыкала пальцем в мой сюртук. — Сара, тебе Лесли случайно на глаза не попадалась? — раздражённо спросила Гвен. — Или ты уже так много выпила, что не можешь вспомнить. До чего же приятно было видеть ревность на лице самой красивой девушки. Моей девушки. — Да я трезва как стёклышко! — крикнула Сара. При этом её так закачало из стороны в сторону, что она тут же свалилась бы, поэтому мне пришлось подхватить её. — Я тебе докажу: Тридцать три корабля лавировали, да не вылавировали. Лавировали да не вылавировали! Ну-ка, повтори! У тебя так не получится, это уж точно, и кто тут из нас пьян? — она бросила похотливый взгляд на меня, и я снова улыбнулся ревнивому выражению на лице Гвен. — Если ты вампир, можешь меня укусить. Гвендолин была невероятно напряжена. Расслабление явно не светило ей на этой вечеринке. — Bay, Гвенни! — крикнул парень в комбинезоне из искусственного газона. Он выпучил глаза на её декольте и тихо присвистнул. — Я-то всегда знал, что под твоей школьной блузкой скрывается нечто большее, чем доброе сердце! Она скорчила раздражённую гримасу. Но, черт возьми, я-то уже знал, насколько прав этот парень, поэтому не смог подавить улыбку, которую заметила Гвен, недобро сверкнув глазами в мою сторону. — Эй, Гордон, а ну-ка повтори четыре раза подряд: Корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали! — крикнул ему стручок перца, точнее, девушка в нем. Хм, Гордон. Так вот как выглядит тот самый парень, который приобнимал Гвен на школьном крыльце, и, если мне не изменяет память, целовался с ней. Теперь была моя очередь ревновать, пусть и к полному придурку, который пытался повторить скороговорку. — Равировали равировали, да не вырвалрировали, вывалировали, то есть, вылавировали, — солидно закончил Гордон. — Просто как дважды два. Эй, Гвенни, ты уже пробовала это коктейль? — он доверительно наклонился и пробурчал что-то ей на ухо, отчего я скрипнул зубами. — Расскажу вам про покупки, про какие про покупки, про покупочки мои, повтори это четыре раза подряд, — прокричала напоследок Сара, и побрела, покачиваясь, дальше, попутно цепляясь руками за всё подряд, в том числе облапывая меня. — Лесли в зимнем саду. Там установили караоке. Я тоже туда направляюсь, только вот сначала схожу, пожалуй, ещё за глоточком коктейля. Это лучшая вечеринка из всех, на которых мне только довелось побывать. Гордон захихикал. — Да, Синтия должна быть нам по-настоящему благодарна. После сегодняшнего вечера никто больше не осмелится назвать её праздники скучными. Да она просто счастливица! К тому же, они заказали так много зелёной еды, слишком много. Можно было бы позвать ещё пару-тройку друзей. Даже тех, кому наплевать на костюм, тем более, на зелёный! Гвен снова скорчила раздражённую мину и энергично потянула меня вперёд, сквозь танцующую толпу. Гордон потащился за нами. — А ты сегодня будешь петь караоке, Гвенни? В прошлый раз ты выступила лучше всех. Я бы обязательно проголосовал за тебя, если бы Кэти не опрокинула себе на футболку стакан воды. Это выглядело так круто, что я… — Ай, да заткнись уже, Гордон, — сказала Гвен, и в этот момент я уже хотел развернуться и отправить его в нокаут, но увидел Шарлотту в красивом зеленом платье, стоящую на столе и поющую в микрофон. Похоже, пьяную в стельку. Потому что в трезвом состоянии она бы никогда себе это не позволила. — О Боже, — пробормотал я, крепко схватившись за дверную раму. — Ready for those flashing light (Я готова к вспышкам фотокамер), — пела Шарлотта. Вокруг стола собралось уже немало ликующих поклонников, ведь пела Шарлотта довольно неплохо. Гордон протолкался вперёд среди беснующихся фанатов, и проорал: — Долой одежду! Раздевайся! Гвен оставила меня у двери, пробравшись к Рафаэлю и Лесли, а я же не мог сдвинуться с места, слушая слова песни: Baby there's no other superstar I'm your biggest fan I'll follow you until you love me Papa-paparazzi Baby there's no other superstar (Потому что ты знаешь, малыш, что я…. Я твоя самая большая поклонница, Я буду ходить за тобой по пятам, пока ты меня не полюбишь. Папа-папарацци… Малыш, нет других суперзвёзд,) Это было полной противоположностью чистому и проникновенному пению Гвен на суаре, но я почему-то был уверен, что Шарлотта поет сейчас про себя. — You know that I'll be your Papa-Paparazzi (Ты ведь знаешь, что я буду твоей Папа-Папарацци), — горланила она в микрофон, а когда Гордон снова потребовал «Долой одежду!», Шарлотта начала медленно, пальчик за пальчиком, снимать длинные зелёные перчатки, помогая себе зубами. Гордон поймал перчатку, и толпа радостно загудела. — Дальше! — орали все, и Шарлотта переключилась на вторую руку. Но тут она вдруг остановилась как вкопанная, встретившись со мной взглядом, и её глаза сузились. — Вы только посмотрите, какие гости! — сказала она в микрофон, и взгляд её забегал по головам слушателей, пока не остановился на Гвен. — И моя сестрица тоже тут, ясное дело! Эй, ребята, известно ли вам, что Гвендолин на самом деле путешественница во времени? Вообще-то я должна была прыгать во времени, но судьба распорядилась иначе. И вот я здесь, стою перед вами, будто одна из глупых золушкиных сестёр. — Пой дальше! — раздосадовано скандировали фанаты. — Долой одежду! — кричал Гордон. Шарлотта склонила голову на плечо и бросила на меня горящий взгляд. — But I won't stop until that boy is mine (Но я не остановлюсь, пока ты не станешь моим)? — пропела она вопросительно. — Ха-ха, ещё чего! Так низко пасть! — она направила на меня указательный палец и закричала: — Он тоже путешествует во времени. И уже очень скоро он сможет вылечить человечество ото всех болезней. Слушатели Шарлотты были явно озадачены. Я чувствовал, что она пытается избавиться от огромной занозы, засаженной мной собственноручно в её сердце. Только Гордон продолжал весело горланить своё «Долой одежду!». Я смотрел на Шарлотту, умоляя взглядом прекратить то, о чем она будет жалеть, протрезвев, и медленно прокладывал себе дорогу к столу, на котором она стояла. Шарлотта набрала в лёгкие побольше воздуха, и микрофон разнёс её глубокий вздох в самые отдалённые уголки зимнего сада. — Он и я — мы знаем об этой истории всё. Мы учились вместе для наших будущих совместных путешествий во времени. Вы бы видели, как он танцует менуэт. И ездит верхом. И фехтует. И играет на фортепиано. Я почти до неё добрался, глубоко внутри усмехаясь произнесенным словам*. — Всё, что он делает, он делает лучше всех. Он может объясняться в любви на восьми языках, — сказала мечтательным голосом Шарлотта и на глаза у неё навернулись слёзы. — Но я не услышала ни одного из этих объяснений, о нет! Он смотрит только на мою ужасную сестрицу. Я протянул Шарлотте руку. — Пора домой. — У-у-у-у, — разочаровано протянул Гордон, но все остальные зрители затаили дыхание. — Оставь меня в покое, — ответила Шарлотта. Её немного покачивало из стороны в сторону. — Я ещё не всё сказала. Я запрыгнул к ней на стол, вырвал микрофон из её рук и проговорил: — Лекция закончена. Пойдём, Шарлотта, я провожу тебя домой. Шарлотта фыркнула как разъярённая кошка. — Только попробуй ко мне притронуться, я тебе череп проломлю. Я всё-таки владею некоторыми боевыми искусствами, ты же знаешь. — Я тоже. Забыла? — я снова протянул ей руку. Шарлотта замешкалась, но затем протянула руку в ответ и даже позволила снять себя со стола. Она еле держалась на ногах, поэтому я положил руку ей на талию, предотвращая падение, и повернулся к Гвен, Рафаэлю и Лесли. На лице Гвендолин отражалась сразу буря эмоций: восхищение Шарлоттой, жалость к ней же и… снова ревность. — Я должен быстро с этим разобраться. А вы пойдёте с Рафаэлем ко мне домой, — коротко сказал я. — Увидимся там. — Я посмотрел в глаза Гвен, стараясь убедить её в том, что в моих чувствах она не должна сомневаться. — До скорого, — попрощался я. Гвен кивнула. — До скорого. Шарлотта промолчала. Мы вышли на улицу. — Отпусти меня, я смогу идти сама, — грубо сказала Шарлотта и стряхнула мою руку. Некоторое время мы шли молча, хотя я знал, что нам необходимо поговорить. — Шарлотта, — осторожно позвал я. — Чувствую себя сестрой золушки, у которой замарашка прямо из-под носа увела принца, прибыв при этом на бал последней, — горько и зло проговорила она. — Ты не права… — начал я, но Шарлотта меня перебила. — Вот только не надо говорить мне, что я — спящая красавица, которая должна дождаться своего суженого! Я усмехнулся. — Вообще-то, я не это имел в виду. Она недоверчиво покосилась на меня. — Шарлотта, я — не принц. Мне лучше подойдёт сравнение с лягушонком, раз уж мы перешли на сказки. Поверь, я и сам не понимал до недавнего времени, насколько жалок. А ты, скорее, Белоснежка, которая много лет подряд пыталась угодить семи гномам: хранителям, своей маме, окружению. Просто подумай об этом. Не делай себя раненой птицей в клетке, дверцу которой открыли. Мы снова молча пошли по Бромптон-роуд в сторону Мейфэра. — Знаешь, я одного не понимаю, почему ты вообще вдруг начал развивать наши отношения после стольких лет? Мог бы оставить всё, как есть, а не давать надежду, — сказала Шарлотта, продолжая идти. Говорить сейчас о поручении графа означало снова перекладывать собственную вину на других. Ведь решение-то принимал я. — Если бы ты спросила меня об этом ещё неделю назад, то я бы не смог ответить, а теперь понимаю, что должен попросить прощения, — сказал я, после чего Шарлотта удивленно на меня посмотрела. — Прости, что я хотел контролировать тебя. Мне казалось, что и в прошлом ты захочешь быть лучшей, доказывать свою готовность и идеальность, и из-за этого будешь лезть на рожон. Ты всегда на занятиях пыталась прыгнуть выше головы… — Да я вела себя так, потому что это было идеальным прикрытием моих чувств к тебе! — она перебила меня, повысив голос. — Прости, — с искренним сожалением произнес я, — я слишком поздно это понял. Видимо, за пять лет я так и не смог узнать тебя. Теперь ты видишь, что Гвендолин здесь ни при чем? Я ведь ещё в прошлый понедельник хотел прекратить это всё, когда с ней вовсе и не был знаком. — Да, — Шарлотта кивнула и наморщила лоб. — Да, ты тогда убежал к хронографу, — теперь сомнений не оставалось, что она точно все поняла. — Мне и правда было нужно к нему, — криво улыбнулся я. — Хотя, признаюсь, я тогда отступил. Впервые в жизни. — Но почему, почему именно Гвендолин? — непонимающе спросила Шарлотта. — Вы же знакомы меньше двух недель! — Ты точно хочешь это услышать? — Я бы даже сказала, что имею на это право, — не терпящим возражений тоном сказала она. Я глубоко вздохнул, немного помолчал, а потом ответил: — Она лечит мои раны, даже не зная об этом. Шарлотта резко остановилась. — Что? Какие раны? — она приподняла брови. — Видишь, мы оба друг друга так и не научились понимать, — сказал я, Шарлотта поджала губы, и мы продолжили путь. А я стал говорить дальше: — Даже сегодня ты перечисляла лишь мои навыки: фехтование, танцы, верховая езда, языки. Но видела ли ты за этим что-то ещё? Я ведь знаю, что ты не понимала меня в желании избавиться от гена, уехать из Лондона, жить обычной жизнью. Разве не так? Шарлотта промолчала, что я посчитал согласием и продолжил. — Гвендолин на следующий же день после знакомства поинтересовалась моим отношением к этой истории и восприняла мой ответ всерьёз. Она не стала говорить: как же ты можешь хотеть избавиться от этого дара? Как же ты можешь хотеть уехать из Лондона, где тебя чуть ли не небожителем считают? Она спокойно спросила: где бы я хотел побывать? Скучаю ли я по своей маме? Она учит меня доверять. И прощать. Гвендолин всегда такая разная. Она может смело бросаться со шпагой наголо, чтобы защитить меня, а через пять минут быть самым беззащитным человеком на свете. Она может шутить и предлагать потанцевать с диваном, а потом всерьёз спрашивать про графа. Я за две недели успел вывалить на неё столько претензий, сколько не предъявлял тебе за все пять лет, а она все равно принимает меня после этого, — я помолчал, а потом все-таки добавил. — А ещё она учит меня любить. Я перестал говорить, понимая, насколько могут ранить Шарлотту мои признания. Но она остановилась, спокойно посмотрела на меня и серьёзно спросила: — Красота в глазах смотрящего? Я просто кивнул. — И, я вижу, что ты еще долго можешь продолжать. Я снова кивнул и виновато улыбнулся. — Знаешь, даже я о тебе столько не могу сказать, — она улыбнулась в ответ и пошла дальше по улице. — И я очень этому рад, — просиял я.- Ты даже не представляешь, насколько. Ты действительно очень хорошая девушка, Шарлотта, и я верю, что ты найдёшь человека, достойного тебя. Не обижайся, но я думаю, ты любила не меня, ты любила саму идею о любви. — А разве у вас с Гвендолин все настолько серьёзно, и ты можешь с уверенностью утверждать, что значит любить? — скептично спросила она. Я помолчал, а потом решился признаться, и с каждой фразой тон моего голоса слегка повышался, а движения рук становились более размашистыми, словно помогая мне выплеснуть целый фонтан эмоций: — Знаешь, могу. Потому что для меня любить Гвендолин — это гореть и замерзать. Во время поцелуя на балу. И после осознания, что это я убил её. — Это жить, умирать, а потом воскресать. Когда я чувствовал её уже моей, а потом должен был оставить, но она все равно снова рядом. — Это ломаться на куски, а потом собирать себя в единое целое. Как это было дважды после элапсаций, когда я почти кричал на неё, но позже признавал свою вину и начинал доверять ей. — Это обретать себя. Ведь я просто не мог сначала позволить доверять кому-то еще, кроме самого себя, и именно поэтому меня так крошило и корежило поначалу. — Это бояться впустить её в свою жизнь, а потом все равно открывать настежь двери. Как я глупо пытался всё отрицать после сражения в Гайд-парке и первых поцелуев, а уже через несколько дней признавался ей в любви игрой на скрипке и словами. — Это готовность ждать. Хоть я и думал, что потерял её, но решил следовать за своей звездой на край света, в глубине души все равно надеясь, что когда-нибудь мы будем вместе. — Это как дышать, — я глубоко вздохнул. — Необходимость. Все это время Шарлотта внимательно смотрела на меня, и я чувствовал, что с каждым моим признанием её невысказанная боль уходит, что ей становится легче. Возможно от того, что она не испытывала всех этих чувств ко мне и готова отпустить. И вдруг она рассмеялась. — Ты был прав. Наверное, я и правда пока не встретила того человека, ради которого готова выглядеть такой же безумной дурочкой, каким ты выглядишь сейчас. Так глупо и нелепо с этими громкими фразами, но я понимаю, что ты — серьёзно. Я рассмеялся в ответ. — Ты была хорошим другом, Шарлотта. — Была? — она приподняла одну бровь. — Я бы очень хотел сохранить нашу дружбу, но вы с Гвен, мягко говоря, не ладите. — Ну, ты мастер на патетические речи, которые даже меня могут убедить, — она смешно сощурила глаза. — Моё отношение к ней уже, пусть и о-о-очень медленно, но начинает меняться. Я постараюсь взглянуть на Гвендолин с другой стороны. Думаю, что и Гвен благодаря тебе не составит труда пересмотреть свои взгляды, — она улыбнулась. — Спасибо. — За что? — удивился я. — За то, что был честен и искренен. — Это всё Гв… — Ну вот не надо, ладно? — перебила она, усмехаясь. — Я ещё не настолько прониклась симпатией к своей кузине. Спокойной ночи, Гидеон, — она открыла дверь в свой дом. — Спокойной ночи, Шарлотта, — легко попрощался я, будто с чувством выполненного долга. Я остановил проезжавшее мимо такси. Все-таки деньги мне пригодились. Пока я ехал по ночному городу, до сих пор переживая собственное признание, мысли продолжали плыть в том же направлении. Если бы я мог проговорить кому-то вслух, поправ свою гордость, я бы обязательно сказал, что теряю контроль рядом с Гвендолин, из-за чего почти готов рычать на Марли, ревнуя, готов отстреливаться на балу и избивать Ракоци, при этом в реальности ударяя кулаком стену, крепко ругаясь на французском, разбивая часы. Я бы сказал, что быть с ней — это сладко, ярко, томительно, больно. Но всегда невероятно и прекрасно. Что всё внутри меня взрывается, иногда раня меня самого и окружающих. Но мне нужна её любовь. Я бесшумно открыл входную дверь, прошел к гостиной и остался в дверном проеме, незамеченный. Гвендолин сидела на моем диване в моей квартире в окружении Рафаэля и Лесли. И это было так важно и правильно: видеть её здесь. ________________________________ *прим.автора. Мне бы хотелось написать здесь в мыслях Гидеона: «И зайца можно курить научить». Потому что Шарлотте, видимо, интересны были внешние характеристики Гида, и если бы на его месте был кто-то другой, то… Но я не нашла в английском адекватного аналога, а наследие советского кинематографа в голову Гидеона не вложишь. Курсивом в разговоре с Шарлоттой показаны мысли Гида, не высказанные вслух. Песня "My demons" Starset https://m.en.lyrsense.com/starset/my_demons_ Именно быстрый темп и ритмичность песни отражают то, насколько эмоционален и импульсивен Гидеон, пусть он и скрывает это, иногда даже от самого себя. Вся песня — это краткий пересказ 40-ка глав. Первые слова «Mayday» — это аналог сигнала S.O.S. Разве первые две главы это не слабый сигнал бедствия? А дальше первый куплет — отражение того, как Гидеон каким-то чудом не превратился в «андроида, скрученного из лампочек и гаек дядюшкой Фальком и мистером Джорджем». Я представляю, как ему промывали мозги, чтобы он готов был убивать, если понадобится. Он даже чувствовал, что его хотят сломать. Как ни странно, но противостоял он этому давлению благодаря разочарованию в матери, до конца не веря после 10-ти лет уже никому. Припев, конечно, про Гвендолин, избавляющей его от демонов, которые не дают ему прощать, любить, доверять, брать ответственность, признавать вину. Короче, все то, что уже было прописано. Второй куплет — это про неделю без неё, когда его натурально «плющило». А третий — это, по сути, все его мысли к Гвен во время поцелуя на балу, и потом, когда он едет к ней, разговор в её комнате. Да и дальше это будет. И медленный финал песни отлично подходит к тому, как Гидеон с любовью смотрит на Гвен, находящейся в его квартире и в его жизни. Это была самая длинная глава. Я надеюсь, вы выдержали. Делить ее совсем не хотелось. Потому что у Гидеона не может быть отдельно — хочу тело/люблю душу. Все это вместе. И я не могу сдержаться, чтобы не заметить как хорошо бы подошло то светло-серое платье для высокорейтинговой работы где-нибудь в октябре 2011-го для героев. R или даже NC-17. Но я знаю, что многие такое не любят.