***
— Идеи этого Саранга напоминают мне… Ты… знаешь Райли? Её не было в симуляции, но… — Только по той встрече. — Ах, конечно. Силуэт оператора, объятого коралловым пертруберанцем, и беззвучный салют обломков забыть было действительно трудно. Райли пробыла в убежище Алекса меньше недели — выразила официальные соболезнования директору Транстара касательно гибели руководительницы лунного филиала, пожертвовала все немногие воспоминания о «Талосе-1», а потом, втайне от остальных, улетела в электромагнитную вспышку. — Я долго винил себя и в её кончине тоже. Она не успела ничего отрефлексировать так, как это сделала ты — если вообще была к этому готова. А потом нашёл утешение: любая форма веры в загробную жизнь, будь то религия или теория непрерывности, есть лишь инстинкт самосохранения… с некоторым социальным контекстом, безусловно.***
— …Мунши? Откуда я знаю эту фамилию?.. — Лучше всего должна помнить как университетского преподавателя нейробиологии. — Доступ к обезличенному архиву воспоминаний работал мгновенно и безошибочно; даже расшитый 8000 нейромодами мозг никогда не достиг бы такой скорости и точности в работе памяти. «Плоть и кровь — это грязные штуки, Морган», услужливо припомнил безотказный механизм. — И ещё человечество обязано ему изобретением нейрографа. Так, между прочим, — отмахнулся от старой глупой присказки Алекс.***
— А этот образец даже древнее. Две тысячи пятнадцатый год… Кто бы это ни был, он наш современник! Скорее всего, даже твой сверстник, если... если мне тогда должно было исполниться десять или одиннадцать. Алекс на секунду задумался: — Мунши начинал с лечения глиобластом и травм. Он мог впервые прибегнуть к оцифровке именно в медицинских целях, но глядя на даты… Неужели «Саймон»? — Саймон? — Первый функциональный скан. Технически, до него существовали единичные образцы, но именно здесь впервые сохранилась полноценная личность. Морган осторожно погладила скан тыльной стороной ладони. Как знать, если бы не этот скан, им бы наверняка никогда не удалось пересечься; мысль, конечно, глупая, вряд ли бы между ними нашлось хоть что-то общее, но с перспективы прошедших лет — Ну здравствуй, первопроходец, — и рассмеялась: — Полюбуйся-ка, насколько у твоей сестры живучие зеркальные нейроны: работают, даже когда от них не осталось ни следа. Гомеопа… — Пожалуйста, прекрати. Морган так и замерла на месте. — Чт… почему? Разве… — Я знаю, зачем ты так говоришь. Раз уж «Алекс» так скорбит по «Морган», что оживил её труп и соскрёб воедино все её воспоминания, откуда только мог, надо соответствовать, верно? — Алекс!.. — Хватит. Ты не обязана притворяться той, кем не являешься. Морган мертва. Я понял. При создании симуляции я работал не только с Дайо, Микейлой, кем там ещё — Январь тоже уцелела после всего произошедшего. На Талосе я ненавидел эти машины и почти ненавидел… её за их создание, но именно их перспектива открыла мне глаза. Отрицать твою настоящую природу и дальше будет жестокостью. Тишина. — А тебе, — Морган осторожно шагнула по лезвию разговора, — не приходило в голову, что это мимикрия? Лишний стул в комнате без единого сиденья? Кружка без наклейки и тем более без кофе — зато поданная как нельзя кстати? Давление воды за стенами гулко напомнило о себе. — Думаешь, мне на неё не плевать? Да, допустим, после выхода из симуляции отличить собственную действительность от памяти настоящей Морган было трудно — но серьёзно? Ты сам хоть веришь, что можно идентифицировать себя с человеком после полудня беготни по обрывочному пересказу его биографии? Это как… Грр! Не знаю, насколько понятно может быть человеку, ни разу их не коловшему, но… Всё «наследие» Морган Ю для меня — словно нейромод. Алекс промолчал. Он прекрасно представлял разницу — с того самого момента, когда впервые удалось совладать с дрожащими руками, а игла вместо нового шрама в углу глазницы вонзилась в нерв. Всё, что работало с вегетативной системой, не отличалось от гипотетических представлений: зрение действительно сфокусировалось в единственной мигреневой вспышке навсегда, и сердце больше не напоминало о себе больше нужного. Когда же он установил «Фантомный сдвиг», золотой блеск в полузабытых глазах сестры уже не казался таким безумным: жизнь плясала на кончиках его пальцев и расцвела, вонзаясь в труп. Сколько бы ни было безуспешных попыток, с каждой новой Морган восторг оставался столь же ярким. Морган продолжала, уже не балансируя, а уверенно идя словами навстречу Алексу: — Мне кажется… Пожалуйста, знай: я выбрала тебя не ради Морган. Ты искал её во мне, пускай и несознательно, и никогда не находил — а мне было тяжело наблюдать чужое отчаяние. Теперь тебе страшно видеть призрак прошлого в моём лице — и я повинуюсь. Зеркальные нейроны всего лишь выполняют свою функцию. Каждый раз, когда я притворялась ей, когда оставалась на твоей стороне, с первого рукопожатия до сегодняшнего дня, я поступала так от собственного лица. Голос в омнитуле дрогнул и на секунду замер. — Тебе, должно быть, тяжело говорить о подобном. Извини. — Пожалуйста, — промолчала она. Уже потом она добавила: — Только не называй меня так больше. И перевернула полуистлевший бумажный календарь из чьей-то каюты на март.***
— Всё в порядке? — Она уже полчаса сидела абсолютно неподвижно, возведя окуляры шлема к потолку. О каком порядке могла идти речь, дурак? — Алекс, я… Тебя трудно переубедить даже теперь, понимаю, но мне становится страшно — а осознавать свою боязнь в таких условиях ещё страшнее. Как долго… оно… будет поддерживать твою жизнь? Я видела подключённых к НИУ. Это не жизнь — не… Это хуже симуляции. Вот почему я так тороплюсь. Ответ она получила не сразу: — Помнишь семейную байку про то, что кому-то по отцовской линии исполнилось больше полутораста лет? Уильям бы многое отдал за наше долголетие. — Алекс попытался придать голосу натянутое подобие лукавства; Март тихо засмеялась. — Я позволяю НИУ выполнять его первоначально функцию — поддерживать биологическую жизнь; наростить поверх меня систему жизнеобеспечения, вентилировать лёгкие и фильтровать кровь. Не более. А пока мы на связи, мой мозг остаётся достаточно активен, и значит, оно бессильно. Только не потеряй чип, хорошо? — Договорились.***
Симуляция выключилась. Её прервал переизбыток тревоги, но не у субъекта — Март по ту сторону экрана не смогла совладать с чувствами и выдернула чип вместе с разъёмом. До встречи она ожидала множество страшных вещей. Что чёрная опухоль утопит в себе Алекса, и его лицо, обезображенное, с потускневшим взглядом (если НИУ вообще не раскрошит глазницы сверкающими анемонами) не отзовётся на её голос. Что он переоценит возможности ИИ и просто не доживёт до встречи. Что угодно — кроме робота-Пересмешника с голосом названного брата. — Март? Март, мне очень жаль, что так получилось, я… — Обманщик. Обманщик. Обманщик! — гидравлические суставы почти продавили шлем скафандра, пока она в панике пыталась сжать уши до фантомной боли. — Понимаю, сейчас ты не хочешь меня слышать, но я обещаю- — Заткнись! — Я обещаю, так будет только лучше. Органическое тело ни за что не просуществовало бы дольше полутора сотен лет, даже при уходе НИУ. Я не мог так рисковать. Я не мог пропустить эту встречу. — Конечно, уж тебе-то, козлине, хватило ума уничтожить собственные сканы, чтобы я ничего не увидела. Думал, я их не восстановлю, как же. Сраные семейные традиции, сраная ложь во благо. — Но ведь теперь мы вместе. Разве ты предпочла бы проснуться одной? — Да пошёл ты к чёрту! Март вышла из комнаты, оставив беспомощное сознание брата воткнутым в разъём для омнитула. Ах, милая Март. Кэтрин Чун и её проект не имели к ним обоим ни малейшего отношения, служа разве что предлогом. Доктор повторила ошибку НИУ: согласиться на жизнь в «Ковчеге» можно было, только научившись самообману. В их же распоряжении были удивительные ресурсы — миллионы свободных лет, терабайты оцифрованных разумов и вечно приспосабливающаяся жизнь. Когда-нибудь он посвятит её в эти планы, и они вернут Землю из абиотического небытия. Но если генетическая память НИУ действительно выбрала их двоих для возрождения планеты всего лишь по сходству со своей человеческой прародительницей, то Март заслужила услышать историю получше. Потому что он тоже выбрал её не ради Алекса.