Игрушка

      — Ты снова пришла, чтобы поиграть? — Улыбка Бьякурана озорная, а глаза будто стеклянные, ничего не выражающие, без малейшей капли интереса. Фрезия Лунафредда, некогда ластившаяся к нему, словно кошка, а теперь холодная, под стать своей фамилии, кивнула, доставая из кармана белой форменной куртки Вайт Спелл колоду карт, перетянутую алой лентой. Джессо усмехнулся, глядя в карие, цвета горячего шоколада глаза. Она действительно сильно изменилась после того, как чудом избежала смерти. Раньше он желал от нее избавиться. А теперь изо всех сил не хочет отпускать, пусть она и рвется на свободу. Возможно, было лучше дать ей умереть в лазарете, тогда ни у кого не было бы претензий. Как пешка Фрезия уже сыграла свою роль, а потому больше не нужна на его шахматной доске. Но разве мог он так просто отпустить свою игрушку, даже если она ему уже наскучила?        — Если выиграю сегодня, дайте слово, что я смогу уйти. — Алая атласная лента с едва слышимым шуршанием скользнула на пол, карты легли на письменный стол, тут же становясь из ровной стопки неровной лесенкой — слишком скользкие, наверняка совсем новые. Кажется, у Фрезии никогда не было увлечения азартными играми, или она просто забыла о нем, пока увивалась за Джессо, а теперь, обидевшись, что он «предал ее любовь», вспомнила? Бьякуран не знал, да и знать не хотел, это ведь не имело значения. Он не мог предать того, чего между ними не было — все в Мильфиоре боготворят его, Лунафредда не была исключением, и он принимал это, как должное. Сейчас она, охладев, стала ему чуть интереснее. Оправившись от тяжелых ранений, эта девушка решила поменять себя полностью, начиная с внешности, что достаточно сильно интриговало.        — Обещаю, обещаю. — Слова наигранные, произнесенные пропитанным фальшью голосом, не внушали, очевидно, никакого доверия. Слишком уж раздраженным был вздох девушки после того, как он закончил говорить.        Фрезия склонилась над письменным столом, тасуя карты. Бьякуран чуть сощурился и едва ощутимо провел указательным пальцем по обесцвеченным до желтизны некогда черным, как уголь, волосам.         — Чем ты хочешь заняться, если освободишься? — Он накрутил одну из желтых прядей на свой длинный, по-аристократически тонкий палец, трогая подушечкой пальца другой руки колкие концы. Как иголочки. Потому что испорчены краской? Что побуждает девушек перекрашивать волосы, он искренне не понимал — желание быть красивой было в них сильнее здравого смысла? Но почему тогда Лунафредда перестала наносить макияж? С тоннами косметики на лице она выглядела смешно, как клоун — подведенные брови, слишком яркая помада, слишком светлая для ее смугловатой кожи пудра, все это действительно напоминало Бьякурану клоунский грим. Сейчас, без единого следа косметики, она, пожалуй, выглядела намного более привлекательной. Девушка дернулась, заставляя локон выскользнуть из его рук, и молча продолжила перебирать карты. — Пока я все еще твой босс, ты обязана отвечать на мои вопросы. — Его голос стал чуть грубее. Джессо совсем не нравилось, когда его игнорировали.         — Я уеду, — нехотя произнесла Фрезия, отводя глаза. — Возможно, в Америку.        «В Лас-Вегас» — Эти слова застыли на ее потрескавшихся пересохших губах. В этот город она стремилась больше всего на свете. В этом городе, по воспоминаниям, оборвалась ее прошлая жизнь, обрывки из которой теперь зовут обратно в город греха.        — В Америке лучше? — Глаза цвета сирени с напускным интересом наблюдали за тем, как споро мелькают карты в руках Фрезии. Очевидно, она не в первый раз держала их в руках. Значило ли это, что его изначальная догадка про ее увлечение была верна? Лунафредда пожала плечами, не отрывая карих глаз от прямоугольных пестрых кусочков ламинированного картона, которые ей, очевидно, были куда интереснее собственного босса.        — Вы спрашиваете нечто очень личное. — Фрезия поправила волосы, норовящие закрыть обзор. И почему она все еще их отращивает? Разве не стоило уже давно подстричься, сделать прическу практичнее? — Разве я и на подобные вопросы обязана отвечать?        — Ты стала такой отстраненной, Луна-тян. — Приторная усмешка и жалоба, совсем не похожая на жалобу. — Совсем не хочешь со мной разговаривать. Это довольно обидно.         — Лжете. — Предельно откровенный ответ, заставивший улыбку Джессо помрачнеть. Нынешняя Фрезия, в отличие от той, что была раньше, видит его насквозь, и не стесняется говорить об этом. Вот это действительно слегка обижало — Вам плевать и на меня, и на других, на всех. Вы только себя любите. Все остальное лишь игра.        — Ты тоже любишь поиграть, — не оправдание, просто констатация факта. — Луна-тян очень азартная. Разве игры не будоражат кровь?         — Карты отличаются от игр с людьми. — Горькая усмешка исказила симпатичное личико, ладони похолодели из-за дующего из открытого окна прохладного утреннего ветерка. — Картами нельзя никого убить.       — Ты стала излишне сентиментальной для человека, чьи руки по локоть в крови — Бьякуран взял пять карт, помещенных на стол прямо перед его лицом. — Очень лицемерно, не находишь?        Длинные бледные пальцы сомкнулись на смуглой тонкой шейке. Фрезия зажмурилась, ожидая, что ее горло сдавят в попытке убить. Этого, однако, не случилось. Ее притянули ближе, заставив низко нагнуться над письменным столом. Сладкий, как мед, и холодный, как сталь, голос прозвучал у самого ее уха, опаляя мочку:         — Сейчас ты даже немного похожа на меня. — Тихий смешок и обжигающее прикосновение горячим языком к ледяному уху — почему-то, когда холодно, уши у Фрезии замерзали самыми первыми. Девушка задрожала, словно пушинка, пытаясь отстраниться: как это гнусно, снова он играет людьми. Ею играет — словно куклой, марионеткой, почти все нити которой, кроме главной, оборвались. — Слушай, Луна-тян. Ты уже озвучила свою ставку на эту игру, а я еще нет.        — И что же Вам нужно? — Дыхание сперло и от того, что ее горло сжимали, и от странной близости. Впервые босс позволил себе нечто подобное.       — Я скажу после твоего проигрыша. — Джессо отстранился, кажется, нехотя, и довольно, как кот, облизнулся. Все та же хитрая усмешка, но в глазах теперь ни тени былого безразличия. Его развеяли озорные огоньки.       Всего одна партия в карты, которую Фрезия проиграла. Всего одно желание, не оставляющее ей больше ни единого шанса на побег.       «Поиграй со мной еще».       Кажется, стремясь освободиться, она загнала себя в еще более хитрую ловушку.