bitaa choko dekoreeshon

Кстати, я хотел кое-что спросить: Мы когда-нибудь уже встречались? ...Хотя, забудь.

Когда огненные искорки, собранные в ровную и с такими четкими краями полосу, лениво заползают на давным давно не виданные столы, когда Шоэмо, по сути своей, пора сворачивать раскрученные не понять зачем другие полосы, бинты, всегда приходит она. Мягкой, неслышной поступью без намека на обувь. Каждому знающему хоть раз приходило в полую головушку, что однажды на элитном украшении появятся царапины, знающему больше - что именно поэтому так часто скрипит дверь в просторную, но уныло пустую комнату. И только лекарь, невинно вскидывающей особенно рыжей в свете палящего заката бровью, знает все. В том числе и то, почему идеально постиранные и выглаженные рукава такие растянутые. "Ах, Вам так повезло, мисс Слуга," - невзначай потягивая спадающую к аду ткань разворачивается к поздней гостье Шоэмо и получает в ответ лишь полный презрения взгляд. Ему не привыкать. "Сделайте свою работу, пожалуй, молча," - колко распоряжается та, кто распоряжаться не должна, и заворачивает такие бледные по сравнению с ей самой рукава, оголяет уродливо-кривые руки с капельками сладкой мяты, тут же послушно скрываемыми, кажется, марлей - никого в этой комнате никогда не интересовало, что это, никто в этой комнате никогда не хотел иметь ничего общего с такой жалкой попыткой скрыть собственную слабость. Мягко оглаживая мертвенно-холодную щеку, растягивая совсем немножко мягкую улыбку от забавно поморщившегося лица прямо перед собой, Шоэмо ненавязчивым движением вздергивает хрупкий подбородок. "Так и знал, мисс Слуга!" - довольный, подобно настоящему, живому коту, он ластится рукой, ощутимо ощупывает трещину, не сумевшую образоваться от его слабых наставлений. - "Почему Вы не бережете себя, мисс Слуга? Что же подумает Хранительница Вас не волнует, мисс Слуга?" "Это не Ваше дело, мистер Лекарь," - изящно освобождая свое и собственное лицо от персиковых ладоней и пальцев, Слуга натянуто вежливо улыбается. И, тонкими и дрожащими мелкой дрожью мутно-белыми придерживая края аккуратной юбки, кланяясь так приторно мило в завернутые в прозрачно-красную обертку ноги, она уходит так же тихо, как и пришла. И Шоэмо, лишь звонче хихикая в давящей и гудящей бесконечными окнами тишине, ничуть не обижается. Потому что они оба давно мертвы и теперь играют в последний раз.