Цвет твоего голоса, звук моих картин

      Маленькая студия притулилась на втором этаже довольно старого лондонского дома из красного кирпича. Бамбуковые жалюзи были подняты, и в окно можно было увидеть кусочек мощеной улицы и желтеющие под прохладным сентябрьским солнцем листочки плюща, который, как мне казалось, был не намного моложе красной кирпичной стены, по которой он взбирался вверх, цепляясь стебельками-усиками за мелкие трещины и стараясь удержать свои толстые одеревеневшие стебли и густую массу листьев в вертикальном положении. В приоткрытую форточку безмолвным потоком тёк осенний воздух, принося с собой кружащий голову запах подсыхающей листвы и теплый, уютный аромат кофе и выпечки: внизу расположилась маленькая семейная кофейня, куда мы с Дэном частенько забегали вечером, прежде чем вместе отправиться домой.       После того, как я поступила на художественные курсы при Лондонском Университете Искусств, количество кисточек, карандашей, листов бумаги всех форматов, тюбиков, баночек и других атрибутов «начинающего Пикассо», как величал меня Дэн, росло в геометрической прогрессии и грозило вытеснить из нашего с парнем жилища его законных обитателей вместе с пожитками. Как-то утром спросонья Дэн едва не выпил забытую мною на кухонном столе бурую воду из-под красок вместо чая, а я пару раз макнула кисточку в свой кофе, когда попыталась совместить завтрак с работой над незаконченным пейзажем. Поэтому спустя месяц такого близкого соседства с художественными принадлежностями я перестала смеяться над шутками парня о том, что ему кажется, будто с нами поселился кто-то третий, с кем его девушка проводит больше времени, чем с ним. Спустя еще месяц я стояла, уперев руки в бока и взирая на плоды наших с парнем стараний, посреди маленькой художественной студии, которая расцвела в арендованной и пустой когда-то комнатке в несколько квадратных метров.       По утрам мягкий свет из большого окна с деревянными рамами лился теплым потоком на широкий прочный стол белого цвета, на котором я по обыкновению расстилала листы акварельной бумаги. Рядом, на подоконнике, я держала банки, полные кисточек всех форм и размеров. Мольберт, который Дэн три года назад подарил мне на день рождения вместе со своим сердцем и признанием в любви, нашел свое место справа от стола, у белой штукатуреной стены, по которой тянулись подвешенные не без помощи парня кашпо со всевозможными цветами. Я никак не могла отделаться от привычки не проходить мимо хиленьких растений в цветочных отделах супермаркетов и забирать их с собой, чтобы потом любовно выхаживать, словно питомцев, наблюдая за тем, как они зеленеют, набираются сил и крепнут на глазах. На противоположной стене Дэн, взгромоздившись на низенькую стремянку, приделал несколько деревянных полок для моих учебников по живописи и горшочков с суккулентами. Под полками мы разместили небольшой черный кожаный диванчик, который я отыскала на сайте объявлений о продаже подержанных вещей. По вечерам на этом диванчике частенько заседал Дэн, пока я закрывала тюбики с красками, снимала высохшие листы с мольберта и ополаскивала кисточки в раковине в углу комнатки, собираясь вместе с парнем отправиться домой. Словом, мое маленькое убежище художника соответствовало моему вкусу по всем статьям, основная же из которых заключалась в том, что в том же районе располагалась музыкальная студия Дэна.       Иногда я забегала к ребятам «в гости», вместе с визитом нанося им гостинцев, состоящих преимущественно из кофе навынос и свежих булочек, которые покупала в кофейне внизу. Кайл вечно ставил стаканчик с американо прямо на свой синтезатор, и я размышляла над тем, придется ли мне выплачивать ущерб в случае, если однажды он все же опрокинет горячий кофе на инструмент, потому как, если подумать, косвенно в этом будет и моя вина. Оставалось надеяться, что мое привилегированное положение невесты лидера группы позволит несколько смягчить потенциальное наказание, если руки Симмонса окажутся кривее, чем мне хотелось бы. Во всяком случае, это положение способствовало тому, что иногда мне разрешалось послушать еще не готовые будущие хиты, которым, как предполагалось, в скором будущем будут подпевать полные залы. Надевая на меня наушники, Дэн всякий раз осторожно убирал мои спадающие на плечи каштановые волосы и никогда не упускал возможности обнять меня со спины, переплетая свои пальцы с моими и кладя подбородок мне на плечо. Я чувствовала, как на щеках проступает румянец, когда ловила на себе взгляды ребят. Вуди едва слышно похрюкивал в кулак, Уилл с преувеличенным вниманием изучал остатки кофе на дне своего стаканчика, а Кайл, уплетая очередную витую булочку с корицей, посмеивался в усы, отчего они потешно топорщились. Впрочем, смешливые взгляды парней быстро отодвигались на второй план, потому что в наушниках звучал любимый голос, любимые сильные руки грели сквозь хлопковую ткань свободной рубашки, а щекой я ощущала тепло его щеки и чувство легкой щекотки, когда его дыхание всколыхивало короткую прядку волос у лица.       Словно бы невзначай, Дэн всякий раз легонько теребил пальцами серебряное колечко на моей левой руке. Колечко блестело маленьким сапфиром. Синим, как его глаза. И как мохнатые незабудки, большой букет которых он подарил мне в тот день, когда надел кольцо на мой палец и попросил стать его женой. Он сделал это так просто и по-домашнему, как мог только он, и каждый раз, вспоминая тот вечер, я шмыгаю носом, потому что глаза щиплет от собирающихся в их уголках слезинок. В памяти до сих пор живет легкий-легкий аромат незабудок, который медленно проникал в мое сознание, когда я, повиснув у парня на шее, пыталась спрятать в складках рубашки на его плече свое глупо улыбающееся заплаканное лицо. Я категорически возражала против того, чтобы дать букету завянуть, а потому засушила его, и с тех пор он, все такой же синий, стоял в большой круглой китайской вазе в нашей (нашей теперь) с Дэном спальне. Он уговорил меня перебраться к нему практически сразу, а я не в силах была сопротивляться, поскольку слишком уж быстро привыкла засыпать у него под боком, скрутившись в клубок и уткнувшись носом в его грудь, пока его теплая рука обнимала меня за плечи и сонно перебирала пряди моих волос.       * * *       Сегодня я засиделась в студии допоздна, и на это было несколько причин. Первая состояла в том, что со следующей недели у меня начинались рабочие будни в языковой школе, где я по-прежнему работала учителем русского и откуда уходить не планировала: слишком сильно я полюбила детские голоса, вздернутые в воздух маленькие ладошки и наперебой звучащее «Мисс Натали, спросите меня!». К тому же, моя лучшая подруга Сандра Кроссман, преподававшая немецкий в той же школе, недавно сообщила, что записала своего подросшего сына в мою группу. Я души не чаяла в семилетнем Андреасе, поэтому не особо приставала к подруге с вопросами из разряда «Зачем ему учить русский?». Кроме того, заметно округлившаяся в ожидании второго ребенка Кроссман вытрясла из меня обещание, что мои будущие дети будут учить немецкий, чтобы хоть с ними она могла поговорить на своем родном языке, раз уж не может со мной.       Вторая причина заключалась в небольшой аккуратной стопочке приглашений на свадьбу, которые я взялась нарисовать самостоятельно. Закатав рукава свободной черной рубашки и поудобнее пристроив настольную лампу, я восседала за дубовым столом, склонившись над моей кропотливой работой. Прядка коротких волос у лица, которая не забиралась в хвост, то и дело падала мне на глаза, но я ее практически не замечала, лишь изредка машинально сдувая ее в сторону. Аккуратно, медленными плавными движениями выводя серебристые буквы на заготовленных заранее открытках с полупрозрачными акварельными незабудками, я раз за разом ловила себя на том, что мои губы сами собой расплывались в улыбке. Четыре года назад сентябрь в Лондоне тоже пах подсыхающей золотистой листвой. Так же, как и сейчас, частенько лили дожди, умывая большой город, прибивая пыль и оставляя после себя запах неба. Точно так же гудки автомобилей прорезали звенящий в свете прохладного солнца воздух. Люди, точно трудяги-муравьи, вечно сновали во всех направлениях, а по вечерам спешили домой, где тепло и уют, где семья и тихое счастье. Четыре года назад, стоя у окна в своей спальне на съемной квартире и обнимая себя за плечи, я отгоняла чувство одиночества, назойливой мелкой крысой скребшееся в грудной клетке. В тот день, когда я прилетела в Лондон совсем одна, могла ли я подумать, что тот забавный парень, с которым мы при нелепейших обстоятельствах познакомились в аэропорту Хитроу, вскоре окажется моим соседом снизу, а после – лучшим другом, любовью всей моей жизни и самой настоящей семьей? Могла ли предположить, что буду вот так, как сейчас, старательно выводить кончиком тонкой кисточки имена наших друзей на свадебных приглашениях? Могла ли подумать, что буду ждать его в своей маленькой студии в окружении красок, карандашей и зеленых комнатных растений, подставив лицо лунному свету из окна, чтобы вместе поехать домой?       Именно он был еще одной, главной причиной, почему я до темноты засиделась за столом, уронив голову на сложенные руки, изредка зевая и посматривая на полную луну, которая заглядывала в приоткрытое окно. Серебристые буквы на открытках высохли, и я сложила их аккуратной стопкой на краю стола. Нужно потихоньку собираться. Дэн, наверняка, тоже устал, поэтому надо быть готовой к тому времени, как он придет.       Я знала, что сегодня парни записывали песню, и по моим подсчетам Дэн должен был освободиться в районе восьми. Видимо, задумавшись, я не услышала знакомого шороха автомобильных шин по гравию, поэтому, когда дверь вдруг распахнулась, от неожиданности чуть не свалилась с диванчика, сидя на котором воевала с застежкой высокого шнурованного ботинка: по студии я обычно гоняла в легоньких кедах. Улыбающаяся физиономия Смита взирала на меня из дверного проема сверху вниз.       – Привет! – голос был чуть охрипший после записи, но парень светился солнышком. – Уже собралась? Погоди немного, – он прикрыл за собой дверь. – Я тут принес кое-что.       – Привет, – я улыбнулась и, немножко подвернув штанины бледно-молочных джинсов, встала. – Я думала, ты захочешь поскорее домой. Что там у тебя?       Парень отсалютовал мне двумя пластмассовыми стаканчиками и бумажным пакетиком с логотипом кофейни снизу. Я потянула носом. Приятный терпкий аромат защекотал ноздри.       – Кофе? В восемь вечера?       – Иногда можно, – беззаботно бросил парень, направляясь к столу. – Тем более, тебе я взял зеленый чай. А мне сейчас за руль. И мой молодой растущий организм требует немного кофеина, – в его голосе слышалась улыбка.       – Я тоже хочу кофе, – буркнула я, ополаскивая руки в раковине. – Мой организм моложе твоего.       Дэн подождал, пока я подойду к нему, и протянул мне бумажный пакетик.       – Я так и знал, что ты будешь бурчать, поэтому взял еще вот это, – я взяла пакетик из его рук и обнаружила в нем круглую булочку в кофейной глазури. – Сойдет в качестве компенсации?       – Хитрюга, – отодвинув на безопасное расстояние стопочку приглашений, я осторожно присела на краешек стола, позволив парню занять стул. – Будем считать, что сойдет.       Дэн довольно ухмыльнулся себе под нос и отпил кофе из своего стаканчика. Блики от настольной лампы играли на его высоких скулах и прядях недавно осветленных до белизны волос. Стараясь не думать о том, как красиво тени скользят по чертам его лица, которые я знала наизусть, я сосредоточилась на булочке.       – Ты такая красивая, – от неожиданности я вздрогнула и, забыв выдернуть зубы из булочки, натолкнулась на взгляд поблескивающих синими переливами глаз. Наверное, вид у меня был дурацкий. Я поспешно прожевала откушенный кусочек.       Даже сидя, Дэн был не намного ниже меня, и все же оттого, как он смотрел на меня снизу вверх, по спине пробежал холодок.       – У тебя хобби такое? Все время смущаешь, – пробормотала я в стакан с чаем. Захотелось смочить пересохшее горло. – За три года ничего не изменилось.       Он простодушно пожал плечами и улыбнулся.       – Ты все так же мило краснеешь, грех не воспользоваться, – не успела я поставить стаканчик на стол, как его пальцы накрыли мою освободившуюся руку.       – На лучше, попробуй, – я со смехом протянула ему булочку, и он отхватил довольно большой кусок прямо из моих рук. – Кстати, сегодня Сандра звонила.       – М-м? – парень вопросительно промычал, допивая остатки кофе и отправляя наши с ним опустевшие стаканчики в стоявшую под столом корзинку для мусора.       – Она разрешила тебе сказать, – я улыбнулась себе под нос. – У них будет девочка. Представляю, как она счастлива. Я так рада за нее.       – Ого! – восхитился Дэн, покачнувшись на стуле, и, чуть подумав, добавил: – Я тоже так хочу…       Оторвавшись от стола, я подошла к по-прежнему сидящему парню со спины и обняла его за плечи, сцепив руки в замок на его груди и удобно пристроив подбородок на мужском плече. Плотная черная в цветок ткань его рубашки, накинутой поверх белой футболки, была приятной на ощупь.       – Как – так? – я улыбнулась, уткнувшись носом в его шею, когда его пальцы накрыли мои.       – Сына и дочку, – мечтательно протянул он.       – И чтобы сын был похож на тебя, а дочка на меня? – хихикнула я.       Он чуть отстранился, чтобы взглянуть мне в лицо.       – Знаю, банально, – его глаза так по-детски блестели, что я почувствовала, как защипало в носу. – Банально, но именно так.       – Банально, – согласилась я, легонько прикоснувшись ладонью к его правой щеке и невесомо проведя большим пальцем по скуле. – Но я тоже так хочу.       Он так пристально посмотрел на меня своими большими, точно у опоссума, глазами, что я невольно заморгала и, смутившись, отступила обратно к столу, потянувшись к стопке открыток.       – Я закончила приглашения, хочешь посмотреть?       Он неслышно встал со своего места и подошел ко мне сзади. Всей поверхностью спины я ощутила тепло его тела, которое было так близко к моему. Парень протянул руку и взял одну из открыток.       – Красиво, – прошептал он, и его дыхание опалило мою щеку, всколыхнув волосы. – Мне так нравится, как ты рисуешь. Мне кажется, у твоих картин есть звук.       Я улыбнулась, прижавшись спиной к его груди. Настоящий музыкант, что тут скажешь.       – И какой он – этот звук? – я слегка вздрогнула, когда его правая рука обвила мою талию, а большая теплая ладонь легла на живот.       Дэн опустил подбородок на мою макушку и, судя по затянувшейся паузе, ненадолго задумался.       – Такой негромкий, теплый, – он подбирал слова. – Скорее низкий. Бархатистый, возможно? Как… как…       – Твой голос, – машинально закончила я и невольно рассмеялась. – Выходит, у твоего голоса такие приглушенные, пастельные цвета. Темно-фиолетовые, синие. Но не густые, а прозрачные, как акварель.       Осторожно вернув открытку на место и отодвинув стопку подальше, Дэн развернул меня лицом к себе. Его правая рука по-прежнему обнимала меня за талию, прижимая крепче к мужскому телу, а левая аккуратно заправила вечно спадающую на глаза прядку за ухо.       – Выходит, мы идеально подходим друг другу, – пробормотал парень, пряча улыбку. В его глазах вспыхивали искорки, точно мерцающие звезды в ночном небе.       Теплое дыхание коснулось моих губ, и я ощутила легкий аромат крепкого кофе.       – Ну вот опять, Дэн, я теперь снова хочу кофе! Хоть бы оставил мне немного! – я шутливо ткнула указательным пальцем в его грудь. – Жадина. Я с тобой булочкой делилась, а ты…       Не успела я закончить, как парень прервал мою обвинительную тираду, резко притянув меня ближе и прижавшись своими губами к моим. Я почувствовала, как расширились от неожиданности мои глаза, но в следующую секунду они закрылись сами собой, лишив меня возможности видеть и оставив во власть остальных чувств, которые мгновенно обострились. Дэн целовал медленно, точно смакуя дорогое вино, а я теряла сознание от горьковатого привкуса американо на его губах. Под моими ладонями билось о грудную клетку его сердце, а мое собственное, как мне казалось, готово было сломать мои ребра изнутри. Горячие руки жгли спину, а в воздухе между нами витал аромат кофе. Мне показалось, прошла вечность, прежде чем парень медленно отстранился.       – Вот и поделился, – усмехнулся он мне в губы. Я чувствовала, что он улыбается. – Сойдет в качестве компенсации?       – Сойдет, – буркнула я, безуспешно пытаясь сдержать ползущие вверх уголки губ и опуская глаза. Этот свинтус явно наслаждался моим замешательством и румянцем на моих щеках. – И вообще, ты меня отвлек. Возьми приглашения для ребят и отдай им завтра, хорошо?       Дэн немного отстранился, и его взгляд поймал мой. Полная луна светила ему прямо в лицо, красиво очерчивая любимые мною черты. За моей спиной сонно дышала подступающая лондонская ночь, ноздри щекотал легкий ветерок с ароматом прошедшего пару часов назад дождя. Мужские руки продолжали довольно крепко прижимать меня к парню, мои ладони упирались в его грудь.       – Нам повезло, – тихо ухмыльнулся он, склонившись ко мне лицом к лицу так, что его дыхание обожгло мои вмиг пересохшие губы. – Повезло, что среди нас двоих есть тот, кто может думать о гостях, приглашениях и цвете салфеток на столах.       Я сглотнула, не совсем понимая, к чему он ведет, но от его действий и низкого хриплого голоса дышать стало тяжелее, а кровь, казалось, загустела и потекла по венам медленнее, точно лава, обжигая изнутри. Неожиданно крепкие руки подхватили меня под бедра и усадили на мой же рабочий стол, на котором совсем недавно я рисовала свои незабудки на свадебных открытках. Я сдавленно охнула, ощутив, как парень навис надо мной, упершись одной рукой о столешницу, а другой продолжая крепко прижимать меня к себе, не давая упасть.       – Я в этом деле бесполезен, – глухо пробормотал парень куда-то мне в волосы. – Могу думать только о тебе в белом платье и с моей фамилией в паспорте. Совсем помешался, – его тонкие музыкальные пальцы пробежались по позвоночнику, и я рвано всхлипнула, инстинктивно прижавшись ближе, хотя ближе, казалось, некуда. Ноги сами собой обвили его талию. Руки запутались в густых обесцвеченных волосах, сорвав тихий рык с губ парня.       – Дэн, – дышать получалось из рук вон плохо, а соображать и того хуже. – Дэн, окно… свет…       Чертыхнувшись себе под нос, парень наугад протянул руку в попытке нашарить выключатель настольной лампы. На пол полетели кисти. Стук ударявшихся о паркет деревянных черенков доносился до меня как сквозь толстый слой ваты. Вслед за щелчком выключателя пришли его руки и губы. Такие призрачные в лунном свете, но такие живые, трепещущие, горячие. Дэн словно был самим воплощением жизни, моей жизни и моего воздуха. Касаясь его кожи, я чувствовала эту жизнь. Я пила ее, целуя его губы. Я ощущала ее там, где его руки касались меня. Я слышала ее, когда он шептал какую-то нежную околесицу мне на ухо. Я дышала жизнью, забывая обо всем на свете. Жизнь звучала в моем голосе, когда я отрывисто шептала что-то в ответ. Жизнь искрилась на кончиках пальцев, когда я ласково обводила ими черты его лица. Глядя в потемневшие незабудковые глаза, я видела жизнь, свою и его, нашу общую.       Как сквозь вату до слуха донесся звонок мобильного телефона. Я ничего не соображала и не могла бы с точностью сказать, чей это телефон. Для меня имели значение только горячие губы на моем плече, с которого съехала ткань расстегнутой черной рубашки, и мои руки, которые блуждали по мужскому телу, живя своей жизнью и игнорируя сигналы мозга.       – Заткнитесь, – пробормотал Дэн, скользнув губами по тонкой коже на моей шее, отчего я сдавленно зашипела сквозь зубы.       Словно послушавшись, телефон замолк, но через несколько секунд разразился своей трелью с новой силой. До меня медленно доходило, что это был мобильник Дэна.       – Ответь, – еле переводя дыхание и с трудом отстранившись, прохрипела я. Мои руки, забравшиеся под его футболку, чиркнули по коже на его спине. – Вдруг что-то важное.       Выругавшись себе под нос, Дэн покрепче прижал меня к себе, словно пытаясь успокоить тяжелое дыхание – то ли свое, то ли мое. Я уткнулась лицом в его тяжело вздымавшуюся грудь, цепляясь непослушными пальцами за белую ткань футболки.       – Чертов Симмонс, – прошипел Дэн за секунду до того, как ответить на звонок. – Кайл, мать твою, чего тебе?       – Наконец-то! – я услышала глухой голос Кайла. – Вы там позасыпали, что ли?       Я сдавленно хихикнула, почувствовав, что Дэн вот-вот задымится от невозмутимого голоса приятеля.       – У меня машина не заводится, а Уилл, зараза, уехал раньше. Мы с Вуди уже околели тут, не лето красное на дворе. У вас, вроде, давно свет погас, чего не выходите?       – Какая машина? Какой свет?! – меня разобрал смех, когда я подняла голову и увидела странную гримасу бессильной тоски, смешанной с глубоким отвращением, на лице парня. – Заноза ж ты в заднице, ты предлагаешь нам развезти вас по домам? Мы тебе такси, что ли?       – Дэнни, дружище, люблю тебя! Мы ждем внизу, спускайтесь! – хихикнул Кайл и отключился.       – Свинтус, а! Ну какая же сволочь, – тоскливо заныл Дэн, бросив телефон на стол. – Ненавижу!       – Ты так забавно злишься, – расцепив стиснутые на его футболке пальцы, я ласково провела ладонью по его щеке, и он, обиженно хмыкнув, прикрыл глаза. – Как большой ребенок.       – Я люблю тебя, – вздохнув, парень поправил мою рубашку и прижал меня к себе. – Пойдем, а то они еще сюда поднимутся, я их знаю.       – Постарайся не убить Кайла, хорошо? Я все же хочу видеть его на нашей свадьбе, – улыбнулась я.       – Только ради тебя, – хмыкнул Дэн, стараясь привести свои волосы в человеческий вид, пока я застегивала пуговки рубашки и снимала с вешалки джинсовую куртку. – Скорей бы домой. Там они нас точно не достанут.       Первым направляясь к двери, он обернулся через плечо, и его хитрая белозубая улыбка блеснула в свете луны:       – Кофе, кстати, можно было и не пить. Спать теперь и так не хочется, – и, улыбнувшись смущению на моем лице, он юркнул за дверь.       Секунду помедлив и хихикнув себе под нос, я последовала за ним.