Крик и Тишина.

Я не умею кричать. Сотканный из лунной серебряной тишины, я сам - тишина. Меня считают равнодушным. И даже очень смешно ненавидят за это. Мусор, они не умеют даже различить одну от другой песчаные волны и не смотрят в окна дальше стекла. А заглянули бы - так увидели: я совсем не равнодушен. Мне очень многое нравится. Чувство полёта, изящество переливающихся изменчивых линий, что чертит ветер на поверхности песка, сам песок - его тысячи тысяч тончайших оттенков серебра. Нравится вслушиваться и всматриваться, чутко ловить малейшие изменения. Нравится купаться в лунных лучах, наблюдать за юркой маленькой жизнью крохотных нехищных пустых, нравится, когда они одновременно стремительно и робко пытаются понюхать меня, невесомые прикосновения их узких мордашек. Ещё я люблю думать. Вычленять обрывки слов и понятий из полустёршихся воспоминаний всех, когда-либо съеденных мной, и играть с этими обрывкеами - сопоставлять, анализировать, искать смыслы. Это занятие никогда не надоедает... Я сам себе тоже нравлюсь, я не похож на других Пустых, озабоченных только голодом, охотой и кровью. Я ем, чтобы жить, а они, убогие, живут, чтобы есть. Поэтому и сами похожи на какие-то обрывки, ошмётки. Просто мусор, неспособный даже на осознание собственного убожества, куда им до моей звенящей цельности?.. Нет, глупые. Я не равнодушен, я - самодостаточен. Я вижу, слышу и знаю больше, чем все остальные, у меня есть весь мир, огромный мир, в котором для меня - тысячи звуков и красок, неведомых кому угодно другому. Мир, которым я не смогу ни с кем поделиться, даже если бы вдруг захотел, потому что своих глаз другому не вставишь, что-либо объяснять придётся словами, а слова всегда так грубы, так нелепы, так издевательски беспомощны... Оскорблённый бессилием слов я почти всегда предпочитаю молчание. Да и мало кто изъявляет желание разговаривать со мной, я живу в шаге от них, но - будто в ином пространстве, отгороженный невидимой, но ярко ощутимой стеной, за которую мало кто видит смысл соваться. Забавно даже - это они меня считают равнодушным, а самим, между прочем, глубоко плевать на меня. Никого не интересует: как мне не надоедает часами сидеть на подоконнике, прикипев взглядом к луне и почему я так болезненно-абсолютно, нерассуждающе верен Ками-сама. Они сами, кстати, так попросту не могут, даже выпячивающий к месту и ни к месту свой фанатизм Зоммари. Они все пытаются как-то приспособить Ками-сама к своим мелким понятиям и нелепым целькам, даже не подозревая, какая это красивая суть. Суть, в которую можно вглядываться бесконечно, словно в игру граней кристалла, не то падая, не то взлетая в мерцающую бездну её загадок и её иллюзий, упиваясь совершенно бессмысленным, но таким сладким процессом постижения непостижимого. А ещё у него сильные руки, умеющие прикоснуться случайно и небрежно, но так, что этот лёгкий жест невозможно забыть, завораживающий голос и непривычно тёплый шоколадно-карий взгляд. И если для того, чтобы беспрепятственно наслаждаться всем этим надо исполнять какие-то не особо обременительные условности, ну там, кланяться при встрече, ходить на какие-то задания - то почему бы их и нет? Это совсем не сложно. А умирать когда-либо всё равно придётся, хотя, конечно, совсем не хочется, так почему бы и не по приказу Айзена Ками-сама? Всяко лучше, чем лишиться головы в очередном дурацком поединке или лечь на песок и тихо развеяться, просто потому что всё, кроме этого уже надоело смертельно во всех смыслах? Я не умею кричать. Ни голосом, ни взглядом, ни отчаянным, рвущим мышцы прыжком. Рождённый вековечным молчанием пустыни я сам - почти молчание. Я тих, как песня песка, я - вздох-шорох-шёпот. И мне тяжело выносить, когда рядом есть кто-то из тех, кто кричит. Даже если он кричит молча. Ну, вот, опять бессилие слов, вроде бы, так не принято говорить: "кричит молча". Но я так это и ощущаю - некоторые умеют только кричать, вопить не затыкаясь всем существом своим, каждым шагом, каждым малейшим жестом. Даже не подозревая, что уродуют и истязают живущую во мне мерцающую музыку тишины, такую неуловимую, такую хрупкую. Спугивают мысли, в болезненно-острые ранящие осколки разбивают гармонию. И ещё при этом смеют чего-то от меня хотеть и даже обижаться, когда я, спрятав катастрофу за ледяной стеной старательно отрепетированной надменности, прохожу мимо, сквозь зубы цедя своё излюбленное "мусор". Знали бы что они своей глупостью и несдержанностью со мной творят - так считали бы, что им крупно повезло, что не сразу Гран Рэй Серо. Я не умею кричать. И не приспособлен слушать крики. Слишком чуткий к едва уловимому, слишком зоркий к еле заметному, я плохо приспособлен к яростно-яркому. Мне от него муторно и больно. Ками-сама, да, он единственный, кто может правильно понимать: что я такое, умеет не причинить ни малейшего диксомфорта даже когда, отвечая на мои вопросы, с помощью своего занпакто показывает мне истошно многоцветные картины Мира Живых. Да, Ками-сама любит иногда беседовать со мной просто так о том-о сём, и Ками-сама единственный, с кем я всегда готов говорить не только по делу. Все остальные - да, моё любимое словечко... Но почему же я всё чаще и чаще ищу взглядом мусор из мусора, того, кто всем своим невыносимымым, уродливым, чудовищно дисгармоничным существом не то что кричит - орёт? Того, кто весь состоит из сплошного надрыва, беспримесного, как образец реактива в заэлевой пробирке, исступления? И почему мне всё чаще и чаще совсем не больно и не отвратительно на него смотреть? Или больно - но как-то по-новому, по-другому? Его зовут хищным, резким, как удар сочетанием рычащих и скрежещущих звуков - будто ножом по стеклу. Он ходит - словно разрывая перед собой в клочья хрупкую ткань пространства. Он говорит - как дерётся, а дерётся - так, будто единственно в эти мгновения действительно дышит. Он плевал на всё и на всех, включая собственную фракцию, он... Он ненавидит меня. За какую-то ерунду, скорее всего - вообще не за что-то конкретное, а просто потому что ему нравится меня ненавидеть. А я... Я должен презирать его, но у меня почему-то не получается. Всё чаще и чаще не получается. А получается скорее уж - завидовать. Да, я, совершенный и самодостаточный Улькиорра Шиффер завидую этому нелепому Джаггерджаку, неудачнику и анархисту, живому воплощению хаоса. Живому, да. Именно в этом всё дело - Секста слишком живой. До последней клеточки, истошно, неистово, исступлённо живой. Ломающий все рамки, рвущий все цепи, заполняющий пустые равнодушные небеса своим неслышимым криком. (А заодно гулкие залы и коридоры Лас-Ночес - вполне слышимым и почти сплошь состоящим из последних ругательств). Истекающий жизнью. Такой, каким мне никогда не быть. Почему мне всё чаще хочется поймать его взгляд - не тепло всеведущий, а самодовольно-наглый? Ощутить его прикосновение, наверно, оно покажется мне раскалённо-горячим? Уметь смеяться с ним, ссориться и мириться с ним, ненавидеть его?.. Уметь то, что умеет он, уметь как он - не искать смыслы, а создавать их, быть внутри пространства, а не снаружи, всему придавать значение, на всё отвечать как на вызов, переплавить шепуще-шелестящую бесцветную вечность на ослепительные мгновения... Как он. И потому что - с ним. Но я слишком хорошо знаю, что поддаваться этому желанию не следует. Это всего лишь очередное проявление моей обычной любви к познанию ранее непознанного, сам Гриммджоу как личность тут, в общем-то, не принципиален. Он только символ, или инструмент, вешка на пути понимания. И когда понимание будет достигнуто, нужда в этой вешке исчезнет. А убить Гриммджоу за ненадобностью скорее всего не получится, так как сделать это вряд ли разрешит Ками-сама. Да и смогу ли я сам остаться прежним после такого вот познания? Не изменюсь ли в худшую сторону, не утрачу ли свою цельность? Ведь тишина рабивается, раскалывается от крика... Бляха, ну, почему мне всё чаще не даёт покоя эта бледная немочь, а? Куатро-млядь-Эспада, совершенство наше ходячее, меносы бы его сожрали? Почему я, Король, между прочим нах, ищу мелкого поганца взглядом всё чаще и чаще, а? Мне что, делать больше нечего, думать не о чем? Сегодня ваще капец - этот Шиффер-Мышиффер присниться умудрился. Стоит, значит, сука такая, над моей кроватью, глазищами лупает, ждёт чего-то. А вот Серо тебе в лоб на, млядь, думаю я и концентрирую рейацу. Только ни меноса нах не концентрируется, я почему-то ваще пошевелиться не могу. И делаюсь прозрачным! Бля - я же от собственного вопля проснулся нах! Ильфорте, скотина, наверно, до сих пор ржёт. Сука... Почему он меня так бесит? Почему я вообще на него обращаю внимание, кто он вообще мне такой? Вот именно - никто нах! А я думаю, думаю... Блянь, врубился! Я, мля, привык, что мир нах принадлежит мне. Привык, понимаете, нах? А всех, кто с этим не согласен я сами понимаете на чём крутил! Да, бляха, вот на нём самом. А Шиффер, длядь, живёт ваще в каком-то другом мире, от нашего за стеклянной стеночкой. И в том его шифферячьем мире меня попросту нет! А я хочу - быть! Я везде должен - быть, понимаете нах? Я, млянь, Король! А если из Кватриного измерения глядеть - то не Король, а хорошо если песчинка, а то и ещё меньше. А меня это не устраивает, гррррррррр!!! И я начал Мышиффера из-за его стеклянной стенки выцарапывать нах. Уж чего только не делал, чтобы эта скотина не игнорировала меня - бесполезно! Смотрит как на пустое место, только в глазюках всё чаще и чаще - какая-то тоска, вот только - опять же, явно не со мной связанная, а какая-то левая - о своём. О чём-то таком, куда мусорному коту с грязными лапами, ходу нет и не будет. Обидно, длядь! До того обидно - загрызть того Улькиорру нах! Вот только загрызёшь его, пожалуй, как же! А если даже и загрызёшь, так всё равно никакого удовольствия - Четвёртый, чего доброго, даже пока я его загрызаю - и то о чём-нибудь своём думать будет. Куда по-прежнему нельзя всяким Джаггерджакам с грязными лапами. И это бесит, как же нах это бе - е - есит!!! Каждое утро думаю: сегодня пойду нах порывать Шиффера. Я не я буду, если не выбью из этой скотины ну, хоть одну живую эмоцию. А потом окончательно прочухаюсь, соображалка работать начнёт - и понимаю, что не пойду, потому как бесполезно нах. Всё равно ничего не выбью. Шиффер не способен на эти самые эмоции. Скотина нах! Гдля, может, мне вести себя, как он? Игнорировать то-есть? Что есть под небом Шиффер, что нету - мне должно быть всё равно. Ага, вот только что это даст, если ему в любом случае на меня нахрать, хоть игнорирую я его, хоть нет? Да, бляха нафуй, почему я вообще о нём думаю? Да почему-почему? Потому что Шиффер - это вызов, вот почему! Шиффер - это пространство-где-нет-меня! И нет места мне нах! А мне везде должно быть место, потому что иначе я не Король, а так, нахрано! Я ворвусь в этот отдельный шифферский мирок, я заполню его собой, я переделаю его под себя! Рано или поздно, так или иначе! Потому что я так решил нах!!! Вот только как? Все мои попытки пока что - только крик в пустоту, в тишину, в млядскую тишину нах, которая гасит любой крик, даже самый громкий. Хоть глотку сорви нах - всё равно! И это обидно, тлядь, да, обидно! А ещё обиднее - оттого что сука Шиффер умудряется обижать меня, не прикладывая для этого ни малейших усилий. Сам-то нах обо мне не думает, конечно, ни полминуточки! И уж тем более, во сне не видит, бляха! Чего ему ради обо мне думать, он же у нас соверше - е - енство нах! Безупречный нах пример для, клядь, подражания всеобщего. Вот взять бы этот пример для подражания нах и постучать головушкой об стеночку... Вот только это дохлый номер - сколько раз уже пытался. Шиффер с обычным своим непрошибаемым видом отмахивался от поединка нах - и всё! Дрался в стиле "только отвали от меня!" Сука, сука, сукаааа! Но ведь чем-то же ты прошибаешься, Шиффер, шлядь? Потому что всё прошибается, если не сдаваться, нет тех дверей, которые нельзя вынести с ноги. Не прошибаешься разве что ты, да кроме тебя ещё Айзен, повелитель храный, он пока сильнее, но это только пока. И для тебя, Шиффер, я обязательно что-нибудь придумаю, раз уж мне это стало так принципиально. Кстати, гордись, бледная немочь - ты целому Королю уже вот сколько времени покоя не даёшь одним своим существованием, сука нах... Кстати, интересно, а не изменится ли шифферово мурло, если у него прямо спросить: какого меноса ты из черепушки у меня не идёшь, Куатро нах? Может, на мурле даже какое-нибудь выражение заведётся? Драки-то на тебя не действуют, это я давно понял. А вот такие вот нестандартные вопросики? А мне чо? А мне ничо, мне в любом случае хуже уже не будет... О! Как по заказу - плывёт, гавкалка айзенова, безупречненький ты наш... И вопрос прозвучит, но тишина промолчит в ответ, вздрогнув внутри самой себя, отшатнувшись от интуитивно постигнутой важности происходящего. И тонкие капризно очерченные губы выплюнут привычное "мусор!", вот только "мусор" не обратит внимания, потому что успеет разглядеть в изумрудных глазах нечто, отличное от обычного безмятежного покоя. Будто за холодным зелёным стеклом пламя свеч беспомощно метнулось от выдоха, от крика... От крика, что взорвёт тишину и сам погаснет в ней, но абсолютной тишина никогда уже не будет... И рука коснётся руки, одна ладонь ледяная, вторая - обжигающая, "а-ведь-я-это-всегда-знал"... Вдох-выдох, страх-вызов, две вечности рухнули и потекли вниз-вниз-вниз ранящими стеклянными осколками, им взамен родилась какая-то третья, ещё ни на кроху, ни на миг, ни на атом не изведанная, оттого - пугающая, но отныне единственная. А может, всех этих вечностей - только миг, это совершенно всё равно в Пустом мире, где время не движется совсем. А ещё через миг Улькиорра, пока ещё, гневно вырвет из горячих пальцев захватчика свою руку. Совсем ненадолго.