Таймлесс. Pov Гидеон

— Девять из двенадцати! — в очередной раз восторженно воскликнул Фальк после того, как кровь леди Тилни оказалась в хронографе, а мы с ним сидели в его кабинете. — Если дальше все пойдет также хорошо, то тебе нужно будет совершить еще три прыжка, и круг крови замкнется, — улыбнулся он. Я непонимающе посмотрел на него. — Почему три? Разве Пол и Люси не скрываются в прошлом вместе? — спросил я спокойным голосом, пока внутри всего меня лихорадило. Хранители действительно составили план, по которому хронограф можно будет наполнить если не сегодня, то завтра. А я все еще не представлял будущее дальше предстоящего разговора с Гвендолин. — Да, ты прав, — согласился дядя. — Но мы ведь предполагаем только год, в котором они скрываются. Благодаря тому письму, которое ты передал в прошлую пятницу Магистру третьего августа 1912-го, мы надеемся заполучить точные сведения о местонахождении Люси и Пола. Я вспомнил, что передал письмо адепту, но суть от этого не менялась. Скорее всего, как мне и пообещал тот мужчина в 1912-м, конверт попал в предназначавшиеся руки. Фальк продолжал благодаря прекрасному настроению, делавшему его более словоохотливым, чем обычно: — Я написал о том, что вы столкнулись с Полом и Люси в доме у леди Тилни, и попросил взять дом в Белгравии под пристальное наблюдение. Возможно, они появятся там еще раз, а если нет, то хранители проследят за Леди Тилни, которая, скорее всего, выведет детективов на верный след, указывающий на реальные имена и адрес предателей. — Дядя, как ты можешь говорить так о родном брате? — спросил я, думая о том, что Пол с Люси могли вовсе и не быть предателями. — Несмотря на любые родственные связи, вещи нужно называть своими именами, — хмуро проговорил Фальк и задумался, смотря мимо меня. И эта фраза доказывала лишний раз, что мне нельзя показывать тайные пророчества никому, даже собственному дяде. Я понимал, что времени для того, чтобы спасти Гвендолин, практически не оставалось, и поэтому спросил обреченным голосом: — Куда сегодня мне прыгать дальше? — На сегодня заданий хватит, — ответил Фальк бодрым голосом, вернувшись из своих мыслей. — Ты хорошо поработал. Поэлапсируй еще пару часов в подвале вместе с Гвендолин, потренируй ее перед завтрашним балом. — Нет! — выкрикнул я, чем вызвал удивленный взгляд дяди. Только не сто двадцать минут в подвале наедине с Гвен. Я точно знал, что не смогу себя контролировать, и тогда под затеей с друзьями можно было писать «все пропало». Я постарался быстро взять себя в руки и сказал первое, что пришло в голову. — Она прекрасно справится завтра, — я не произносил вслух любимое имя, боясь, что меня разорвет на куски прямо перед Фальком, пусть и в переносном смысле. — С манерами все в порядке, с танцами тоже. Лучше я посижу и полистаю хроники, касающиеся Люси и Пола, чтобы мне легче было выполнить задание, связанное с ними. — Хм, а ты прав, — согласился дядя, встал со своего места и подошел ко мне. — Но сначала поешь, а время элапсации лучше потрать на отдых. Выглядишь ужасно, — он похлопал меня по плечу. — Знаю, — со вздохом ответил я. — До встречи, — и вышел из кабинета. Я был согласен с Фальком в том, что истощенный организм явно не будет мне помощником в деле спасения Гвен, поэтому пошел обедать. То ли еда действовала подобно лекарству, то ли мозг, наконец, получил необходимую глюкозу, но вдруг меня осенило. Точно, Люси и Пол! Они украли первый хронограф и прыгнули в прошлое не ради каких-то своих странных целей, а для того, чтобы помешать кругу крови замкнуться и спасти жизнь Гвендолин. Они что-то знали еще до прыжка и могли сообщить об этом хранителям. Мое подсознание в разговоре с Фальком выдало правильное решение еще до того, как я успел что-либо сообразить. Надо было срочно идти в документариум. Я быстро доел бифштекс с овощным рагу, вскочил из-за стола и направился к выходу из столовой, но путь мне преградил мистер Джордж, появившийся в дверях. — Добрый день, Гидеон! Я поздоровался в ответ и хотел обойти хранителя, но тот остановил меня. — Подожди, я хотел поговорить с тобой на счет вчерашнего вечера. Сейчас было совсем не до того, чтобы вспоминать и тем более говорить о болезненных ощущениях в моей груди, связанных со вчерашним вечером, но мистер Джордж серьезно посмотрел и жестом пригласил пройти с ним в коридор, не оставляя мне выбора. Он начал первый: — Не знаю, что там произошло у вас с Гвендолин вчера, но, мне почему-то подсказывает чутье, что винить нужно тебя. — Вы правы, мистер Джордж, — согласился я, опуская глаза в пол. Его слова вернули меня в то оцепенелое состояние, где были лишь боль в глазах и холод в голосе Гвен. Но добродушный старичок ждал, по-видимому, другого ответа. — Гидеон, прекрати морочить девочке голову, — строго сказал он. Я поднял взгляд и, смело смотря в его глаза, честно ответил: — Я обещаю, что этого больше не повторится. Я поговорю с ней. Это была чистейшая правда. Я увидел, как мистер Джордж расслабился, опустив плечи. — Хорошо, — он примирительно улыбнулся. — Гвендолин как раз скоро приедет. Я молча кивнул и пошел к выходу из Темпла. Я хотел поговорить с ней сразу, как только увижу, пока моя решимость была крепка, а любое промедление представлялось угрозой для ее жизни. Я вышел на улицу и присел на ступеньках здания. Утренняя серость сменилась ясной солнечной погодой, а небо было пронзительно голубым, напоминая о красоте глаз Гвендолин. Не в силах выносить этот прекрасный цвет еще до встречи с ней, я уставился в каменные ступени и начал думать. Леди Тилни говорила, что вся нужная мне информация содержится в пророчествах. Я достал их из кармана джинсов и начал читать. Листы изрядно помялись, постоянно кочуя из одежды XVIII века в карман моей куртки, а затем и в карман джинсов, поэтому не могли вызвать подозрения у окружающих. Я перечитывал стихи, как вдруг обратил более пристальное внимание на пару строк. Внимайте! Звезда от любви сгорит лишь тогда, Коль на муку и гибель решится сама. Я произнес вслух последнее слово. — Сама! Она должна была добровольно погибнуть из-за любви ко мне. Совершенно не ясно, каким образом она могла бы это сделать, но очевидно граф имел в виду, что Гвендолин готова будет пожертвовать собой ради меня. Что ж, быть другом было однозначно лучше, чем потерять ее навсегда по собственной вине. Я увидел подъезжающий черный лимузин Ложи и спрятал бумаги обратно в карман. Из машины вышли мистер Марли, Шарлотта и Гвендолин. Я встал и отряхнул джинсы. Несмотря на всю уверенность в правильности принятого решения, мной овладело волнение и я начал покусывать нижнюю губу. Гвендолин сделала несколько шагов и остановилась прямо перед входом. Наши глаза встретились, и я понял, что вся моя решимость рушится подобно карточному домику. Ее глаза были в тысячу, нет, в миллион раз прекраснее этого сине-голубого неба над головой! И теперь, кажется, оно всегда будет напоминать мне о Гвен, а солнечные дни превратятся в самые кошмарные. Собрав последние крохи силы воли благодаря голосу Пола, вдруг зазвучавшему в моей голове со словами «Гвендолин умрет», я перевел взгляд на фасад соседнего дома и как можно непринужденнее сказал «Привет!». Я услышал шаги по ступенькам и почувствовал руку Шарлотты на своей шее. Она поцеловала меня в щеку. — Ну, привет, — сказала она. Рафаэль оказался чертовски прав на счет Шарлотты. Сегодня должны случиться два разговора. Главное было пережить следующие десять минут и не свалиться прямо на ступеньках от сердечного приступа, так как сердце билось невероятно быстро, гулко отдаваясь каждым ударом в голове. Я слышал, что мистер Марли что-то сказал Гвендолин про ее рюкзак, а внутри начинал сгорать от ревности. Даже к этому рыжему простофиле. Все мужчины мира имели право на ее любовь. Все, кроме меня. И с этим нужно смириться. Гвендолин медленно поднялась по ступенькам. Я пропустил Шарлотту вперед и взял Гвен за руку, отчего мою ладонь обожгло. — Можно с тобой поговорить, Гвен? Это не займёт много времени, — теперь обожгло и губы. Я впервые произнес ее имя вслух за сегодняшний день. — Конечно. Мистер Марли нервно переступил с ноги на ногу. — Мы немного опаздываем, — пробормотал он, уши его при этом пылали. — Он прав, — с улыбкой прощебетала Шарлотта. — Гвенни перед элапсацией должна ещё попасть на урок, а ты и сам знаешь, каким может быть Джордано, если его заставляют ждать, — она рассмеялась. — Гвенни, ты идёшь? — Она будет на месте через десять минут, — сказал я. — Ты не мог бы немного подождать? Джордано… — начала снова Шарлотта. — Я сказал, десять минут! — рявкнул я, прекращая любые споры со мной. Шарлотта пожала плечами. — Как считаешь нужным, — сказала она и прошествовала вперёд. Мистер Марли поспешно последовал за ней. Когда они скрылись за дверью, я снова уставился на фасад дома напротив и стоял так, потирая затылок, не зная, как начать сложный разговор. Вдруг мы одновременно вздохнули. — Как дела? — спросил я, а Гвендолин в тот же момент спросила: — Как твоя рука? И мы улыбнулись друг другу. — Моя рука чувствует себя просто отлично. Наконец, я посмотрел в глаза Гвен, понимая, что откладывать дальше не имеет смысла. — Гвендолин, даже не представляешь, как мне жаль. Я вёл себя очень… безответственно. Ты действительно не заслужила такого отношения к себе, — начал я издалека, высказывая вслух свои утренние размышления о том, что доверился графу. В голове снова всплыл наш вчерашний разговор в алхимической лаборатории и печальный вид Гвендолин. Мне показалось, что сегодня она выглядела гораздо бодрее и веселее. — Вчера вечером я позвонил тебе примерно раз сто, но твой телефон всё время был занят, - я вовремя себя остановил, чтобы не признаться ей в любви сейчас, когда она стояла так близко ко мне, в который раз срывая предохранитель в моей голове одним лишь своим присутствием. А Гвендолин продолжала внимательно смотреть на меня и слушать. — Я не хотел причинить тебе боль, пожалуйста, поверь, — сказал я серьёзно, а голос мой прозвучал хрипло. Я высказал последнюю правду, которая должна была прозвучать, чтобы Гвен мне поверила сейчас. Потому что дальше мне нужно было говорить только полуправду, перемешивая с ложью. — Вчера вечером ты выглядела такой грустной и разочарованной, — произнося это вслух, я не выдал собственных впечатлений, где-то в глубине души надеясь, что Гвендолин было не так больно, как мне показалось. — Ну, не так всё плохо, — тихо сказала она. Я была просто… мне было немного больно… осознавать, что ты всего лишь играл свою роль: поцелуи, твои признания… — она смущенно замолчала. Я был раздавлен этими словами. Мне не показалось. Она действительно страдала из-за меня. Пора было рубить узел, скручивающий мои внутренности с тех самых пор, когда я впервые прочел пророчества. — Я тебе обещаю, такого больше не повторится, — выдохнул я всю боль. Но Гвендолин ничего не заметила и произнесла энергичным тоном: — Да, к тому же, теперь, когда мне всё известно, у тебя всё равно ничего не получится. Все шло согласно моим мыслям. Она уверена в неискренности моих чувств и готова остаться друзьями.  — Да, кстати, между нами, этот план всё равно был не особенно удачным, — продолжила Гвендолин. — Влюблённых людей ничуть не легче обвести вокруг пальца, даже напротив! Из-за всех этих гормонов никогда нельзя предугадать, что влюблённый сделает в следующую секунду. Я сама — лучший тому пример. — Но во имя любви порой совершают такие поступки, на которые никогда бы не решились в других обстоятельствах, — возразил я, как бы говоря о пророчествах, но на самом деле выдавая самого себя. Я хотел бы сказать, что люблю ее и только поэтому принял самое тяжелое решение в своей жизни. Она стояла сейчас передо мной невообразимо-невыразимо-невероятно красивая. Самая прекрасная девушка в мире, с самыми желанными губами и самым дурманящим голову запахом. И мое тело, предавая разум, желало только одного: прижать Гвендолин к себе и поцеловать. Рука помимо моей воли потянулась к лицу Гвен, но я опустил ее, остановив порыв. — Если человек любит, любимый кажется ему важнее, чем он сам. Я должен был защитить ее от себя, от своих желаний. Но кто мог защитить от них меня?! От желаний, раскалывавших болезненно все мое нутро на две половины. Гвендолин смотрела на меня с сочувствием. Наверное, все эмоции отражались на моем лице. — Любящий человек приносит жертву… — это, наверное, и имел в виду граф, — заставил я себя сказать вслух мысли связанные с пророчеством, чтобы дать хоть немного форы разуму в борьбе над чувствами. Без сомнения, моя жертва была гораздо лучше, чем ее, даже если я обречен на годы страданий, по сути, за каких-то несколько часов наедине с Гвендолин. — А мне вот кажется, что он вообще не знает, о чём говорит, — вызывающим тоном сказала Гвен. — Если тебе интересно моё мнение, я скажу: в любви он разбирается так себе, а его знания женской психологии просто-таки… убоги! Возможно, Гвендолин была сейчас права. По крайней мере, мне хотелось верить в ее слова. Это был тот самый спасательный круг, которого я ждал все утро. Ни я сам, ни леди Тилни не смогли заставить мои мысли течь в обратном направлении, а Гвендолин смогла. И я впервые за день улыбнулся. — Может, ты и права, — сказал я и глубоко вздохнул. Но бумаги в моем кармане не позволяли мне отступить. Да и слова Гвен о том, что «теперь у меня все равно ничего не получится» не оставляли другого выхода, поэтому я продолжил: — Как бы там ни было, я рад, что мы всё прояснили. Но нам же можно остаться друзьями, правда? — Друзьями? — переспросила она. — Друзьями, которые знают, что они могут друг другу доверять и могут положиться друг на друга, — сказал я. — Мне действительно важно твоё доверие. Гвендолин смотрела на меня несколько секунд широко открытыми глазами и молчала. А потом она почти выплюнула: — Ты, подонок! — будто пощечина от нее. — Как только можно быть таким обманщиком! — ее голос стал хриплым, а в глазах отражался гнев. — Сначала ты уверяешь меня в своей любви, на следующий день извиняешься, что ты такой вот завравшийся подлец, а после этого ещё хочешь, чтобы я тебе доверяла? — Гвен… — начал я, но она меня перебила. — Хочешь, я тебе что-то скажу? Мне жаль каждой слезинки, которую я выплакала из-за тебя! Только не думай, что плакала я слишком уж долго! — сказала она жалобным голосом. А для меня это был будто хук справа, от которого теряешь равновесие. Я снова делал ей больно, неправильно все истолковав. — Гвен! — я попытался взять ее за руку. — О Боже! Мне так жаль. Я же не хотел… ну прошу тебя! — О чём? — она яростно смотрела на меня. Я решился сказать ей хотя бы ту часть правды, которую сам готов был услышать. — Гвен, послушай. Нас ждут опасные времена, поэтому очень важно, чтобы мы держались вместе, ты и я! Ты… ты действительно мне очень нравишься, и я хочу, чтобы мы остались друзьями. Ты что, не понимаешь? Только если мы сможем доверять друг другу… Она выдернула руку. — Больно мне нужен такой друг как ты! — кричала она. — Ты вообще понятия не имеешь, что такое дружба! От последних слов были ощущения, будто меня ударили в солнечное сплетение, заставляя согнуться пополам. И я стоял, не в силах сказать больше ни слова, пока она уходила гордо вскинув голову и не обернувшись на меня. И как я, идиот, мог надеяться остаться с ней друзьями? Я ведь сам сравнивал ее с действующим вулканом, готовым взорваться от переполнявших эмоций. Гвендолин была из тех девушек, что уходят из отношений, хлопнув дверью, сжигая за собой мосты, с фразой «гори оно все синим пламенем». И, кажется, я горел… Спустя несколько минут три слова в мозгу вернули меня к действительности. Надо. Ее. Спасти. И я поплелся внутрь здания с надеждой на то, что смогу в хрониках найти какие-то подсказки от Пола и Люси. Но дойти до них мне не дали. И снова это был мистер Джордж, который стоял недалеко от старой трапезной, сложив руки на груди и поглядывая на наручные часы. — Что с Гвендолин? — спросил он. — Пять минут назад она забежала в туалет, сдерживая слезы, — в его голосе сквозило обвинение. — Я попросил ее остаться друзьями, — признался я. Он внимательно посмотрел мне в глаза. Что он в них увидел, оставалось лишь гадать, но спустя некоторое время он поджал губы и кивнул. Из-за двери трапезной раздавалось звучание менуэта. Я вспомнил, что хотел поговорить еще и с Шарлоттой. — Мистер Джордж, поможете мне исправить еще одну ошибку? — обратился я за помощью. Старичок недоумевающе посмотрел на меня, а потом, догадавшись, кивнул в сторону двери танцевального класса и поднял брови. Я утвердительно кивнул в ответ. — Мне кажется, сегодня обе кузины будут не в состоянии заниматься подготовкой к балу, — проговорил он со вздохом. — Я возьму Джордано на себя. Мы вошли в просторное помещение и тут же услышали возмущенный голос Джордано. — А где эта неумеха? Сколько можно ее ждать? — Джордано, — мистер Джордж кашлянул и продолжил, — можно вас на минутку? — Что еще? — недовольно спросил он, но выключил музыку и пошел нам на встречу. Когда он поравнялся с нами, мистер Джордж положил руку ему на плечо и, что-то говоря, буквально вывел в коридор, закрывая дверь. Я пошел к центру зала, Шарлотта тут же порхнула мне навстречу. — Гидеон, ты подумал насчет вечеринки? — спросила она с улыбкой. — Мне уже шьют очень красивое платье. Я буду королевой эльфов, а ты — моим королем, — она взяла меня за руку, а пальцами второй руки нежно провела по щеке. — Нет, — коротко ответил я и отстранился. — Что нет? — Шарлотта продолжала улыбаться, хотя и не так открыто как раньше. — Я не пойду с тобой на вечеринку, — серьезно сказал я. — Хорошо, я помню, что тебе хватает общества моих одноклассников сполна. Давай сходим куда-нибудь в другое место… Я перебил ее. — Шарлотта, я никуда не пойду с тобой. — Но… — она запнулась. — А как же… все разговоры, и звонки, и поцелуй… — она обиженно посмотрела на меня. — Прости, я не могу ответить тебе взаимностью. Ты для меня просто друг, хороший друг, которого я знаю уже много лет, — я был с ней честен до конца. — То, что произошло между нами — ошибка, которую я допустил. В этот раз Шарлотта перебила меня. — Ошибка?! Ты называешь это ошибкой? — она отвернулась и пошла к окну. Мне показалось, что она сейчас заплачет, но когда я подошел к ней, то не увидел даже влажных глаз. На ее лице была усмешка, а в глазах читалось понимание. — Это все из-за нее, — тихо сказала Шарлотта. И это был не вопрос. — Это все из-за Гвендолин? — все-таки спросила девушка. Я помотал головой из стороны в сторону. — Нет, Гвендолин здесь не причем. — Я не верю тебе, — голос Шарлотты начал повышаться. — Все было хорошо, а неделю назад появилась она, и все разрушила, — она уже почти кричала. — Шарлотта, да услышь меня, наконец! — закричал я в ответ. — Я воспринимаю тебя только как друга. Я не люблю тебя так, как этого хочешь ты. — Нет, — ее голос вновь стал тихим и серьезным. — Ты просто запутался, — на ее лице появилась нелюбимая мной сдержанная улыбка, Шарлотта вновь положила руку мне на щеку. Я отвернулся. — Я заставлю тебя разочароваться в ней. Я докажу, что она тебя не достойна, что мы с тобой — идеальная пара. — Шарлотта, — устало произнес я. — Не трать свои силы понапрасну. Мы никогда не были парой. Поверь, ты найдешь того, кто ответит тебе взаимностью. — Но я не хочу, — голос Шарлотты задрожал. Я посмотрел ей в лицо и увидел слезы в глазах. — Я люблю тебя… — Нет, ты только так думаешь, потому что у тебя не было возможности познакомиться с другими парнями. Оглянись вокруг, и возможно, ты найдешь того, кто безумно влюблен в тебя. — Но это будешь не ты, — она уже взяла себя в руки, а в глазах загорелся странный огонь. — Не я… — произнес я, а в голове появился образ Гвен. Мне было горько от того, что она точно также может найти кого-то на замену мне. Я пошел к выходу из зала, считая разговор законченным, как услышал твердый голос Шарлотты: — Я докажу, что она тебя недостойна. Я не сдамся без боя. Я не стал останавливаться, понимая, что любые мои слова бесполезны сейчас. Шарлотте просто нужно было время, чтобы свыкнуться с новыми мыслями. Наконец, я оказался в документариуме и принялся читать хроники, начиная с первого прыжка Пола, случившегося в начале 1991 года. Записи были скучны и однообразны. После того, как Пол побывал у графа, значились только элапсации в 1948-й по несколько часов. Я перешел на 1993-й, когда к нему присоединилась Люси. Все было точно также. Я пролистывал страницу за страницей, не находя ничего нового. И вдруг попалась запись больше, чем обычно. В ней говорилось о том, что Люси и Пол вернулись после элапсации в 1948-м в мокрых костюмах XVII века, производили странное впечатление, говорили сбивчиво и невнятно. При обратном прыжке они угодили в розовый куст под окном зала Дракона. Лорд Лукас Монтроуз заверил всех, что в 1948-м в саду проводился бал-маскарад около бассейна, в который и попали Люси с Полом, а всю ответственность взял на себя. Мне эта запись показалась, как минимум, странной. Я стал внимательнее читать дальше. Судя по хроникам, все было тихо какое-то время. Изменения начались уже в 1994-м, когда был зафиксирован разговор, состоявшийся между хранителями и Полом с Люси. Они пытались доказать, что в тот самый день, когда вернулись мокрые в одежде XVII века, столкнулись в 1602 году с графом Сен-Жерменом на Старом лондонском мосту и стали свидетелями того, как он убил человека. Согласно тем же записям, им никто не поверил. Был устроен целый допрос, где обвинителем выступал Леопольд Марли (скорее всего, дед нынешнего адепта), который, в итоге, объявил, что двое подростков хотят бросить тень на славное имя Великого Магистра, оправдывая свои глупые выходки. Я не знал, что там произошло в 1602-м, и тем более не мог узнать, что творилось в 1994-м, но слова Люси и Пола показались мне правдивыми. Может, граф и хотел заполучить лекарство для человечества от всех болезней и бед, но иногда его методы, мягко говоря, казались негуманными. Тем более, сейчас, когда я знал, что он замыслил убить Гвендолин после того, как будет сформирован эликсир. Пусть ради спасения многих. Но разве есть оправдания убийству? Далее записи вновь свидетельствовали лишь об элапсациях в зале дракона. Однако, начиная с мая, передо мной развернулся целый детективный роман. Люси с Полом сбежали, украв хронограф. На тот момент им было 19 и 17. Я все это уже знал. Как они скрывались от хранителей, заметая следы, покупая неправильные билеты, колеся по всей Европе, а потом их след терялся в сентябре 1994-го. Теперь-то было известно, что они прыгнули в прошлое уже после рождения Гвендолин, иначе каким образом они могли знать ее имя и сказать леди Тилни, но ответов на мои вопросы это не давало. Вообще никаких. Два человека, которым только исполнилось 20 и 18, где-то в прошлом, знающие то, чего не знаю я. А я, черт возьми, даже вопросов задать им не мог. Я чувствовал, что голова начинает болеть от усталости и от предыдущей ночи, поэтому закрыл хроники и убрал на место. Наручные часы показывали половину восьмого вечера. По моим прикидкам, Гвендолин должна была вот-вот вернуться после элапсации. Надо было еще раз попробовать поговорить с ней, чтобы убедить работать вместе хотя бы просто как напарники. Чтобы я мог быть рядом и оберегать ее. Например, от того же Ракоци на завтрашнем балу. Я спускался в подвал по безлюдным и тихим переходам, кусая губы, перед глазами был утренний кошмар, как вдруг услышал в отдалении голос Гвен. — Он пытался выяснить у меня о положении дел в современной Трансильвании, но я, к сожалению, ничем не смогла ему помочь. Удивительно, но она тоже говорила о Ракоци. Я догадался, что это Марли расспрашивал ее о своем предке, и в подтверждение услышал его реплику. — Да, думаю, нелегко ему было жить в изгнании. В это время я вышел из-за угла и Марли испуганно вскрикнул: — Ой! Гвендолин сорвала со своих глаз повязку. «И этот трус является потомком Ракоци?» — подумал я и истерически рассмеялся. — Это всего лишь я, — все еще смеясь, сказал я. — Вижу, вижу, — мрачно ответил мистер Марли. — Вы так меня испугали. — Вы можете быть свободны, я сам проведу Гвендолин к машине, — я протянул Гвен руку, которую она проигнорировала, одарив меня презрительным взглядом. — Нет, это невозможно, — сказал мистер Марли. — Я получил приказ проводить мисс… ох… — он растерянно посмотрел на нее, — мисс Гвендолин, зачем же вы сняли повязку? Это противоречит правилам. — Я подумала, что перед нами пробежала крыса, — сказала она и хмуро поглядела в мою сторону. — И, в некотором роде, не ошиблась. — Посмотрите, к чему привела ваша вольность, — упрекнул меня мистер Марли. Столкнувшись с моим суровым взглядом, он стал запинаться почти через каждое слово. — Даже не знаю, что мне теперь... согласно протоколу… и если мы… — Смотрите, как бы вас инфаркт не хватил от страха, Марли. Пойдём, Гвендолин, нам пора. — Что вы себе позволяете…. я настаиваю… — бормотал мистер Марли. — К тому же… к тому же… вы не имеете никакого права мной командовать… то есть, я хотел сказать, отдавать распоряжения. — Ну, так побеги и настучи на меня, — этот рыжий олух начал ужасно раздражать меня. Я взял Гвендолин за руку и повел вперёд. — До свидания, Лео, — жалостливо попрощалась Гвен, обернувшись назад. — Да, точно. До свидания, Лео, — бросил я, продолжая идти вперед. — Это… повлечёт за собой последствия, — по-прежнему бормотал за нашими спинами мистер Марли. — Да-да, у нас уже поджилки трясутся от страха. Вот ведь привязался, подхалим карьерный! — хотелось сплюнуть от раздражения, но я сдержался. Стоило нам только завернуть за угол, как Гвендолин вырвала свою руку и ускорила шаг, чуть ли не побежала. — Мечтаешь попасть в олимпийский резерв? — осведомился я, ведь с чего-то нужно было начинать. Она резко развернулась. — Чего тебе от меня нужно? — спросила она презрительным тоном. — Я очень спешу. — Мне просто хотелось удостовериться, что извинение, которое я сегодня высказал, действительно было услышано, — ответил я серьезно. — Да, услышано, ещё как, — просопела Гвендолин. — Но это вовсе не означает, что я его приняла. — Гвен… — Ну, хватит уже. Тебе вовсе не обязательно сейчас снова повторять мне, что на самом деле ты считаешь меня милой и симпатичной. Знаешь, ты тоже казался мне когда-то милым. Даже очень милым. Но сейчас это в прошлом, — она быстро взбиралась по винтовой лестнице, видимо, желая убежать от меня, а я шел следом, не отставая. Преодолев подъем, Гвендолин еще быстрее пошла дальше, но я догнал и схватил ее за запястье, заставляя остановиться. — Ты ненавидишь меня, и это совершенно нормально, я ничего против не имею, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Но пойми, нам предстоит работать сообща, мне и тебе. Чтобы ты… — чуть не проговорился я, — чтобы мы могли выпутаться из этой истории живыми. Гвендолин попыталась освободиться, но я сжал ее руку ещё сильнее. — И что же это за история такая? — задала она как всегда самый неудобный вопрос из всех возможных. — Я и сам толком не знаю. Но вполне может быть, что я неправильно представлял себе раньше намерения Люси и Пола. Поэтому важно, чтобы ты… — я запнулся, так как почувствовал, что моя ладонь стала влажной. Я отпустил Гвендолин и посмотрел на свою руку. — Это что, кровь? Мне практически стало плохо из-за вида ее крови. Дыхание перехватило, а воображение рисовало картины — одна хуже другой. Либо кто-то караулил ее в подвале на элапсации, либо она неумело пыталась вскрыть себе вены. И почему-то второй вариант казался более правдоподобным. Неужели ей настолько больно из-за меня? — Ничего, всё в порядке, — невозмутимо ответила Гвендолин. — Порезалась сегодня в школе листом бумаги. Да, возвращаясь к нашему разговору: пока ты не можешь точно описать, так сказать, очертить границы этой самой истории, о которой ты говоришь, я, естественно не собираюсь с тобой сотрудничать. А я уже не мог думать об этой самой истории, желая лишь взглянуть на рану. Беспокойство разъедало меня. Я снова попытался взять ее за руку, протянув свою, но Гвендолин отошла. — Эта рана кажется мне довольно-таки опасной. Дай-ка взглянуть… Стоило бы отправить тебя к доктору Уайту. Будем надеяться, что он до сих пор здесь, — я начал всматриваться в ее лицо, но оно было не бледнее, чем обычно. — Это может означать только одно — ты не собираешься посвящать меня в подробности того, что же тебе удалось узнать, — не приближаясь ко мне, сказала Гвендолин. Я успокоил себя тем, что ее голос звучал вполне бодро. — Потому что я сам не до конца уверен в том, как это трактовать, — сказал я неуверенно. За весь день я так и не приблизился к ответу, который бы четко отвечал на самый важный вопрос: «Как спасти Гвендолин?» Поэтому я добавил: — Мне просто нужно ещё чуть-чуть времени. — А кому не нужно? — она зашагала дальше по коридору. Мы добрались уже до мастерской мадам Россини. — Пока, Гидеон. Увидимся завтра. К сожалению. И она снова ушла. В третий раз за последние сутки. Я пошел быстрым шагом в подвал, так как мне нужно было пробыть в прошлом еще два часа, чтобы избежать неконтролируемых прыжков. На пути мне попался Марли, которые еле-еле плелся по лестнице, что-то бормоча себе под нос. Я заметил в его руке ключ от подвала. — Ключ, — крикнул я и протянул руку. От страха Марли уронил его на ступеньки, а сам вжался в перила. Я поднял ключ и пошел дальше вниз, обуреваемый беспокойством за жизнь любимой девушки. Мне в голову пришла идея. Я просто прыгну на пару минут, где-нибудь в середине ее пребывания, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке. Я достал хронограф из сейфа и посмотрел журнал. Гвендолин была в прошлом 24 июля 1956 года с 18.31 до 22.00. Рукой Марли было записано, что она там делала уроки, лампочка моргала. Я решил ввести промежуток с 20.58 до 21.00. Две минуты, мягкое приземление. Она даже не заметит, что я там был. Я вставил палец в хронограф и почувствовал укол.