Если успеем...

Глиосаркома. Одно слово, столько эмоций, столько боли и полная обреченность. Нервно заламывая руки, она отбрасывает чертов листок с множеством печатей, ужасный диагноз для молодой девушки, ужасный диагноз для любого.       Злокачественная опухоль. Слова врача проносятся в голове, пожилой мужчина в белом халате плотно сжимает губы и, опустив на глаза круглой формы очки, хмурится, вчитываясь в результаты анализов. Глиосаркома, вторит он, а Ксюша запоминает новое слово. Слово, которое она выучит и будет ненавидеть каждую секунду своей жизни.       Не переживайте раньше времени, это лечится. В ушах звенит, душа медленно опускается, теряется в страхе, сжимаясь, взрослая девушка бледнеет на глазах. Он сминает губы, подбирает слова, смотрит на нее добрым взглядом, а она вдруг замечает то самое страшное чувство… чувство жалости. В его глазах плещется оно. Чувство, которое Ксюша ненавидит всеми фибрами души, отныне она будет видеть его всегда. При современной медицине и правильном лечении шансы есть. Мужчина опускает голову и пропускает тяжелый вздох, морщинистой рукой он снимает очки. Сил нет, молодая девушка, совсем еще девчонка, угасает, сгорает изнутри, это не медленное тление, это огромное пламя, которое поглотит ее с невозможной скоростью. Пятьдесят лет практики, множество пациентов, девушек, парней, молодых, пожилых, детей, он не сосчитает уже всех. Но Василий Ильич так и не привык к смерти, каждый раз видя, как косая помечала таких молодых, в душе что-то отрывалось, откалывался кусочек. Он так и не примирился с этой вселенской несправедливостью. Они еще долго будут разговаривать, точнее, говорить будет он, шатенка будет лишь кивать, медленно осознавая происходящее. Он расскажет ей все, объяснит каждую мелочь, успокоит и даже заставит улыбнуться. Из кабинета она выйдет с грустной улыбкой на губах, утвердительно кивая, что все хорошо, а через пять минут санитар принесет ее на руках в бессознательном состоянии.       Все хорошо! Конец flashback *** – Ксю, – хриплый голос подруги вырывает ее из воспоминаний, – не три месяца. Лечение поможет, вот увидишь, – ободрение, давно она не слышала этих слов. Подбадривания не приносили облегчения, скорее, наоборот, наверно только поэтому она не сказала отцу, не сказала матери, никому. Только подруге, в себе сдерживать она все равно бы не смогла, ее разрывало, нужно было поделиться. – Конечно, поможет, – она не верит в слова подруги, соглашается, скорее, на автомате, скорее, для галочки. Смахнув невидимую слезинку, она натягивает улыбку. – Юль, пожалуйста, не говори никому, я не хочу. Отец, Юра, никто не должен знать, – ухватившись за кресло, она выпрямилась, вобрав в грудь воздуха, девушка продолжила. – Я не хочу жалости, не хочу их боли, отец… он не перенесет, не сможет. А Юра, – дыхание остановилось, слова застряли комом, Юра. – Ему будет так легче… лучше, – не будет, конечно. Но Ксюша не сможет, не сможет смотреть ему в глаза после такой новости, не сможет быть рядом. – Он и так слишком многое перенес.        Мама. Он уже потерял близкого человека, потерял и теперь винил себя. От смерти не сбежишь, но она не проведет его через этот ад снова, не даст ему видеть ее угасание, не позволит. Он не должен помнить ее такой. Он не должен испытывать это еще раз, хватит! – Я тебя поняла, – теплая рука подруги ложится поверх ее, – никто не узнает, обещаю, – побледневшая Ксюша вдруг сжимает ее руку и улыбается, вымученно, но искреннее. – Но ты, Завгородняя, еще получишь у меня. Три месяца ей осталось, чепуха, выздоровеешь и будешь еще владычицей отельной. Такая Юля нравилась девушке больше: широкая улыбка, искрящийся взгляд и полная уверенность в своих словах. Очередной кирпичик падает, у нее есть подруга. Не нужно прятаться и убегать, дышать становится чуть легче. – Спасибо, – приглушенно ответила она, на губах проскользнула легкая улыбка. В остывшей комнате воцарялась расслабленная атмосфера, мягкий приглушенный свет от единственной включенной лампы освещал лица девушек, удобно устроившихся в уютных креслах. Воздух вокруг подруг становился теплее, апельсиновый сок приятно кислил, разливаясь по горлу, напряжение отпускало тело. – Слушай, я тебе сейчас тако-о-е расскажу, – рыжая растягивает слова, придавая голосу загадочности. – Мой тут такое вытворил, – ехидно подмигнув, девушка растягивает губы в улыбке. Ксюша прекрасно понимает, что делает подруга, меняет тему, уводит ее в другую сторону, заставляет улыбнуться и хоть не надолго отвлечься, она не против. Ей хочется слушать бесконечные рассказы о Юлькином ухажёре, кушать суши, смеяться и улыбаться на кривляния подруги, а не считать деньки. Быть просто молодой девушкой с глупыми проблемами, постоянными заботами и бьющей ключом жизнью. *** Она спала четыре часа, всего двести сорок минут, вздохнув полной, грудью девушка улыбнулась. В руках Ксюша держала очередной бумажный стакан, наполненный кофе, от напитка шло приятное тепло. Посиделки с подругой сделали свое дело, она чувствовала себя прекрасно, хоть и спала всего четыре часа. Туман в голове немного рассеялся, мыслить стало чуть легче. Один вечер не изменил все кардинально, не вызвал облегчения и чувства успокоения, но собственные мысли перестали отравлять. Рабочий день едва начался, сегодня должны были приехать представители компании, а уже завтра в их отеле закипит жизнь. Презентация, на которую приглашена вся руководящая верхушка, и последующий банкет, завтрашний вечер предстоял быть ярким. Идти не хотелось, совсем, но выбора у нее не было, она управляющая.       Пока что управляющая. Телефон, лежавший на столе, вдруг завибрировал, оповещая о пришедшей смс. Сердце делает кульбит. Он? От кого: Федотов. Живо ко мне. Зря надеялась, сморгнув пелену с глаз, она отставляет стакан с кофе и, подхватив телефон с ежедневником, натягивает рабочую улыбку. Хлопнув дверью, она проворачивает замок и, постукивая каблучками, спешит к номеру владельца. – Лев Глебович? – постучав для вежливости, она, приоткрыв дверь, заходит. Первое, что бросается в глаза, – это красный чемоданчик с красным крестом, его чемоданчик. Подняв голову, она тут же сталкивается с голубыми леденящими душу глазами. – Эй, Симпапулька, я тут, – замечание мужчины тут же выдергивает ее, рвано дернув головой, Ксюша нехотя переводит взгляд на Федотова. Владелец сидит на светлом диванчике, рукав его рубашки закатан. – Потом насмотритесь друг на друга, – ехидно замечает он и откидывается на спинку дивана. – Короче, презентация переносится, – в голосе проносятся нотки раздражения, – позвонили, сообщили, не успевают они, – мужчина чертыхнулся, – все пройдет во вторник. – Но, Лев Глебович? Банкет заказан, музыканты уже приехали, рабочие уже занимаются установкой сцены, – Ксюша всплеснула руками, черт, все опять рушилось, краем глаза девушка заметила, как врач бросил на нее изучающий взгляд. – Симпапулька, не зуди мне тут. Хочешь совет? – мужчину и самого раздражала вся эта ситуация, больше всего потому, что представитель с писклявым голоском звонил ему с самого утра, чем вызвал раздражение и как следствие головную боль. – Они все берут на себя, все оплачивают, тебе только нужно все перенести на вторник, – Лев поморщился, – и не бесить меня, – раздраженно закончил он. Все происходящее выводило, от проснувшейся головной боли в горле подступала тошнота. Только не это, только не снова, Ксюша буквально чувствует, как кровь отливает от лица, каждая мелочь вызывала моментальную реакцию организма. Она банально не справлялась, не выдерживала малейшего стресса. Сглотнув, управляющая окидывает взглядом номер, на секунду взгляд цепляется за обеспокоенное лицо врача, он, выпрямившись, смотрел пристально, подмечал моментальные изменения. – Хорошо, – коротко вздохнув, она наконец-то отвечает, нужно успокоится. – Я все улажу, – сдержанно и четко, чисто деловой тон. Завгородняя мысленно хвалит себя. Вдох – выдох. Вдох – выдох – Симпапулька, ты в порядке? – резкие перемены замечает владелец. – Чет побледнела вся. Может, Юрец тебя осмотрит? – парень, стоявший совсем близко, прищуривается, кажется, еще секунда, и он сам бросится к ней. – Нет, – девушка взмахивает рукой в сторону врача, останавливая еще не двинувшегося парня, – со мной все в порядке. Спасибо, Юрий Сергеевич, не нужно. Обычный жест бьет его сильнее хлыста. – Ну, в порядке так в порядке, свободна тогда. Юрец, – Федотов окрикивает парня и кивком головы указывает на управляющую, – проводи, и это не обсуждается, Ксения Борисовна, – с нажимом произносит он, заметив недовольное лицо девушки. Она не против, совсем не против. Кивнув, парень забирает рабочий чемодан и, пройдя к двери, открывает её, пропуская шатенку вперед. В пустующем коридоре отеля эхом отражаются постукивания каблучков, длинный хвост раскачивается из стороны в сторону. Не проронив ни слова, пара движется, она замедляет шаг, растягивая время как можно сильнее, нужно сказать хоть что-то. – Простите, Юрий Сергеевич, – она замолкает на секунду, подбирая слова, – за мое поведение в номере, – девушка замедляется, бросив тяжелый взгляд на парня, опускает голову. Они так и не виделись с происшествия в ее кабинете, и пусть прошло совсем не много времени, но она скучала. И корила себя, ища причину его обиды. Дерзкая и обычно веселая девушка стояла перед ним, словно провинившийся ребенок, хотя она не сделала ничего такого.       Юрий Сергеевич, если она Вас подпускает, не отталкивайте ее, сейчас Вы нужны ей, как никогда. В голове вновь всплывают слова горничной. Подпускает. Сейчас в номере она одним жестом выстроила стену между ними. – Друзья, вроде не говорят на «‎Вы», – он отвечает спустя долгие секунды. Она строит стены, он ломает. Реснички девушки подрагивают, приподняв голову, она попадает в ловушку его глаз, усмехнувшись, Ксюша нервно сжимает телефон в руках. Снова дрожит при нем, как школьница. – Не говорят, – тихим голосом заключает она, – но все же извини, просто нервы, вся подготовка меня вымотала, – она снова врет, оправдывает свое состояние, лишь бы он не переживал. Улыбнувшись, парень кивает, поддерживая ее, мысленно внося правки в список странностей Ксении Борисовны. Ее физическое состояние Юра видит насквозь: нервозность, бледность, рванные движения, впавшие глаза, черт возьми, он видел. Подмечал каждую деталь и сходил с ума от неизвестности, от загадки по имени Ксения Борисовна. – Сколько ты спала? – вопрос звучит слишком интимно, его голос проникает в мысли и разжигает костер. Буря из чувств. – Часа четыре, – не врет, не хочет врать, надоело, пусть хоть такая мелочь будет правдивой. – Что мешало? Или тебя уложить? – последнее слово ударяет ее мешком по голове, он выпалил это на одном дыхании, пробивая ее на сквозь, разбивая девушку на атомы. Откуда взялась эта наглость, перекрещенная с решительностью, Юра не знал, но произведенный эффект приносил ему наслаждение. Где-то в глубине души он боялся, каждое неверное слово, каждое движение не по маршруту могло оттолкнуть ее. Юра и так чувствовал себя словно на качелях, покачивание туда-сюда. Эта школьница раскачивала его слишком быстро. – Это угроза? Или предложение? – она снова ступает, скользит по опасному пути, погружаясь с головой. Не может по-другому, каждый раз находясь в одиночестве, она клянется себе держать дистанцию, вытянуть руку и не подпускать его ближе. Так будет лучше… лучше для него. Каждый раз она нарушает клятву, подпускает его слишком близко, разрывает границу, делая расстояние между ними катастрофически маленьким. Парень хитро прищуривается, она играет, обходит его, съедает его пешку и загоняет в угол.       Мы играем в шахматы, они играют в поддавки. Цитата из фильма всплывает совсем неожиданно, он вглядывается в усмехнувшееся лицо девушки. Нет, эта не будет играть в поддавки. Между ними самая что ни на есть шахматная партия. – Смотря, что ты хочешь, – парень подается вперед. – Чтобы я тебя уложил или отругал, как школьницу, – он непозволительно близко, его дыхание обжигает, расплавляя ее кожу. Голубые льдинки тают. Его губы растягиваются в довольной ухмылке, они вдвоем, слишком близко друг к другу в пустующем коридоре. Каждую секунду сюда может заглянуть кто угодно, каждую секунду они могут быть замечены. Нужно сделать шаг назад, одно движение, которое спасет. Но она не может, не сейчас, когда она утопает в омуте его глаз. Ее пушистые реснички взлетали вверх, трепыхались, словно от порывов ветра, глаза цвета виски опьяняли сильнее алкоголя. Он любовался, нагло с усмешкой любовался ее образом, скользил взглядом по ее лицу. Изучал. Не потихоньку, сидя у нее в кабинете, не бросая на нее мимолетные взгляды, а пристально, бесцеремонно, открыто. Он все еще помнит вкус этих мягких губ. Тихий полустон вырывается из ее груди, лицо горит под его пронзительным взглядом, она вспыхивает, словно спичка. – У тебя испорченная фантазия, судя по твоему лицу, – он прерывает тишину первым, Юра не против поиграть, но он боится, страх отпугнуть ее. Он словно хитрый лис крадущийся к трясущей ушками зайчику. Парень делает такой нужный шаг назад, слегка увеличивая расстояние, давая девушке сделать глубокий вдох. – Это мне врач-проститут говорит про испорченную фантазию? – парирует она, все еще чувствуя жгучее желание сократить возникшую вдруг пропасть между ними. Пустынный коридор наполняется смехом, он не выдерживает первым, рассмеявшись в голос. Она впервые слышит его смех. Запоминает, словно записывает на кассету, а затем не удерживается – смеется в ответ. Звонко, именно так звучит ее смех, он успел забыть его, отвыкнуть, Юра не верит первые секунды, все слишком странно. Ксения Борисовна на секунды возвращается, становится такой привычной, такой, какой он ее запомнил, как сфотографировал в своей памяти, и какую изобразил с своем блокноте. Совсем не подходя под ужасное слово «‎чужая». Это происходит лишь на мгновение, уже через полтора часа он увидит ее на улице с кружкой кофе, подставляющей лицо холоду. Чужая. Вновь. *** Оправив ворот рубашки, он в последний раз оглядывает подрагивающую управляющую и скрывается в проходе, она совсем не похожа на ту искрящуюся девушку утром. Снова замерзание и пробирающая бледность, в голове что-то щелкает. Холод помогал перестать чувствовать. Давал спасительное равнодушие, лишал эмоций, делал человека бесчувственным. Не успев уйти, он возвращается. Оглянувшись на девушку, Юра хмурится, его догадка верна, она прячется… кутается в пронизывающий ветер, лишая себя чувств. Прям как он после потери матери, только не этот путь. Нет. Глаза застилает пелена, только не этот путь, он помнит, как там одиноко, помнит, как там жутко. Что бы не происходило, ей нельзя туда, нельзя ступать на него, как бы сильно не хотелось. Плевать, если она вытянет руку, выстроит стену, отступит, он будет рядом, она слишком хрупкая для этого холода.       Кое-что случилось, простите, я не могу сказать. Что бы не случилось, нельзя отпускать ее. Дыхание замедляется, легкие горят, словно он пробежал марафон. Становится неимоверно холодно, будто это не она стоит на открытой веранде, подставляясь под ветер. Мысли сносили ураганом, не давая передохнуть и ухватить глоток воздуха. Он не выдерживает, смотреть на замерзающую девушку невозможно, достав смартфон, парень стучит по экрану. Подрагивающие пальцы едва попадают по нужным буквам. Кому: Ксения. Что еще делают друзья? Смс, ничего умнее он не придумывает, отрывает голову от экрана и наблюдает за управляющей. Чуть дернувшись от трели смартфона, она морщит носик и неторопливо достает источник звука из кармана огромной куртки. Ее лицо трогает грустная улыбка, Юра едва ли прячет голову за поворотом, оставаясь не замеченным, рваное дыхание едва получается контролировать. От кого: Ксения. Смотрят фильмы. Выглянув из своего прикрытия, парень удовлетворительно кивает, получилось. Отвернувшись от сквозного ветра, она подрагивающими руками держала телефон, не отводя взгляда от экрана. Ждет. Кому: Ксения. Попробуем завтра? Ее щеки вспыхивают с новой силой, стоит смартфону пиликнуть. В следующую секунду, она торопливо выбрасывает остывший кофе и переключает внимание на светящийся дисплей телефона. От кого: Ксения. Давай. На секунду прикрыв глаза, он успокаивается и, в последний раз взглянув на девушку, спешит покинуть помещение. Буквально через пару секунд после ухода в коридоре он слышит звук хлопнувшей двери с веранды. Вернулась в тепло. Скинув большую на несколько размеров куртку, Ксюша оправляет платье и, посмотрев на отправленное сообщение, начинает новый отсчет.