Карамельная меланхолия

      Тендо, мурлыча себе под нос незамысловатую мелодию, услышанную на днях, заходит в свою небольшую кондитерскую. Та встречает его привычным, не перебиваемым ароматом выпечки и временной пустотой, что проходит вместе с включенным радио, напоминающим о скором приходе привычных посетителей, каждого из которых нужно будет встретить с улыбкой и переброситься парой фраз.       Под песню, прокручиваемой по привычной, утренней радиостанции, с которого всегда начинается рабочий день, Сатори мельком увлекается любимой рутиной — профилактики ради протирает стойку, убеждается в том, что всё как и всегда в порядке, а после проходит на кухню, поправляя фартук. Пусть утро в Париже только началось и город даже не успел до конца проснуться, но Тендо уже весь в работе — пирожные, за которыми так любят заходить влюблённые парочки ближе к обеду, и круассаны, с которых начинается каждый день доброй тётеньки из дома напротив, сами себя не сделают.       Сама кондитерская совсем небольшая, позволяющая управиться со всем самостоятельно, — когда нанятая студентка в качестве продавца не может подстроить график, — и всегда наполненная улыбками постоянных посетителей или случайно забредших в отдалённые улочки Парижа мечтателей. Тендо не уверен, что мечтал об этом с детства, но знает — именно это ему и нужно.       Всех постоянных посетителей Сатори знает поимённо и считает, что если он не перекинется с ними хотя бы парой слов, то день обязательно пойдёт наперекосяк — потому всегда поддерживает разговор с уважаемой мадам Бланш, когда та покупает медовые печенья для своих внуков, или выслушивает с улыбкой лепет детей, живущих слева от него, когда те забегают за капкейками. День в таком распорядке пролетает быстро и едва заметно, но Тендо всё равно успевает следить за временем, зная, когда приходят особые клиенты.       В три должна придти своеобразная француженка по имени Элиан Ламбер — шутливо поддевать её и наблюдать, как привычная меланхолия сменяется возмущением или раздражением, одно из лучших занятий по дню. Сегодня встреча с ней должна произойти ровно в три — именно на это время они договорились, что Элиан заберёт заказанный торт, но Тендо уже успел выучить, что француженка никогда не приходит вовремя, стабильно опаздывая на минут пять-семь, хотя сама ждать не любит.       Так происходит и сегодня, когда часы уже показывают три часа дня и шесть минут, и колокольчик над дверью звякает, пока одни посетители уходят и сменяются одной Элиан. Та, как и обычно, в своём привычном меланхоличном настроении, судя по отстранённому взгляду, скользящему по помещению, и слабо сжатым губам — далёких от того, чтобы растянуться в широкой улыбке. За неё улыбается Тендо, ставя на стойку заказанный торт.       — Бонжур, сеньорита, — с нескрываемой, но беззлобной усмешкой тянет Сатори, с удовольствием наблюдая за тем, как отстранённость сменяется привычным раздражением, что никогда не приводит ни к чему серьёзному, лишь лишнему ворчанию, — заказ готов, как и договаривались. Вашей милейшей сестре обязательно понравится.       — Этой невеже всегда всё нравится, — хмыкает Элиан, чуть задрав голову, и по её виду даже нельзя сказать, что этот торт, заказанный с мельчайшими указаниями как и что должно быть сделано, был запрошен специально для дня рождения её младшей сестры, — и сколько раз нужно ещё повторить, что я не сеньорита, чтобы ты запомнил? Пока мы находится во Франции — будь мил обращаться ко мне правильно.       — Могу предложить свежие круассаны с карамелью, чтобы поднять твоё настроение, — беззаботно продолжает Тендо, не обращая внимания на замечания, зная, что это обычное состояние Элиан, перестав кривляться с наигранной вежливостью, и, пробивая заказ, прибавляет три круассана, даже без ответа зная, что француженка согласится.       Это почти аномально — быть такой меланхоличной и с пожизненно плохим настроением, но в то же время до одури любить чрезмерно сладкие карамельные круассаны, после которых ещё долгое время остаётся вязкий привкус сладостей. Впрочем, не Тендо судить Элиан, что подтвердила его мысли простым кивком без уточнений — знает, что они не нужны.       — Удачного дня, госпожа карамельная меланхолия, — на прощание тянет Тендо, опираясь на стойку, когда Элиан вместе с покупками собирается покинуть кондитерскую. Та на своё прозвище, полученное чуть ли не в первую их встречу, смотрит как обычно со злостью, отливающей в тёмно-серых глазах, но решает не отвечать, чтобы не спровоцировать чрезмерно болтливого кондитера на очередные шуточки.       После её ухода становится чуть менее весело — приветливые и дружелюбные парижане не реагирует так же забавно на шуточки, как Элиан, но любимое занятие захватывает с головой, не позволяя долго об этом размышлять.       Лишь вечером, пролетевшем за приготовлением заготовок на завтра, Тендо позволяет мыслям вернуться к Элиан, раздумывая, как скоро он пересечётся либо с ней, либо с её младшей сестрой, чтобы узнать как прошло празднование — интересоваться жизнью постоянных клиентов, особенно таких выделяющихся, выходило на подсознательном уровне.       На удивление, долго размышлять об этом не пришлось — на следующий день, после выполнения всех утренних ритуалов и открытия кондитерской, почти в самом начале рабочего дня пришла Элиан. Обычно она появляется у него раз в несколько дней, особенно если нет особых заказов, поскольку имеет весьма плотный график, потому это удивительно.       — Доброго утра, Ламбер-сан, — вновь с улыбкой произносит Тендо, специально переходя на японское обращение, на что Элиан закатывает глаза. Сколько бы ей не объясняли всю суть этих суффиксов — смысл она так и не уловила.       Не выходит даже возрадоваться тому, что её наконец-то перестали звать сеньоритой — зная чертягу Тендо, он будет чередовать, чтобы понять, какой вариант её выводит из себя больше.       — Элоди просила передать свою благодарность за прекрасный торт, — нарочито безразлично произносит Элиан, стараясь не вести на провокации, и кладёт рядом с кассой книгу, на которой блестит серебром выведенное имя младшей Ламбер, — это сборник её стихов, только вчера была презентация перед празднованием. Скучнее мероприятия в жизни не посещала.       — Я совершенно не разбираюсь в поэзии, — с улыбкой отвечает Тендо, но своеобразный подарок, как и до этого, принимает, несмотря на то, что стихи ему дарят впервые.       — Элоди тоже, — не сдержавшись фыркает Элиан, — видимо, поэтому вы и поладили.       Фраза девушки вызывает усмешку. Конечно, самый талантливый поэт из рода Ламбер и не разбирается в поэзии. Вся её семья тесно связана с литературой с самого детства, сплошь состоя из всевозможных писателей, драматургов и поэтов. Это Сатори слишком хорошо известно, как и большей части Франции, вот только лишь у него есть экземпляры с подписью и автографом специально для него — в качестве благодарности. Впрочем, сюжеты книг у этой семейки всегда специфичные — мрачные, с особой примесью меланхолии, что присуща всем Ламберам, и, от случая к случаю, жестоки в морали.       Большую часть семьи Тендо знает лично — не только Элиан забегает за заказами или круассанами, а из-за Элоди они и вовсе познакомились, когда та случайно наткнулась на его кондитерскую и заинтересовалась тем, что владелец — японец. Сатори всегда считал это ироничным — известные люди прямо-таки тянутся к нему, а он и не против.       — Тебе стоит хотя бы попытаться начать улыбаться, а не быть такой критичной, — посмеивается Тендо, на что Элиан лишь фыркает и собирается уходить, — что, даже не дождёшься карамельных круассанов?       — У меня нет на это времени, — отвечает Ламбер, напоследок оглянувшись через плечо, — как и на глупости вроде улыбок.       — Карамельная меланхолия в своём репертуаре, — усмехается вслед закрывающейся двери Тендо, зная, что Элиан хоть и не услышала его слов, но всё равно догадалась о них.       Странности француженки уже стали привычными, потому разговоры с мадам Бланш о том, что у неё родился уже четвёртый внук, а второй сын в пятый раз развёлся и собирается жениться снова, перетягивает на себя всё внимание. Как эта примечательная женщина вообще может не завладеть всеобщим вниманием, особенно когда у неё столько историй, которые хочется рассказать?       Вечер вновь был разделён пополам с одиночеством и работающим радио, доигрывающим какую-то песню, уже неделю крутящаяся по всем радиостанциям, успев прилипнуть и хозяину кондитерской, из-за чего он бездумно подпевал мотиву. Заготовки, необходимые на завтра, уже почти были сделаны, когда мелодия закончилась и начался поздний подкаст, которые Тендо привык слушать лишь в начале, а после без зазрения совести выключать и идти домой, не имея интереса.       — Сегодня у нас в гостях писательница Элиан Ламбер, согласившаяся ответить на несколько вопросов и рассказать о своих ближайших планах, — размеренно произносит радиоведущая, дополняя беззаботность позднего вечера своим спокойным тоном. — Говоря о ваших работах… Элиан, не раскроете нам секрет, про что вы планируете писать в грядущих книгах?       — Я не раскрываю события книг, пока не напишу их, — отвечает Ламбер, и её голос с лёгкой хрипотцой узнаётся даже по радио, — но могу сказать сразу, что это будет нечто отличающееся от моих привычных жанров и впереди меня ждёт тяжёлая работа, которая, впрочем, обязательно окупится. Я уверена, что это будет одна из моих лучших работ.       — Ждём не дождёмся вашего нового шедевра! — воодушевлённо ответила радиоведущая, на мгновение позволяя себе выйти из образа, а после вновь возвращает себе спокойный тон. — Переходим к вопросам от наших слушателей…       Тендо оглядывается на свои продукты и заготовки, мысленно прикидывая, действительно ли он всё сделал. Возможно, стоит приготовить больше сливочного крема? Да, определённо, стоит, несмотря на то, что придётся задержаться.

🥐🥐🥐

      В этот раз утро начинается далеко не с кофе с пирожными, и даже не с «доброе утро!» от улыбчивых, ранних посетителей, что пришли за печеньем к обеденному чаепитию.       В этот раз утро начинается с внезапной Элиан.       — Мне нужна твоя помощь, — произносит та, появившись на пороге кондитерской за час до открытия, зная, что Тендо уже на месте, готовый работать как и всегда. Он уже хотел уточнить что именно ей требуется, очередной торт или рецепт круассанов, но она продолжает раньше. — С книгой. Не с написанием, естественно, а с теоретической частью.       — Интригующее предложение, — не растерявшись, пропевает Тендо, а после пропускает неожиданную посетительницу в кондитерскую, приготовившись выслушивать детали. — Помощь с той, которая обязана стать твоей лучшей работой?       — А ты у нас любитель подкастов по радио? — фыркает Элиан, но не отрицает, по-хозяйски проходя внутрь, не чувствуя дискомфорта от ситуации.       — Просто мельком услышал, — пожимает плечами Сатори, проводя девушку на кухню. Та не допытывается, поверив его словам.       На кухне она уже объясняет всю суть просьбы — ей, как писателю, требуется прочувствовать всю будущую атмосферу книги на себе, чтобы детальнее передать её в самой работе. Элиан даже отступилась от своих слов, что не раскрывает подробности до печати книги, и поделилась, что местом действия будет как раз-таки кондитерская и всё связанное с ней. Потому этот день она обязана провести вместе с ним, как с единственным знакомым кондитером, чтобы лучше понять повседневность и рутину такого человека, а после использовать это для работы. Это могло бы звучать как милая завязка для романтической истории, если бы не осознание, в каких жанрах пишет Ламбер.       Сегодня суббота, потому студентка-продавщица добросовестно вышла в смену, не имея нужды разрываться между учёбой и работой, позволяя Сатори сосредоточиться именно на своём основном занятии. Элиан словно знала это, потому и выбрала такой день.       Работать под меланхоличным взглядом такой же француженки оказывается не настолько сложно, как представлялось. К тому же выдаётся возможность узнать поближе ту, которую раньше удавалось лишь выводить из себя по утрам или после обеда. С напускной неохотой Элиан всё же отвечала на вопросы и о семье, и о работах, маскируя желание пообщаться под ответную услугу.       — А что именно ты будешь писать про кондитерскую? — уточняет в один момент Тендо, наблюдая за тем, как следующая партия булочек румянится в печи. Элиан, до этого делающая пометки в блокноте, хмыкает.       — Сюжет будет разворачиваться вокруг кондитера-маньяка, что за безобидным хобби и улыбкой скрывает жестокую натуру, как и его сообщник, занимающийся разведением персидских котов, — безразлично отвечает писательница, возвращаясь к записям, явно не желая раскрывать ещё больше деталей, бросив напоследок последние уточнения, — это будет драма с элементами детектива.       — Во-от оно как, — заторможенно протянул Сатори, пару раз перед этим обескураженно моргнув. Кондитер-маньяк… как это воспринимать вообще, с учётом того, что он, по сути, становится своеобразным прототипом для него?       Пропищал таймер, сигнализируя о том, что булочки пора вытаскивать. Ощутив повеявшее от них тепло и аромат использованного крема, Сатори до сих пор не уверен, как на это реагировать, но всё же заговаривает:       — Я буду обижен, если не будет ни одного упоминания обо мне.       — В самом деле? — фыркает Элиан, прокрутив между пальцами ручку. — Я подумаю о том, как лучше всего это сделать.       — Чудесно, — напевает Сатори, мельком отмечая, что его общество абсолютно не идёт на пользу Элиан, которая стала кусаться словами и иногда пытается язвить, да и её слова настораживают. Вдруг подлость какую сделает? Ну и пусть, это наверняка будет очаровательная подлость. Впрочем, об этом не думается, когда взгляд цепляется за булочки и в голове словно что-то щёлкает. — Раз уж ты всё равно здесь, то не хочешь научиться моему ремеслу?       Элиан сначала удивляется с этого предложения, явно не рассчитывая на это, но осознав, что оно было сделано на полном серьёзе и у неё действительно есть такая возможность, задумывается о том, нужно ли ей это вообще, если её основная деятельность — писательство. Тендо, чтобы ускорить её размышления, продолжает:       — Разве ты не будешь лучше понимать своего героя, если побудешь на его месте? — произносит тот, умолчав, что это касается только легальных занятий, поскольку убивать никого не нужно, даже во имя книг, надеясь на благоразумие француженки.       Та хмыкает, относясь к этому словно к вызову, и всё же принимает предложение, уверенная в том, что ничего сложного в этом нет. Однако реальность доказала, что писатель из неё во сто крат лучше, чем кондитер. Да и подпускать её к плите… опасное занятие, даже никаких маньяков не нужно придумывать.       — Не очень-то мне это и нужно, — хмыкает Элиан, вытирая с щеки заварной крем, бросив уничтожительный взгляд на порцию неудавшихся пирожных, — моё дело писать историю, а не пошаговую поварную книгу.       — Конечно, — поддакивает с привычной улыбкой Тендо, подавив смех с того, насколько гордая француженка выглядит нелепо в этой ситуации, а после аккуратно стирает крем и с другой её щеки, — надеюсь, что полученные знания тебе всё же пригодятся.       Элиан, удивившись с такого жеста, вскоре всё же возвращает себе привычную меланхолию и лишь кивает. А после приходит время прощания — больше ей было незачем задерживаться в кондитерской, пора уже начинать работу над книгой.       Почти месяц они никак не пересекались, Элиан даже на подкастах или презентациях родственников не маячила. Как после сказала Элоди, младшая сестра, заскочив перед обедом в кондитерскую, Элиан вся в работе — хочет поскорее закончить книгу, предвкушая её гениальность и чувствуя наплыв вдохновения. Сатори на это лишь пожимал плечами и передавал ей любимые круассаны — в писательстве он не смыслит и больше никак не сможет подсобить. После от неё вновь не было никаких вестей до одного дня.       Вместо неё в очередной раз появилась Элоди, отвечая на приветствие обычным кивком. Младшая Ламбер ещё больше увязла в меланхолии, чем старшая, Сатори это уже прекрасно понял и перестал пытаться вывести из себя — это попросту бесполезно.       — Элиан хотела, чтобы я передала тебе её новую работу, — произносит Элоди, положив на стойку книгу, и Сатори не сдерживает доброй ухмылки, увидев в качестве названия «карамельная меланхолия». — Завтра будет презентация, но она хотела, чтобы она оказалась у тебя раньше…       Это кажется очень милым жестом — раньше меланхоличная злюка Элиан никогда не дарила своих книг, а сейчас и вовсе назвала книгу данным ей прозвищем, вложив туда, несомненно, кучу смысла. Жаль только, что она не пришла лично, чтобы Сатори мог её подразнить и насладиться до кучи и реакцией девушки.       — Элиан в последнее время… странная, — тихо протянула Элоди, словно больше для себя, задумчиво наклонив голову и проведя по краям обложки книги, — говорит, хочет следующую книгу написать с романтической линией… она же не переносит романтику?..       Сатори, напевая под нос всё ещё заевшую мелодию, лишь пожимает плечами. Пусть пишет про что хочет, в конце-то концов. Однако, если ей нужна будет помощь и в этом, он с радостью её окажет.