Если успеем...

Юра рефлекторно сощурился: январское солнце било по глазам, высыпавший за ночь снег лишь усугублял ситуацию. Все отсвечивало, глаза неприятно жгло, особенно после темного помещения. Поправив ворот пальто, Юра выпустил клуб пара изо рта, липкий снег прилипал к обуви. Дернув плечом, парень, жмурясь, поднял взгляд. Зима была одним из любимых времен года, еще будучи маленьким, он с нетерпением ждал ее. Выглядывал в окно, мечтая увидеть снег, и упрашивал мать отвести его на только залитый в соседнем дворе каток. Он любил это время года, любил всей душой, любил, несмотря ни на что. Еще с малых лет он верил, что все волшебство происходило именно зимой – именно в это время года вера в чудо усиливалась. Чарующее ожидание новогодних праздников и предвкушение сказки, которую ему каждый год создавала мама. Он любил это время года. Любил даже после смерти матери. Всякий раз, стоило за окном насыпать снежных сугробов, он вспоминал о том волшебстве, что она создавала – для него. Это были одни из самых теплых воспоминаний о ней, они не были пропитаны болью и обидой на себя. Наблюдая за ясным небом, Юра поморщился; где-то позади раздался детский крик. Машинально дернувшись, он обернулся, замечая группу весело хохочущих мальчишек. Разбегаясь, они прыгали в пушистые сугробы снега. Наплевав на пощипывающий мороз и промокшую одежду, они веселились, не обращая внимания ни на что. Где-то на задворках сознания почувствовалась легкая зависть. Захотелось так же плюнуть на все заботы и проблемы, окунуться в беззаботную жизнь, вернуться в детство на часок. Вернуться в то волшебство, по которому он так скучал. Поджав губы, парень выдохнул. Быстро смахнув снег с лобового стекла, Юра торопливо закинул автомобильную щетку в багажник. Руки без перчаток замерзли и покраснели, заведя машину, парень, поморщившись, растер их. Откинув голову на сидение, врач прикрыл глаза. В голове была каша из мыслей, сосредоточиться хоть на чем-то получалось с трудом. Чувствуя, как руки начинали согреваться, парень завел машину: нужно успеть вернуться дотемна. Бросив последний раз взгляд на окна квартиры, он, вывернув руль, выехал с площадки. Ему действительно нужно поторопиться, он не хотел терять ни минуты. Тело тянуло обратно, туда – за железную дверь на девятом этаже. Хотелось обратно, хотелось вернуться скорее назад. Туда, где ему было лучше. Дорога до отеля занимала больше времени, чем Юра предполагал изначально. Москва стояла, вечные пробки, пожирающие время, и, несмотря на рабочий день, машин на дороге было чертовски много. Радио было выкручено на минимум, врач выдохнул, только выехав из города. Знакомые пейзажи замелькали за окном, сколько он не был там? Он не считал, да это было и не важно. Он и сейчас не поехал бы, если бы не она. Чем дальше он уезжал от Москвы, тем сильнее шел снег. Снежные хлопья засыпали машину с новой силой; включив дворники, врач поморщился. Вдали показались знакомые постройки, сначала стоящие в ряд гаражи, а вон там, левее, ничем не примечательное высокое здание. Юра помнил, как увидел его впервые. Тогда, в машине такси, он, уставший от дороги и жары, с интересом оглядывал постройку. Здание было заметным, и на секунду парень даже подумал, что это и есть отель, и только когда машина повернула, взгляду открылось красивое сооружение. Тогда, оглядывая территорию, он не представлял, как собственная жизнь изменится уже через пару дней. Чуть больше двадцати четырех часов – и он встретится с ней, совсем немного до крутого пике. Пике, которое перевернет его жизнь с ног на голову. Пике, которое придаст его жизни смысла. Пике, после которого он не сможет вернуться назад. Непримечательное на первый взгляд здание оказалось местом, где он обрел счастье. Вывернув руль, парень завернул на парковку, все газоны были засыпаны снегом, а каменные дорожки неторопливо чистили несколько работников. Уткнувшись в руль, Юра пропустил вдох, глаза машинально закрывались, он и не заметил, как парни в одежде с логотипом отеля переглянулись. Внутри все разрывалось, это место было наполнено противоречивыми воспоминаниями. Слишком разными, чересчур разномастными, каждый коридор, каждый угол был наполнен ими. Он словно видел их силуэты, в голове одна за одной мелькали яркие картинки. Дернувшись, он повернул голову: в их последний день тут они стояли чуть дальше, в самом углу парковки, вон там. Держась одной рукой за машину, она, прикусив губу, слушала Федотова со слезами на глазах. Убрав ее сумку в машину, он словно прирос к земле, ноги не слушались, он совершенно не хотел двигаться. Он стоял у чертова багажника еще пару минут, заставляя себя сдвинуться. Слышал ее тихие всхлипы, шепот Федотова и не мог пошевелиться. С той секунды, что он узнал о диагнозе, это место изменилось. Оно наполнилось воспоминаниями, которые Юра хотел забыть. Хотелось забыть обо всем страхе тут, о боли, что они прошли тут, и оставить только секунды, когда им было хорошо. Хотелось, как в кино – вырезать неудачные дубли, оставляя только лучшее. Заглушив двигатель, Юра наконец-то вышел из машины. Тут не было ветра, в отличие от Москвы. Тут чувствовался легкий мороз, а снег приятно хрустел под ногами. Передернув плечами, он быстро прошел к непримечательному зданию. Дом для персонала отеля. Так называлась на первый взгляд малоприметная постройка. Он быстро преодолевает лестницу и длинный коридор, доходит почти до конца второго этажа и замирает. Он не видит или не хочет видеть двух промелькнувших у лестницы горничных. Прислушиваясь к тишине, он оглядывает светлую дверь, она совершенно не отличается от других. Два поворота ключом и тихий щелчок; проскользнув внутрь, парень вдыхает теплый воздух. Легкий запах свежести ударяет в нос. Шторы открыты наполовину, вся комната наполнена лучами зимнего солнца. Это помещение, словно машина времени, она переносит его назад, в прошлое. Переносит в день, когда он все оставил тут и уехал с надеждой. Уехал спешно, с рыжим котом и небольшой сумкой, уехал, насквозь пропитанный страхом. Сейчас этого не было. Страх, что висел тут тяжелым грузом, растворился вместе с ароматом ее духов. Тут больше не было отчаяния, не было всего того, отчего он так бежал. Юра был уверен: все исчезло в тот день, в ту секунду, когда он услышал врача. Страх, боль, отчаяние, обида. Все исчезло тогда, тут больше не было ничего. Только солнечный свет и легкий свежий запах. Он вдыхает его полной грудью, чувствуя, как тепло разливается по телу. — Кхм, — глухой кашель раздается позади, этот короткий звук отдает по всему телу. — Здравствуйте, Лев Глебович, — обернувшись вполоборота, Юра оглядывает мужчину, признаки перенесенного приступа сразу бросаются в глаза. — Как Вы? — Живой, — владелец фыркает. Захлопнув входную дверь, он проходит в комнату, — Юрец… — Лев Глебович, — вздернув рукой, парень перебивает владельца, — почему Вы не в больнице? — скрестив руки, он прищуривается. — Вы ведь должны быть на реабилитации, — хмурится врач. Темные круги под глазами, бледность кожи, сиплая отдышка. Юра подмечает даже отсутствие у мужчины как минимум пяти килограмм. — Не хочу там лежать, — хмыкнув, Федотов опускается на ближайшее кресло, — нормально все, тут долечат и реабилитируют, — переводя дыхание, он склоняет голову, смотря на врача исподлобья. — Я рад тебя видеть, — он говорит это на выдохе, тихо, игнорируя строгий тон. Совесть больно колет где-то под лопаткой. — Я Вас тоже, — сейчас его голос звучит мягче, — Лев Глебович, я переживаю, Вам действительно будет лучше вернуться в больницу, — разжав руки, парень делает шаг к владельцу. Смотреть в глаза мужчины оказывается невозможно тяжелым испытанием, слишком многое он видит в этом уставшем взгляде. Все то, что так хочется вычеркнуть из памяти. Подняв голову к потолку, Юра с шумом делает глубокий вдох. — Юрец, ты отвратительно выглядишь, — с ухмылкой заключает мужчина, скрестив руки. В отличие от врача, он взгляд не отводил: прищурившись, продолжал смотреть на парня. Дотошно, изучающее смотреть и видеть все. Этот взгляд обжигает. Поморщившись, Юра, выдохнув, скрещивает руки. — Не выспался, — парень прищуривается, не отводя глаз. — Еще бы ты выспался, — мужчина ухмыляется, — сколько уже прошло, как Симпапульку выписали? — Федотов подмигивает и, расслабившись, проходит в комнату. — Неделя, — он вдруг чувствует едва уловимый запах ее духов, на лице неосознанно появляется улыбка. — Юрец, — владелец отеля поддается вперед и, подняв руку, грозит указательным пальцем, — в декрет не отпущу, — Федотов громогласно смеется и отступает, — дай девчонке отдохнуть, — уже во всю хохоча, добавляет он. Приподняв брови, Юра поджимает губы. Эти шутки, по которым он, черт возьми, скучал. Одновременно хочется закатить глаза и, усмехнувшись, тактично проигнорировать, но сейчас врач позволяет себе короткую усмешку, едва уловимую, секундную. — Чего притащился, Юрец? Рассказывай, — Федотов хмыкает и, опустившись в кресло, внимательно оглядывает собеседника. — Слабовато ты, парень. Неделька, а уже вылезли из своей конуры, — владелец качает головой, едко усмехаясь. Переступив с ноги на ногу, Юра, лишь мотанув головой, закатывает глаза: теперь можно и эту реакцию. Оглядев комнату, он проходится по ней: тут все оставалось на своих местах, только пыль отсутствовала, что говорило о ежедневной уборке. — Мне паспорт мой нужен, — поджав губы, Юра опускается напротив мужчины, — я разговаривал с врачом, небольшой перелет ей не навредит. И я хотел взять путевку на недельку в теплое место, где солнышко, теплая вода и..., — договорить не дают: ухмыльнувшись, Федотов перебивает его. — И нас нет, да, — громогласно бухтит он и, заметив стушевавшегося врача, махнув рукой, переводит взгляд на приоткрытое окно, — не раскисай, Юрец, правильно решил, вам надо от нас отдохнуть, от этого всего, — мужчина обвел рукой номер. — И от этой вони, больничной, подавно, — на последнем мужчина устало хмурится. Несмотря на веселые огоньки в глазах владельца, Юра замечает каждое мельчайшее изменение. Если не обращать внимание на его улыбку, можно увидеть невозможную усталость. Он пережил слишком много за последние полтора месяца, он многое перенес. — Лев Глебович, — врач снова становится серьезным, — Вам нужно пройти реабилитацию, это не дело, — врач прерывается на полуслове, заметив недовольный взгляд мужчины. — Юрец, отвяжись, — махнув рукой, Федотов, покачав головой, хмурится, — приедешь – и начнем твою эту реабилитацию, как раз с Симпапулькой вместе, — уже довольнее заканчивает он. — Лев Глебович, не пойдет, — парень прерывается буквально на минуту, задумчиво оглядывая владельца, — значит так, я распишу вам лечение, программу, лекарства, диету, все, как полагается, будете ходить к медсестре, получать все, а потом я приеду и проверю. Только, — хмурится он, вспоминая о совсем недавно написавшей заявление на увольнение Стелле, — медсестра нужна или медбрат. Ладно, я разберусь, — поднявшись со своего места, Юра, игнорируя удивленный взгляд владельца, проходит к тумбочке. — Главным себя возомнил? — тут же буркнул мужчина с напускными нотками строгости, — первый и последний раз командуешь, Юрец, — прищурившись, он усмехнулся. — Ищи работника и Симпапульке привет. Передай, что халтурить долго я ей не дам, — несмотря на угрозы, Юра знал точно: владелец беспокоился за управляющую не меньше него, он был ей как второй отец, первые дни после операции он звонил едва ли не каждый час – и это при том, что сам находился на больничной койке. Он переживал сильно, что пугало врача, ведь мужчина и сам находился не в лучшем состоянии. В день, когда Ксюша открыла глаза, он умудрился самовольно уехать из больницы. Выйдя из реанимации, Юра был ошеломлен увидеть Федотова, мельтешащего в коридоре. Этот поступок парень не оценил, хоть в глубине души и понял, что он и не такое сделал бы. Но возвращать Федотова в больницу ему пришлось лично. — Она и сама не позволит, — о работе Ксюша впервые заговорила всего через три для после перевода из реанимации. — Все разговоры об этом, — Юра усмехнулся, распахивая тумбочку. — Не меняется, противная, — качнув головой, мужчина вдохнул полной грудью, — передавай, что я соскучился, и пусть опустит свою пятую точку, о работе поговорим через полгода, — хлопнув парня по плечу, Федотов довольно хмыкнул, обходя врача. — Сами скажите ей это, послезавтра же вечеринка, — парень кивнул мужчине. — Она не знает, что я тут, — Юра прищурился с легкой улыбкой. — Вот Юрчик-врунчик, — Лев Глебович хохотнул, — не стыдно тебе Симпапульку-то обманывать? — он ухмыльнулся, уже останавливаясь у двери. — Ладно, одобряю, — переступив с ноги на ногу, он продолжил. — Пошел я, меня там Ритка ждет, а ты ищи давай активнее и шуруй, не хочу тебя одного видеть, — по-доброму улыбнувшись, мужчина подмигнул. — Хорошо, Лев Глебович, но лечение я распишу, — уже серьезнее добавил врач. Не ответив ничего, Федотов лишь фыркнул и, махнув рукой, вышел, оставляя Юру наедине со своими мыслями. *** Ухватив одной рукой небольшую коробку покрепче, Юра, придержав дверь ногой, провернул ключ. Помимо паспорта парень захватил пару личных вещей. Несмотря на влажную ежедневную уборку в комнате, там все еще чувствовался аромат ее духов: он был едва уловимым, тонким, но парень чувствовал его. Этот запах словно его пропитал. Оглянувшись, врач, переместив коробку, опустил ключ в карман. Стены, хранившие столько горьких воспоминаний, хоть и напоминали о его последних днях тут, уже не давили. Находясь тут, в отеле, он чувствовал слабый осадок – неприятный осадок с противным привкусом страха. И Юра не пытался избавиться от него, ему казалось это невозможным. Каждый угол этого отеля, каждая стена, комната, кабинет – все еще не раз напомнит им об этом. И от этого им никуда не деться, но притупить эти воспоминания они вполне могли. Выйдя из здания, Юра поморщился от солнечного света, он хотел бы еще заглянуть в свой кабинет, но времени катастрофически не хватало. Погрузив коробку в багажник, парень кивнул проходящей мимо Валентине и, обогнув машину, открыл водительскую дверь. Кивнув ему в ответ и улыбнувшись, женщина скрылась в дверях. О дне, когда все узнали, парень узнал лишь со слов Федотова. Все вскрылось, когда Ксюша уже неделю, как очнулась. Владелец рассказал все сам, их тут в тот день не было. Однако не прошло и получаса, как девушке посыпались звонки, волнение шатенки и ее трясущиеся руки он запомнил отлично. Помнил, как расплакавшись от такого внимания, с улыбкой на лице она задремала на его плече. Это Юра помнил отчетливо, это навсегда останется в его голове, как одно из самых ярких воспоминаний. С того дня они почти не оставались наедине, ее навестили все, каждый день кто-то старался приехать. Столько ее улыбок он не видел никогда. Заведя машину, Юра, быстро выкрутив, руль, выехал с парковки. Крупные хлопья снега сыпали с каждой минутой все сильнее. Уже выехав за территорию отеля, врач, притормозив, обернулся. Нахлынувшие воспоминания окутывали все сильнее. Съехав на обочину, он, запрокинув голову, с шумом выдохнул. Прошло уже больше месяца, как все закончилось, но эмоции все еще брали верх. За пять с половиной суток ноября он пережил чересчур много. flashback Он изучил каждую выемку на стене, каждую грань рисунка на больничной плитке, шесть часов операции показались ему вечностью. Каждая секунда, каждая минута уничтожала его, отравляла, словно яд, каждое движение стрелки на часах выкручивало его наизнанку. Этот тихий приглушенный стук часов разъедал его изнутри. Он просидел там до конца, не уходя ни на минуту. Ноги казались каменными: кажется, даже если бы он захотел, он не смог бы в тот момент подняться. Это казалось невозможным, он совершенно не контролировал собственное тело. Страх паутиной окутал его, сковал, затрудняя каждый вдох. Все вокруг сливалось пятно, к последнему часу зрение сфокусировать получалось все сложнее, все плыло пятнами. Мутными, серыми, огромными пятнами, буквы на дверях двоились, он слышал лишь удар стрелки. Резкие звуки шагов порезали перепонки, они ворвались в помутненное сознание внезапно, раздирая его. Подскочив, он почувствовал, как тело предательски качнуло, на пару шагов вперед он потратил последние силы. — Операция прошла успешно. Мы сделали все, что возможно, сейчас все зависит от неё, она в реанимации. Нам остается только ждать. Заученная фраза не помогла, она сделала только хуже, она была шаблонна, тривиальна и совершенно не нравилась парню. Слышать ее сейчас было хуже всего, мир вокруг закружился с бешеной скоростью. Ждать. Он ненавидел ждать, терпеть не мог, не умел, не хотел. Дни замедлились еще сильнее, они издевались, заставляя тело сжиматься, время не шло. Он сходил с ума, сидел, часами не двигаясь, в палате Ксюши, держал телефон рядом, если покидал больницу. Юра подскакивал от любого звука смартфона, каждый звонок оглушал его, ломал. Его пустили к ней в реанимацию на второй день. Те минуты, что он шел по длинному коридору, казались его личным адом. Аппарат жизнеобеспечения, подключенный к девушке, заставил врача отшатнуться, словно от резкой вспышки света. Он никогда не сможет вытравить эту картину из собственного подсознания, он никогда не забудет ее прикрытые глаза, побледневшую кожу и множество проводов, подключенных к ней. Он хотел бы забыть это, сжечь эти воспоминания, не оставляя пепла. Всякий раз, что Юра закрывал глаза, он видел ее такой. Это картина стала его ночным кошмаром. — Вторые-третьи сутки, чаще всего пациент приходит в себя именно в эти дни. Это была выдержка из книги, это же ему говорил врач, это же Юра знал и сам. Только к концу вторых суток у опытного врача вдруг появилась новая фраза. — Все люди разные, кому-то нужно больше времени, это нормально, будьте готовы ждать. Это разбило его, каждое слово ударило кирпичом. Юра и сам врач, он знал это и вполне понимал, что это было действительно нормальным явлением. Только легче от этого не становилось, это совершенно не успокаивало. Ночь со второго дня на третий он не спал ни минуты, держал телефон рядом, пилил устройство взглядом. За темную ночь в стенах этой квартиры не раздалось ни одного звонка. Чуда не случилось и днем, третьи сутки закончились для парня в палате шатенки. Сил уходить больше не было, страх чертовски быстро поглощал его, уничтожая его веру, он стал бояться уходить. Он стал бояться потерять минуты, упустить те самые секунды. В те моменты, когда пожилой врач выгонял его поесть, он брал слово с мужчины, что тот не уйдет, пока он не вернется. Он возвращался как можно скорее: затолкнув в себя пару бутербродов и наспех приняв душ, возвращался к чертовски жесткому стулу в ее палате. Возвращался за непроницаемые стены с отвратительной надписью «реанимация» Он ненавидел себя за собственные мысли, ему было противно от одного только осознания, что он действительно допускает этот вариант. Писк аппарата жизнеобеспечения был спасительным, он нужен был ему, словно кислород. — Все не так просто, Юрий, Вы сами знаете об осложнениях Ксении. Но нужно верить, она сильная, выкарабкается. Должна выкарабкаться. Это Юра услышал на четвертый день – и сделать вдох вдруг оказалось чем-то невозможным. Слова врача звучали вовсе не так, как он хотел бы, а хрупкая доля уверенности в его словах, что была прежде, вдруг исчезла. Юра верил. Заставлял себя верить, убеждал себя, верил до боли в голове, до скрипа зубов, он верил. Наивно стараясь не замечать взглядов медперсонала и усталых вдохов врача. Он должен верить. Должен. Он обещал ей. Минуты тянулись тягучей смолой, они противно растекались, раздражали, он запутался в часах, потерялся во времени. Сон по несколько часов выбивал его только сильнее, первые секунды после пробуждения парень судорожно хватал воздух и прислушивался к звуку. Короткий писк позволял на секунду прикрыть глаза и успокоить бушующий пульс. Пятые сутки словно перечеркнули определенный рубеж, где он еще пытался держать себя в руках. Утренний разговор с врачом слабо убеждал. Пять дней, сто двадцать часов, это не было критичным сроком, но это пугало. Это было больше обычного, норма, да, но, черт возьми, больше. Сто двадцать часов в реанимации, не приходя в сознание, это было чересчур. На шестые сутки ему хотелось кричать, выть волком. Шаткой походкой он, перекусив, вернулся к девушке. С каждым разом уходить от нее становилось все тяжелее, все страшнее. Он обещал ее матери, что будет отдыхать. Женщина, узнавшая все только на второй день, едва могла сама держаться на ногах. Устроив ее в квартире, которую он снимал, сам Юра поселился тут. Она приходила каждый день. На недолгие минуты ее пропускали сюда, но не более. Это приносило женщине ужасную боль, парень видел это отчетливо. Он находился тут, он слышал это писк, чувствовал тепло Ксюшиной руки. Он был рядом, он не зависел от телефона, в отличие от её матери. Кажется, каждая мышца тела уже привыкла к невозможно жесткому стулу, он не чувствовал боли или скованности, тело словно отключило физические ощущения. Проникавший солнечный свет заставлял его жмуриться, но вставать и прикрывать жалюзи он не хотел. Ему эгоистично не хотелось отпускать ее руку. В какой момент его хватка ослабла, а тело погрузилось в темноту, Юра не запомнил: от постоянного прищура и небольшого количества еды в желудке он задремал. Вновь погрузился в чуткий и до ужаса пугающий сон. Темнота вокруг заполняла, заполняла все пространство, не оставляя и кусочка с просветом, личный кошмар с новой силой окутывал его паутиной страха. Все повторялось снова и снова: белоснежные коридоры, которые он знал наизусть, дыхание спирает, словно от бега. Противный запах въедается под кожу, очередной поворот и огромное помещение, где лежит она. Нет звука. Нет ни единого сигнала, он не слышит ни черта! Будто оглохнув, Юра, дернувшись, машет рукой, пытается произнести хоть слово и не может. Не может сказать, не может услышать аппарат, который он находит глазами. Отключенный, он стоит от Ксюши на расстоянии. Он знает, что будет дальше. Сейчас, вот сейчас, вдали покажется врач. Оглядываясь, он мечется, упрямо надеясь не увидеть врача, он крутит головой как можно скорее, жмурится… Хрипящий звук рушит стену тишины. Короткий хрип повторяется. Открыв глаза, он не успевает взглянуть на девушку, как все вокруг погружается в кромешную темноту. Резко распахнув ресницы, он тут же жмурится от света больничных ламп. Он все еще на стуле, не чувствует ее руки, где-то в сознании страх разрастается с бешеной скоростью. Тихий хрипящий стон повторяется. Сердце делает кульбит, замирает, пока услышанный звук прошибает его. Мысль, скользнувшая в голову, выбивает из парня весь дух. Открыв глаза в ту же секунду, Юра чувствует, как ноги немеют. Ее ресницы подрагивают, а она рефлекторно жмурится, пытаясь вдохнуть. Из-за установленной кислородной трубки это почти не получается сделать. — Ксюша, — он касается ее руки, — подожди. Подож, — голос дрожит, она замирает, — я сейчас, потерпи. Это навсегда останется в его памяти. Он путается в собственных ногах, выскочив в коридор, кричит медсестре. Все происходит чертовски быстро, все находится на перемотке. Приглушенный свет, недолгие манипуляции, ее отсоединяют от кислородной трубки – и он слышит ее короткий тихий вдох. Самостоятельный. Ее глаза еще прищурены, а взгляд затуманен, он видит, как девушка упрямо старается смотреть в одну точку. Но ее взгляд не слушается, не контролируя себя, она закрывает глаза, тихо дышит и, облизнув губы, отвечает на банальный вопрос врача.       — Вы меня слышите? — Да Хрупкое, робкое, еле слышное. Короткий ответ как спасительный глоток воздуха. Он стоит поодаль, не мешает паре врачей и крутящимся вокруг нее медсестрам, ноги буквально сводит в судороге от желания подойти ближе. Ее взгляд останавливается на нем, замирает; моргнув, она прикрывает глаза, ее сил едва хватает на этот недолгий взгляд. Пройдет чуть больше пятнадцати минут, прежде чем палата начнет пустеть, слова встают в горле комом, когда он понимает, что еще минута – и ему придется выйти. Врач останавливается в шаге от Юры и, взглянув на него, устало качает головой. — Пять минут, Юрий, ей нужно отдыхать. Кивнув в ответ, он провожает взглядом мужчину в белом халате и оборачивается к девушке. Пульс, который он и так едва контролировал, учащается от легкого головокружения, легкие сжимаются, каждый шаг отдает в голову. Ее глаза прикрыты, но больше нет огромных трубок, ее тихое дыхание вызывает бурю эмоций, облегчение прокатывается волной по телу. Слегка нахмурившись, девушка заторможено приоткрывает глаза, ее взгляд замутнен от лекарств, ее взгляд усталый, но он согревает.       — Юр…а Собственное имя пробивает его, словно разрядом тока.       — Привет, — его голос звучит простуженно, хрипловато, — я скучал. Скучал. Это слово не выразит и половины того, что он испытал: он сходил с ума, он болел этим ожиданием, этим страхом.       — И я, — она улыбается – слабо, уголками губ. Улыбается, смотря на него, — мне было холодно. Ему тоже. Только сейчас он не скажет об этом. — Тшш, — ее пальцы чуть сжимают его руку, — поспи, тебе нужно отдыхать, больше холодно не будет. — Обещаешь? — прикрыв глаза, девушка облизывает губы, ее дыхание становится ровнее, подключенные лекарства начинают действовать, погружая ее в крепкий сон. — Обещаю. Ее губы трогает легкая полуулыбка, сжимающие руку пальцы окончательно расслабляются, он выдыхает с шумом, тело вдруг пробивает дрожь. Весь страх, что он пережил за эти дни, вдруг сковывает его, волнение, так долго копившееся, выбивает из парня оставшиеся силы. Мышцы расслабляются, слишком долго он был напряжен, он едва контролирует свои движения, он уснул бы прямо тут, если бы мог. Юра идет вдоль стенки, оглядывается несколько раз и замирает, словно боясь проснуться, боясь, что все происходящее кажется сном. Все кажется невозможным, слишком удивительным, в его жизни это впервые. Ему плевать на собственный вид, на кривую улыбку на своем лице и покрасневшие глаза, он чувствует, как впервые за прошедшие дни ему становится тепло. Брошенный в машине телефон парень находит почти сразу. Не застегивая крутки, он стоит под пронизывающим ветром и слушает короткие гудки. Ее мать отвечает фактически мгновенно, ее голос надрывной, пронизывает его сильнее ветра. Короткий вдох и пара слов, спасающих их жизни от пропасти. — Ксюша очнулась. Их кокон из страхов разбивается на осколки. Конец flashback Эти воспоминания, пропитанные болью и страхом, сейчас окутывали его приятном теплом, все дни боли были перечеркнуты ее тихим дыханием. Уже неделю он просыпался по ночам, не веря, что девушка мирно спит рядом, все казалось сказкой – она рядом. Юра не верил, открывал глаза по несколько раз за ночь, прижимал её к себе и лежал, в кромешной темноте слушая ее дыхание. Она очнулась спустя пять с половиной суток, спустя сто тридцать один час. Это чуть больше нормы, больше, чем обычно, и больше, чем он мог выдержать и не потерять себя. Заведя машину, парень, бросив очередной взгляд на отель, выехал на дорогу. *** Провернув ключ в замочной скважине, Юра улыбнулся: из приоткрытой двери в нос ударил приятный запах. — Ксюш, — пройдя в прихожую, он торопливо отставил коробку в сторону и, закрыв дверь, обернулся в сторону комнаты, — я чувствую запах, — поморщившись, Юра усмехнулся, это было что-то сладкое. — Еще бы ты его не чувствовал, — выскользнув из комнаты, улыбнулась шатенка, подходя к врачу, — доставка из любимой кондитерской, — обнимая парня, добавила она. — Ты где так долго катался? Хитро покосившись на управляющую, Юра подмигнул. — Небольшой секрет, узнаешь чуть позже, — заметив её возмущенный взгляд, врач, рассмеявшись, качнул головой. — Не, даже не пытайся, чуть позже. Едой поделишься? — чуть отойдя, Юра снял пальто. — Куда я денусь? — бурча, ответила девушка, хитро его разглядывая. — Чай только поставь, — уже с улыбкой добавила она. — Обязательно, — притянув управляющую к себе, Юра довольно улыбнулся, — только тебя поцелую сначала. От легкой и совершенно нежной близости им сносило крышу. Уже неделю Ксюша чувствовала себя влюбленной до одури, будто из глупой комедии. Она ловила каждый его взгляд, от каждого прикосновения ее тело покрывалось предательскими мурашками, а каждый, пусть и невесомый, поцелуй вызывал фейерверки в голове. Она сходила с ума, пыталась унять свои эмоции, пыталась настроить себя на более серьезное поведение, но получалось это чертовски плохо. Сознание, словно восполняя упущенное, требовало этих бушующих эмоций, этого состояния невесомости, неловких улыбок. Ей хотелось этого всего. Она слабо помнила дни в реанимации, лишь его голос каждый день, те дни она едва могла сосредоточиться хоть на чем-то. Множество лекарств и почти нескончаемый медикаментозный сон. Всякий раз, открывая глаза, она сразу же оглядывала стул у кровати. В те дни она по-детски боялась пропустить, проспать, пока он будет рядом. Ей было до слез обидно терять хоть минуту, что он был с ней. День, когда ее перевели в ее палату, в обычную палату, стал для девушки праздником, в ту ночь он остался с ней. Совсем как тогда, она уснула прямо на нем, смотря серию какого-то сериала. Это была первая ночь, когда она была по-настоящему счастлива. Ее первое утро обычной жизни началось с ароматного чая с ромашкой и его улыбки. Теперь для нее этот запах навсегда ассоциируется с счастьем. — Идем? — ее голос чуть дрожит, а губы приятно покалывает. — Идем, — Юра улыбается, его дыхание сбито, а в глазах поблескивает азартный огонек. Осторожно проведя подушечками пальцев по щеке, он с шумом выдыхает, ее тепло сжигает его, она одним взглядом распаляет его. — Ксюш… Спасибо, что ты рядом, — это вырывается спонтанно, неконтролируемо, тихо, интимно. Эти слова вышибают воздух из ее легких, это звучит настолько неожиданно, что, замерев на месте, Ксюша чувствует, как глаза начинает пощипывать. Ей хватает пары секунд, чтобы унять непрошеные слезы. Улыбнувшись, она обнимает врача. — Тебе спасибо, без тебя я выбрала бы другой вариант, — на последнем ее голос дрожит, пара слезинок прокатываются по щеке. Он обнимает ее в ответ, сжимает в руках и опускает голову. Мир вокруг останавливается – они смогли, они поставили его на паузу. Он мечтал чувствовать ее так близко, ощущать ее тепло, наслаждаться каждой минутой и не бояться потерять ее через неделю, месяц, пару дней, неважно. Мечта, которая сбылась. Она выбрала бы другой вариант, не предложи он ей тогда эту дружбу. Юра до сих пор помнил, как он мерил кабинет шагами и корил себя за глупое предложение, и как его сердце пропустило удар, когда он получил ее смс.       Я согласна… на дружбу. В тот момент они оба и представить не могли, что будет дальше, на что она согласилась. Коротким смс она перевернула его жизнь и дала согласие на собственную. Они простояли бы там вечность, вот так, чувствуя друг друга, они могли бы остаться в этом небольшом коридоре на долгие часы. Если бы не рыжий кот, принявшийся тереться о ноги девушки. — Апсик, — утерев мокрые дорожки, Ксюша улыбнулась и подняла взгляд на парня. Коснувшись кончика её носа, Юра подмигнул и опустил руки. — Если он будет есть такими же порциями, то скоро станет Апсищем, — с ухмылкой ответил он, смотря, как Ксюша, наклонившись, подхватила кота на руки. — Ну тебя! — хохотнув, девушка ткнула парня локтем в бок. — Ты ведь маленький совсем, — уже смотря на кота, произнесла она. — Маленький? По чьим меркам? — буркнул Юра с усмешкой, проходя в комнату вслед за Ксюшей. — Ест столько же, сколько и я, — оглядев плед и раскрытый ноутбук на диване, он обернулся к девушке. — Вот поэтому он тебя и не любит – ты его обзываешь, — все еще держа кота на руках, произнесла шатенка. — А мне он вон, мурлычит, — в подтверждение слов Ксюша подалась к парню. — Слышишь? — Он и меня любит, — самоуверенно ответил врач и, подняв руку, добавил: — Вот, смотри, — потянувшись к коту, Юра прищурился, а уже в следующую секунду кот, поджав ушки, ударил мохнатой лапкой по его руке. — Эй! — тут же одернув руку, хмыкнул врач. — Я вижу, — погладив питомца по голове, девушка аккуратно отпустила животное на диван и перевела взгляд на Юру. — Любит, говоришь? — уже смеясь, произнесла она. — Любит, только придуривается. — И зачем ему это? — вздернув бровью, Ксюша с интересом уставилась на врача. — Подлизывается, — тот обернулся к коту. — Но я, — протянул он, — все ей сейчас расскажу, — усмехнувшись, Юра перевел взгляд на девушку и, довольный собой, продолжил: — А он спать ко мне приходил и мурлыкал. Вот так! — хохотнув, закончил врач, скрестив руки. — Пока тебя не было. Сидевший на диване кот вдруг протяжно мявкнул и, отвернувшись от пары, лег на покрывало. — Правда твои кошачьи глаза колит? — наблюдая за рассмеявшейся девушкой, спросил Юра. Ее звонкий смех вызвал улыбку, по телу разлилось приятное тепло. — Я не могу, какие вы! — сквозь смех промолвила шатенка. — Я пошла ставить чай, а вы, — девушка указала пальцем на парня и отвернувшегося кота, — можете и дальше выяснять отношения. Рассмеявшись в голос, управляющая выскользнула из комнаты. *** Висящий на стене телевизор был единственным источником света в комнате, лежавший у края дивана кот, приподняв голову, смотрел на пару. Устроившись с миской попкорна, они собирались смотреть фильм, только выходило это чертовски плохо. — Юр, ну что я буду делать дома столько времени? — девушка фыркнула и, склонив голову, умоляющее взглянула на парня. Этот спор продолжался уже больше двадцати минут. — Я скучаю по своей работе. Закатив глаза, врач выдохнул. Он ожидал этого разговора, только не думал, что это произойдет так быстро. Это не было ссорой, он не видел у девушки обиды и отчасти мог ее понять. После стольких месяцев подготовки к концу она получила второй шанс. Он понимал, как ей хотелось заниматься любимым делом, как хотелось нырнуть в водоворот этой жизни. Наверное, будь он на ее месте, и сам бы хотел вернуться к прежнему образу жизни как можно скорее. Но было кое-что важнее, чем ее желание – ее здоровье, и сейчас он в первую очередь думал о ней. — Симонова Ксения Борисовна, Вы вернетесь на работу не раньше, чем через полгода. И это не обсуждается, — она замолчала почти сразу, с шумом выдохнула и, широко распахнув глаза, взглянула на него. — Симонова? — вздернув брови, она почти не моргает. — Это предложение? — губы трогает улыбка, а внутри все стягивает. — А ты хочешь? — он подается к девушке, останавливаясь в считаных сантиметрах. Ее глаза вспыхивают. — А ты еще сомневаешься? — пути назад нет, сердце бешено стучит, а ехидная улыбка не сходит с ее лица. — Значит, предложение, — он обжигает дыханием и в следующую секунду, улыбнувшись, касается ее губ. Наблюдавший в сторонке кот лишь тихонько опустил голову на лапки и, закрыв глаза, громко замурчал.