Как выйти замуж за принца

      Лето после первого курса было на редкость загруженным. Не могла я просто взять и избавиться от привычки делать все на отлично. Меня ждали школьная программа, занятия с репетиторами — в один прекрасный день я поняла, что пытаюсь объять необъятное. И тут родители волевым решением организовали двухнедельный отпуск во Франции. Море, солнце, запах трав и чудесная кухня помогли мне расслабиться. Под запретом были все книги, кроме художественных. Я погружалась в чудесные миры, созданные величайшими умами человечества. А еще появилось время, чтобы подумать о себе. Мне всегда казалось, что все подростковые проблемы от недостатка рациональности и самоконтроля. Но когда твое настроение скачет по десять раз на дню и приходится прилагать усилия, чтобы не нагрубить родителям, когда твое тело начинает резко и бесконтрольно меняться, и ты вдруг обнаруживаешь, что совершенно не готова к первой менструации, хотя мама не раз с тобой говорила об этом, когда так и тянет разрыдаться от какой-нибудь глупой песни, а поведение Джульетты кажется весьма понятным, хотя разум и кричит, что они оба идиоты, тут уж невольно задумаешься о власти гормонов. А еще о том, почему так часто вспоминается профессор зельеварения. Нет, поначалу я убеждала себя, что это просто восхищение перед умным и талантливым человеком. Когда я додумалась поискать в журналах по Зельеварению статьи за авторством Принца, то убедилась еще раз, что Снейп и Принц — один и тот же человек, его язвительный стиль ни с чем не спутаешь, а уж в том, что он талантлив, сомневаться не приходилось. Но, как говорят врачи, важнейший шаг на пути излечения — постановка правильного диагноза. Мне оставалось лишь признать, что мое увлечение профессором Снейпом явно отклоняется от нормы. Я даже поговорила с мамой на эту тему. Нет, конечно, личность я оставила в секрете.       Мы прогуливались по набережной ранним утром. Было очень свежо, легкий бриз ласково играл с нашими волосами, людей почти не было. И мама сама завела этот разговор, наверняка в превентивных целях, как-никак через месяц ее дочке исполнялось тринадцать, а большую часть времени мы не виделись. И даже по телефону не поговоришь. Начала она издалека. — Ты знаешь, я с родителями тоже каждый год ездила на море. Не во Францию, конечно, но Торбей или Истпорт мы могли себе позволить. Я даже влюбилась первый раз именно у моря. Мне было четырнадцать.       Мама замолчала. Надо же, она никогда не рассказывала, что ей нравился кто-то кроме папы. А с ним она познакомилась, когда училась на стоматолога, во время практики в клинике, где он работал. Мы прошли еще немного, прежде чем она продолжила. — Ты знаешь, это смешно, но теперь я даже толком не могу вспомнить, какого цвета у него были глаза. Его звали Джейкоб, он был старше меня, наверное, на год или два, и тоже отдыхал с семьей на пляже. Наши мамы сдружились, и мы довольно много времени проводили вместе. Я, правда, ужасно робела и все больше смотрела на него исподтишка. Он же пыжился передо мной как павлин.       Джин Грейнджер усмехнулась. — Теперь это кажется забавным, а когда мы уезжали, я думала, что умру от несчастной любви. Я ведь даже не сказала ему об этом. — И как ты справилась?       Мама пожала плечами. — Поплакала в подушку, выписала какой-то стих о любви в свой дневник, а потом началась учеба в школе. За мной стал ухаживать одноклассник, и со временем чувства притупились, а я обнаружила, что Джейкоб — не единственный парень на свете. Ну, а тебе кто-нибудь нравится?       Слушать было гораздо интереснее, чем говорить самой. Тем более мама вряд ли оценит мой выбор. — Я не уверена. Он старше, да и не с Гриффиндора, так что мы почти и не видимся. Он иногда помогает мне с учебой, но, думаю, считает меня малявкой. — О, звучит не очень оптимистично. Но, может, стоит обратить внимание на кого-то другого, совсем непохожего или того, кто симпатизирует тебе? Надо всегда рассматривать альтернативные варианты. Ты ведь знаешь, что ты у меня хорошенькая? — Мам, я думаю, что была бы еще симпатичнее, если бы кое-кто помог бы мне с зубами. — Гермиона, детка, тебе прекрасно известно, что трогать здоровые зубы не стоит, к тому же твоя челюсть еще растет. У твоего папы в детстве тоже были огромные зубы, а теперь все гармонично.       Ну все, мама села на любимого коня, а я ловко ушла от разговора про мальчиков. А тут и папа подошел со свежими круассанами. Мама достала из сумки плед и термос, и мы уселись завтракать прямо на берегу.

***

      В книжном на Косой Аллее царил невиданный ажиотаж. Столько взрослых волшебников, жаждущих приобрести книги, я, пожалуй, не видела ни до, ни после. Хотя правильнее было сказать — волшебниц. Увидев эту толпу, тетя Берри лишь хмыкнула. — Пойдем, Гермиона, зайдем за книгами завтра. — А что здесь происходит? Распродажа?       Но тут толпа возбужденных волшебниц на мгновение расступилась, и я увидела того, ради кого они все здесь собрались. Златовласый волшебник необычайно приятной наружности улыбался идеальной улыбкой и раздавал автографы. Теперь все стало на свои места. — Гилдерой Локхарт, — сказала тетя Берри и улыбнулась каким-то своим мыслям. — Добился-таки своего. Он будет вашим новым учителем ЗОТИ. — Наверное, нам в этом году повезло. Ведь он кавалер Ордена Мерлина, — высказалась я, поскольку уже получила список литературы и заочно познакомилась с новым профессором.       Прочитанные книги на меня, надо сказать, произвели впечатление, но это была скорее художественная литература, чем учебная. Да и самолюбование автора сквозило с каждой страницы. — Вот и увидишь, — загадочно сказала тетя. — Он учился на Рейвенкло, на три года младше меня. И уже тогда он умел очаровывать людей.       В этом скользила какая-то ирония, которая пока мне была недоступна, и все же мы покинули магазин, заполненный восторженными волшебницами. Выбрать и купить что-то в такой толчее было решительно невозможно. Тем не менее я уже давно хотела поговорить с тетей. Мы зашли в кафе Фортескью, и, ковыряя удивительное мороженое, которое меняло цвет, стоило его взять в ложечку, я спросила: — Тетя, я уже посмотрела список дополнительных предметов на третий курс… — И почему я не удивлена? — И я подумала, а почему бы не выбрать все? — Гермиона, я понимаю, что ты умничка, и работоспособность у тебя потрясающая, но ведь на тебе висит еще одна программа. Как ты собираешься все успеть?       Я лишь тяжело вздохнула. Тетя, как всегда, понимала меня с полуслова. Я всегда удивлялась, как четко она умеет улавливать эмоции. Она же объясняла это семейным талантом. — Не стоит переживать. Надо просто определиться с предметами, которые тебе могут понадобиться. Скажем, я уверена, маггловедение тебе ни к чему. — Но я бы хотела знать, как к этому относятся маги! — Серьезно? Там половина тем безнадежно устарела. И не думаю, что тебе будет интересно, как учитель рассказывает, что такое электричество, без возможности демонстрации, так как в Хогвартсе оно не работает. А маги к маггловским изобретением относятся очень по-разному. Так же, как и к магглам. Поверь, ты только потеряешь время.       Я хмыкнула. — Но все равно надо выбрать что-то еще, от чего я смогу отказаться. А это так важно, я ведь не знаю, что мне может пригодиться в будущем. — Да, обычные дети начинают думать об этом ближе к сдаче СОВ, а ты — уже сейчас. А что тебе нравится самой? — У меня по всем предметам, кроме полетов, превосходно. — Гермиона, я спросила, что тебе нравится, а не какие у тебя оценки. — Мне действительно сложно выбрать. Мне очень нравятся чары и профессор Флитвик, а вот трансфигурация у меня получается лучше всех на курсе, но мне она не очень нравится. А еще зелья…       И я замолчала, сама задумавшись, что же мне нравится — предмет или преподаватель? — Кажется, я поняла тебя. Тебе не хватает информации. Но ты можешь попросить консультацию у учителей. Например, для прорицаний нужен талант, вот профессор его и проверит, а ты сразу поймешь, есть ли смысл выбирать этот предмет. Руны углубленно нужны тем, кто занимается чарами и зельями. А нумерология — для чар, трансфигурации и астрономии. Уход за волшебными существами — для зелий, ЗОТИ и для тех, кто собрался зарабатывать этим на жизнь. А что? Заводчики низзлов, например, неплохо зарабатывают.       Мы поговорили еще, а я поняла, что все не так страшно, и мне никто не мешает действительно если не пойти к самим преподавателям, то хотя бы пролистать учебники.       Мы еще обсудили профессии магического мира, но мороженое кончилось уже давно, да и мне уже было пора возвращаться домой. По дороге назад я еще раз мельком увидела нашего будущего преподавателя ЗОТИ, окруженного толпой поклонниц, и подумала, что он просто полный антагонист профессора Снейпа — золотой, сияющий, яркий и общительный. Я еще не знала, до какой степени я угадала.

***

      Нет, серьезно, я совсем не ожидала, что профессор Локхарт окажется таким. Такое чувство, что этот человек пришел в Хогвартс не для того, чтобы нас чему-то научить, а чтобы раздавать автографы. Больше всего доставалось Гарри — в этом году он пострадал от нового профессора ЗОТИ едва ли не больше, чем от Квиррелла, который был приспешником Волдеморта. Во-первых, постоянные унижения, которые доставляли радость только слизеринцам. Скажите на милость, как уроки ЗОТИ могли превратиться в спектакль по произведениям Локхарта? А вот превратились. И Гарри вынужден был изображать то упыря, то волколака, с которым сражался наш доблестный профессор. Практической пользы от этого было ноль. Во-вторых, Локхарт с удовольствием все отработки, которые получал Гарри, проводил у себя. Судя по рассказам Гарри, в основном Локхарт говорил о себе, а Гарри раскладывал подписанные им открытки по конвертам и писал адреса поклонниц. В-третьих, Локхарт умудрился причинить Гарри физический вред, растворив его кости вместо того, чтобы их срастить. Чем больше я наблюдала за нашим новым профессором, тем больше я сомневалась, что этот человек сделал хоть что-то из того, о чем писал.       Тем не менее польза от профессора Локхарта была, и немалая. На первом же уроке он дал нам тест про себя любимого. И разве я виновата, что у меня хорошая память на детали и я смогла лучше всех в классе ответить на его дурацкие задания? Когда он во всеуслышание заявил об этом, я покраснела от стыда, а все почему-то решили, что от удовольствия. Основываясь на этом факте, все почему-то сделали вывод, что я в него влюблена. И ладно, так думали Парвати и Лаванда, которые и сами вздыхали по голубоглазому блондину — те даже начали относиться ко мне получше и часто советовались со мной по поводу того, что может понравиться Локхарту. Я-то знала правильный ответ — больше всего профессору Локхарту нравится он сам. Но, что было обидно, Рон и Гарри тоже были убеждены, что я сохну по профессору. Вот глупыши. Правда, времени на общение у нас было не так много. Я действительно много училась, занималась по маггловской программе, изучала в библиотеке вводные курсы по предстоящим на третьем курсе предметам, а еще я смогла раздобыть у профессора Локхарта многоразовый допуск в запретную секцию. Не то чтобы мне нужно было что-то конкретное, но мне было любопытно. Все же хорошо быть любимицей у учителей. Правда, мадам Пинс чуть ли не на вкус пробовала мое разрешение, все же второкурсницам их не дают. Но я решила самостоятельно восполнять пробелы в образовании по ЗОТИ. А то, что меня считают влюбленной в профессора ЗОТИ — это не было истиной и потому меня не волновало. Гилдерой Локхарт явно не был моим героем.       Пытаясь разобраться со своими чувствами, я пыталась найти того, кто мог бы мне понравиться. Мои однокурсники казались мне детьми, которых надо наставлять, помогать, объяснять — в этом не было ничего романтичного. А перед старшими я робела сама. Какое-никакое общение у меня было только с братьями Уизли. Но у Перси уже была девушка, а близнецы были слишком шалопаистыми, хоть в уме им было отказать нельзя. Так и не найдя альтернатив, я сосредоточилась на привычном — на учебе.       Воспользовавшись советом тети Берри, я подошла к профессорам, которые вели дополнительные предметы. С профессором Трелони мы не понравились друг другу сразу. Она заявила, что если я не знаю, пойду ли на следующий год на её предмет, то мой третий глаз определенно слеп, потому как лично ей все ясно. Я уже молчу, что в ее кабинете странно пахло, равно как и от нее самой, но использование практически шарлатанских приемчиков убедило меня, что на ее уроках мне делать нечего. Один предмет из списка можно было спокойно вычеркивать. Профессор маггловедения Бэббидж была очень милой и приветливой, но, кажется, из разговора со мной она узнала больше, чем я от нее. Поэтому и маггловедение было вычеркнуто из списка. А вот профессор Вектор мне понравилась. Она очень толково рассказала про нумерологию и посоветовала хорошие книги. Этот предмет был весьма похож на математику, только с уклоном в магию цифр. Однако и векторные расчеты при составлении заклинаний в этом курсе тоже предстояло изучать. И я поставила жирный плюсик в своем списке. Древние руны тоже меня увлекли — сильная магия, которая пригодится почти в любой профессии. Правильно подобранная рунная цепочка реально творит чудеса. А вот профессор Кеттлберн мне по секрету сообщил, что в следующем году уходит на пенсию, но его предмет показался мне очень увлекательным. Так что здесь у меня остался вопрос. Хотя три дополнительных предмета я, пожалуй, потяну.       Второй курс в Хогвартсе протекал довольно мирно, хотя профессор Локхарт заставлял жизнь играть новыми красками. Так, он устроил дуэльный клуб. Там профессор ЗОТИ умудрился опозориться перед всеми учениками. Зато я имела удовольствие понаблюдать за профессором Снейпом в деле. Это было прекрасно — четкие, уверенные движения, отличная демонстрация заклинания, так, чтобы все смогли его увидеть и запомнить. А развевающиеся полы мантии? Хорошо, что все смотрели на профессоров, а не на меня. Но гораздо большие последствия имела дуэль между Малфоем и Поттером. Там-то и выяснилось, что Гарри — змееуст. Я, если честно, не поняла, чем же это плохо. По-моему, очень здорово понимать язык животных. Но Рон объяснил нам с Гарри, что парселтангом владел Слизерин и его наследники. И все бы ничего, но мы учились на Гриффиндоре. Так что неодобрительные шепотки были Гарри обеспечены. Хорошо, что Рон и его братья заступились за Гарри. Можно подумать, в этом была его вина. Впрочем, с мальчиками я общалась немного, в основном проверяя их домашние задания, сама же пыталась успевать по двум программам одновременно.       Еще одним, без сомнения, ярким событием стал день Святого Валентина. И тут снова отличился Локхарт, по настоянию которого все стены были выкрашены в розовый цвет, а несимпатичные гномы с явными дефектами речи выполняли роль купидонов. Кажется, такого кислого выражения лица у профессора Снейпа я еще не видела, зато профессор Локхарт был в ударе. Он блистал своей сиятельной улыбкой и хвастал полученными валентинками от поклонниц. Я прикинула, что было бы неплохо получить еще одно разрешение для запретной секции, и написала ему валентинку. Глупости, конечно, разумным людям не нужны кусочки бумаги или повод, чтобы признаться в своих чувствах. Я поглядывала на профессора Снейпа: наверняка у него кто-то есть, хотя он не женат, это я знала точно. Я спросила у тети Берри, могут ли профессора Хогвартса иметь семью, а то у нас все сплошь одиночки, вот мне и интересно, не является ли это условием для работы в школе. Она ответила, что просто так сложилось, но на самом деле это не обязательно. Отвлек меня от этой мысли очередной «купидон», декламировавший для Гарри весьма оригинальное признание в любви.       Но, судя по всему, профессор Локхарт к концу года умудрился достать своими советами и рекомендациями всех учителей. Потому как лица у них делались постными, стоило им только завидеть коллегу. Но профессора ЗОТИ это не смущало — он улыбался во все тридцать два зуба. На прощальном пиру он тепло прощался со всеми, рассказывая, что бедные волшебники Северной Америки просто пропадают без его высококвалифицированной помощи, а о его приключениях и подвигах мы узнаем из новых книг. По залу пронесся единый вздох, только девочки не скрывали своего разочарования, а мальчики — облегчения. Мне же было интересно, что нас ждет в следующем году.

***

      Лето после второго курса прошло по той же программе: экзамены в обычной школе, занятия с репетиторами и двухнедельный отдых на море. Приглашение Рона опять пришлось проигнорировать. Вообще это было очень странно. Целый год наша дружба напоминает общение кошки и собаки, а потом в поезде он приглашает меня в гости. Это было вроде благодарности за помощь в учебе, но говорилось с надеждой, что я опять откажусь? Ничего не понимаю. Хотя формально я могла бы навестить Джинни. Кажется, она была неплохой девочкой, возможно, мы бы общались больше, если бы она не была так отчаянно влюблена в Гарри. В его присутствии она терялась, не знала, что сказать, и чаще всего просто убегала. В отличие от нее, мне в присутствии объекта моей влюбленности, наоборот, хотелось говорить как можно больше и дольше. Вероятно, мои ответы на зельеварении были бы самыми длинными и полными, если бы профессор Снейп не обрывал их. К сожалению, я была вынуждена признать, что мое увлечение профессором никуда не делось. Но у меня созрел план. Надо напроситься к нему сварить какое-нибудь сложное зелье. Он человек не очень мягкий в общении, наверняка он будет сердиться и злиться на меня. И я в нем разочаруюсь. А чтобы никто не догадался, для чего это затевается, я буду просить дополнительные занятия у всех учителей. Как будто я хочу определиться с будущей специализацией. Я так увлеклась этой идеей, что уже выбрала себе возможные темы по чарам, по астрономии, по трансфигурации и, конечно, по зельям. Это оказалось так захватывающе, что я даже сама почти забыла, ради чего все это затевалось. Но все упиралось во время. Во-первых, мне хотелось ходить и на Руны, и на Нумерологию, и на Уход. Во-вторых, с каждым годом мне становилось все сложнее успевать за обычной школьной программой. А мне хотелось и там быть отличницей. А мой план с дополнительными занятиями определенно требовал времени. А тут профессор Макгонагалл в конце учебного года рассказала мне, как своей лучшей ученице, про хроновороты. Это было очень соблазнительно. Но что-то мне подсказывало, что у всякой медали есть другая сторона. Поэтому я решила посоветоваться с тетей Берри. В конце концов, она должна меня понять. Я рассказала ей про свою проблему. — Я знаю, что есть такие приборы — хроновороты, благодаря которым можно возвращаться во времени. Так у меня было бы больше часов в сутках, и я бы везде успевала. — А ты не читала, что это очень опасные приборы? — Читала, но я буду очень аккуратна, к тому же я не планирую перемещаться в прошлое надолго. — Боюсь, некоторые подробности ты не знаешь. Во-первых, пользуются ими только в лабораториях, там, где можно избежать посторонних факторов. Например, если надо успеть к сроку выполнить заказ. А ты планируешь делать это в школе. И если, скажем, встреч с самой собой можно избежать, то как ты будешь объяснять друзьям свое одновременное присутствие в разных местах? — Они у меня не очень внимательные.       Истинная правда. Гарри и Рон, наверное, не заметят даже, если я покрашу волосы в фиолетовый цвет, слишком поглощенные квиддичем. — Допустим. Но, во-вторых, длительное использование хроноворота влечет определенные проблемы. В один прекрасный момент ты можешь начать выпадать из реальности, либо время, напротив, ускорит свой ход. Есть риск однажды затеряться в его потоках. Время не любит, когда с ним шутят. — И я буду вынуждена вечно пить чай. — Да, а компания Безумного Шляпника может быстро наскучить. Гермиона, я понимаю, что тебе хочется успеть все и сразу. Но ты только на третьем курсе — ты еще сможешь определиться с выбором специальности. Хотя дополнительные занятия у профессора Флитвика — потрясающие. Но он обычно начинает заниматься дополнительно с четвертого курса. — Ну, так мне в сентябре будет уже четырнадцать, так что я почти четверокурсница. — Ты удивительно упорная, Гермиона. Видимо, если ты что-то решила, отговаривать тебя бессмысленно. Но я прошу тебя, помни, что нервное истощение ведет к магическому. Пообещай, что не будешь пытаться все успеть за счет собственного здоровья. И не пользуйся хроноворотом. — Хорошо, тетя Берри, обещаю.       А потом тетя принялась рассказывать про Хогсмид — ведь с этого года нам уже можно было туда ходить. Правда, в этом году из Азкабана сбежал опасный преступник, поэтому Хогвартс будут усиленно охранять, в том числе и авроры. Новый учебный год должен был стать весьма насыщенным.

***

      Поездку в Хогвартс-экспрессе нельзя было назвать обычной. Согласитесь, далеко не каждый раз вы едете в компании дементоров Азкабана. Совершенно жуткие создания, от одного присутствия которых кровь стынет в жилах и кажется, будто никогда уже ничего хорошо не будет. Когда в купе вдруг стемнело, а окна начали покрываться изморозью, я не сразу поняла, в чем дело. Мы с ребятами подскочили со своих мест, выхватив палочки, но это нам не помогло. Говорят, когда человек в депрессии, он испытывает нечто подобное. И если это так, то это одна из самых страшных болезней. Когда медленно открылась дверь в купе и показалось оно — существо без пола и возраста — мы все растерялись и застыли. Даже в худшие свои минуты не испытывала я подобного отчаяния и мрака. Что пережил Гарри, мне даже представить страшно, ведь именно его почему-то выбрал дементор в качестве первой жертвы. Я не знаю, чем бы все это кончилось, если бы с нами в одном купе не оказался профессор Люпин. И я не знаю, есть ли на свете хоть одно преступление, которое бы заслуживало такое наказание, как встреча с дементором. Или человек ко всему привыкает, и когда в тебе нет ничего светлого и доброго, то дементор не может сделать тебе хуже? Надеюсь, я никогда не получу ответы на эти вопросы. Так или иначе, но встреча с дементором что-то сломала во мне. Больше я не была уверена, что знаю, как надо. Страх поселился где-то глубоко внутри. Обычно он не давал знать о себе, затаившись где-то глубоко внутри, но иногда плотно сжимал свои острые когти вокруг самого сердца.       Профессор Люпин прекрасно знал свой предмет. По крайней мере сомневаться в его компетенции не приходилось. Тетя Берри сказала, что нам сильно повезет, если хотя бы три профессора ЗОТИ за время обучения будут нормальными. Кажется, на третьем курсе нам наконец-то выпал этот шанс. Профессор Люпин как мог старался восполнить пробелы в нашем образовании и за год пройти то, что надо было за три. Но что-то было в нем такое, что заставляло держаться настороже. Возможно, виной моих подозрений стали неодобрительные взгляды профессора Снейпа в сторону нового учителя, а я привыкла если не доверять, то иметь в виду его мнение. Между этими двумя явно пробежала черная кошка. При этом профессор Люпин был внешне подчеркнуто вежлив и даже добродушен по отношению к профессору Снейпу. Но почему-то подсказал Невиллу обрядить боггарта, который принимал вид профессора Снейпа, в одежду бабушки. Конечно, гриффиндорцы были в восторге. Мне же было противно. Завоевывать популярность таким способом казалось мне подленьким приемчиком. Тем более что профессор Снейп честно и открыто выказывал свое отношение к профессору Люпину, но не унижал его открыто. Хотя, когда профессор Люпин заболел и Снейп заменял его, он зачем-то прочитал нам лекцию об оборотнях, хотя это определенно было не по программе. Я же знала, что профессор ничего не делает просто так. И стала наблюдать. Профессор Люпин болел с удивительной периодичностью, совпадающей с лунным циклом. У профессора Люпина были желтая радужка глаз и нечеловеческая скорость реакции. Боггарт профессора Люпина — полная луна. Вкупе с намеками профессора Снейпа напрашивался неутешительный вывод: профессор ЗОТИ — оборотень.       Я попыталась поговорить с профессором Снейпом на эту тему, но он сказал, что свои выводы я могу держать при себе, даже не дав мне толком ничего сказать. «Мисс Грейнджер, по вашей просьбе я трачу свое время не для того, чтобы обсуждать с вами мистера Люпина». И я заткнулась — еще выгонит. А я ведь так успешно напросилась к нему на дополнительные занятия по зельям. В качестве проекта было выбрано оборотное зелье — требующее времени, внимательности и аккуратности. Сначала я обрадовалась, ведь эти качества были мне присущи в полной мере, но оказалось, что это не все. Я так и не смогла уловить всех нюансов, о которых мне говорил профессор. Время добавления очередного компонента я определяла по часам, а не по внутреннему ощущению — тончайшие изменения запаха и цвета так и остались для меня недоступны. Наверное, так себя бы чувствовала собака, если бы человек попытался ей объяснить, что такое радуга. Нет, оборотное зелье я в итоге сварила вполне приличное. И даже, наверное, могла бы добиться определенных успехов в зельеварении за счет усердия и прилежания, но таланта у меня не было. Это было несколько обидно, но я справилась с собой, ведь главной моей целью было не это. Правда, основная моя задумка тоже с треском провалилась — профессор Снейп ни разу не наорал на меня и даже криворукой не обозвал, а я же имела удовольствие наблюдать мастера за работой. В итоге мое глупое чувство, вместо того, чтобы быть затоптанным, еще выше подняло голову. А лучшим средством от всех проблем для меня по-прежнему была учеба. Займи себя так, Гермиона, чтобы на всякие глупости не осталось времени.       Надо сказать, что на дополнительные занятия я нахально напрашивалась ко всем преподавателям. МакГонагалл от меня отделалась, заявив, что на уроках нам дается все необходимое, а углубленное изучение меня ждет после сдачи СОВ. Потом, все же смягчившись, сказала, что я лучшая по ее предмету, и она не видит смысла заниматься со мной дополнительно. Единственное, чего я добилась — список литературы по трансфигурации. Собственно, я не очень-то и рассчитывала. Видимо, нашему декану было нелегко совмещать столько должностей — профессор, декан, зам директора. После случая с троллем я не любила и не доверяла ей. Но теперь я почему-то задумалась, что и нашему декану приходится несладко. Если бы я была вынуждена предотвращать и разбирать проделки близнецов Уизли, то, наверное, у меня тоже ни на что не было бы времени. Любви у меня к ней не прибавилось, но по крайней мере появилось понимание, что все несколько сложнее, чем кажется.       Профессор Люпин тоже отказал, но сделал это как-то мастерски и очень вежливо. Выходила я от него с чувством, что он обязательно мне бы помог, если бы не непреодолимые обстоятельства в виде его болезни и загруженности. Однако потом я узнала от Гарри, что для него время нашлось. Хотя, чего уж тут, Гарри был сыном его друзей, а я — просто одной из многих. Было обидно, но осознание, что для Гарри научиться вызывать патронуса жизненно необходимо, несколько примиряло меня с этим фактом. Тем более что Гарри не скупился и щедро делился информацией и со мной, и с Роном.       Астрономия быстро мне наскучила — чтобы не спать по ночам, надо по-настоящему любить звезды. Нумерология, если не считать сакральный смысл цифр, сильно отстала от маггловской математики. Профессор Вектор с явным интересом листала мои учебники по алгебре и геометрии, а под конец вообще сделала себе копии. С Уходом за магическими существами все было сложно. Во-первых, вел предмет Хагрид. Он, конечно, был славным и действительно любил всяких чудовищ, но педагог из него был так себе. А во-вторых, после случая с Малфоем, который произошел на первом же занятии, Хагрид вообще впал в какую-то апатию, и его уроки проходили крайне скучно. Я так и не поняла, почему гиппогриф накинулся на Малфоя — кажется, тот все делал правильно и, в отличие от большинства, явно видел зверя не в первый раз. Но Клювокрыл, покатав на спине Гарри, почему-то отказался иметь дело с Малфоем и даже ранил его. Рон и Гарри утверждали, что это просто царапина, но слизеринец проходил с повязкой целую неделю, а в магическом мире могут вылечить почти все, даже руку, наверное, новую отрастили бы, и такой срок — реально много. Я не знаю, может, если верить Рону, Малфой просто прикидывался. Но факт остается фактом, Люциус Малфой начал тяжбу по поводу гиппогрифа. Мы поддерживали Хагрида как могли, я искала в библиотеке выписки из судебных заседаний по похожим делам, но, кажется, шансов особо не было. Естественно, ни о каких дополнительных занятиях по этому предмету не могло быть и речи. Но я неплохо изучила законодательство о содержании волшебных существ различных классов опасности.       Итак, скучать и думать о всяких глупостях мне было некогда. А еще я поняла, что мне очень нравятся чары и руны. На них я и решила сконцентрироваться. Тем более что профессор Флитвик сказал, что видит во мне потенциал. Да и тетя Берри не скупилась на советы. И, кажется, я начала понимать, как возникают семейные династии.       В целом учебный год протекал спокойно, если не считать слухов о сбежавшем преступнике, которого видели то здесь, то там. А потому вокруг Хогвартса всегда сновали дементоры, к которым я так и не смогла привыкнуть. Я по-прежнему вздрагивала всякий раз, стоило им появится на горизонте.       И вот, когда экзамены были уже позади и осталось только дождаться результатов, Гарри взволнованно сообщил, что дело Клювокрыла проиграно и гиппогрифа казнят сегодня на закате. Гарри не мог бросить Хагрида одного, и мы втроем отправились в хижину лесничего. Наш профессор был ужасно печален, ронял огромные слезы и вздыхал. Гиппогриф, привязанный у огорода, был совершенно спокоен, не подозревая, какая судьба его ждет. И тут в окошко влетел камушек. Мы отвлеклись и увидели, что делегация из директора, Министра и палача уже спускается к хижине. Мы поспешили выбежать. Хорошо, что Гарри взял свою мантию-невидимку, незамеченными мы смогли выбраться из дома Хагрида. Было слышно, как Дамблдор заговаривает зубы Министру и МакНейру. И тут Гарри с жаром прошептал: — Мы должны спасти Клювика! Никто нас не видел, а у Хагрида будет алиби.       Я бы возразила, но мне тоже было до слез жалко благородное животное. Мы отвязали гиппогрифа, благо он узнал Гарри и не стал на нас кидаться, но и уходить с привычного места он не хотел. Хорошо, что нашлись тушки хорьков и мы смогли выманить его в лес. Теперь нужно было увести его от хижины подальше. Через какое-то время мы услышали сердитые голоса — пропажу явно обнаружили. Сейчас бы Клювокрылу улететь, но он не собирался расставаться с любимым Хагридом. Мы потихоньку заманивали его все дальше, в лес, однако, старались не углубляться. Вот тут мы совершенно неожиданно столкнулись с профессором Люпином и мистером Блэком, крестным Гарри. Дальше произошло что-то невероятное. Клювокрыл увидел в траве какого-то зверька и схватил его, намереваясь сожрать. Но Гарри не дал ему это сделать, а выменял на хорька. Мистер Блэк произнес заклинание, и перед нами предстал человек — страшный, жалкий, с обвисшей кожей, какая бывает у толстяков, которые резко похудели. Его маленькие крысиные глазки бегали, пытаясь понять по нашим лицам, от кого можно ждать помощи. Мы переглянулись с Роном — он тоже ровным счетом ничего не понимал в происходящем. Уже потом Гарри объяснил нам, что этот мужчина и был тем самым сбежавшим из Азкабана преступником — Питером Петтигрю, предателем, погубившим его родителей. Мистер Блэк направил на анимага свою палочку, но тот начал вещать про какую-то важную информацию. Спор разгорался, а я лишь отстраненно наблюдала, не зная, что предпринять в такой ситуации.       Но тут на поляне появился профессор Снейп. «Теперь все будет хорошо», — почему-то промелькнуло в моей голове. Профессор принес какое-то зелье для мистера Люпина и не сразу заметил обилие действующих лиц на поляне. А вот этот Петтигрю тут же узнал Снейпа и начал заискивать уже перед ним. Гарри как-то перемигнулся со своим крестным, толкнул Рона и шикнул на меня. Я не поняла, что он хочет от меня — напасть на Петтигрю? Я лишь недоумевающе посмотрела на Гарри. Здесь есть трое взрослых магов, мы-то что можем сделать? Оказалось, я совсем не так поняла своего друга. Зато Рон и мистер Блэк были с ним явно на одной волне. Вместо того, чтобы оглушить Петтигрю, они напали на профессора Снейпа. Но он каким-то чудом ухитрился отразить два заклятия из трех и упал, подкошенный ступефаем от Гарри. Мистер Блэк свалился, сраженный своим собственным отраженным заклятием. Палочка Рона отлетела в сторону Петтигрю. А я посмотрела на профессора Люпина — он всегда казался мне здравомыслящим человеком. Но тут черты его лица словно начали плавиться. И дальше события понеслись галопом, я едва успевала следить за ними. Мне хотелось завизжать, но страх сковал меня, и я лишь наблюдала, как свет полной луны превращает человека в волка. К счастью, мой паралич длился не больше нескольких секунд — я ясно и четко осознала, что нужно срочно что-то делать. В памяти услужливо всплыло, что отзеркаленное заклятие всегда проще снять, и я направила свою палочку на мистера Блэка, приводя его в чувство. К тому же я знала, что он аврор, а значит, в борьбе с оборотнем от него можно ждать большего, чем от зельевара. Надо сказать, это был правильный выбор — Сириус Блэк обернулся огромным черным псом (тут что, все незарегистрированные анимаги?) и увлек обезумевшего профессора Люпина куда-то вглубь леса. Клювокрыл наконец-то вспомнил, что у него есть крылья, и с шумом покинул поляну. Я уже собралась отменять заклятие с профессора Снейпа, но позабыла, что палочка Рона отлетела в сторону. Ее подхватил Петтигрю и, обернувшись крысой, скрылся из виду. И тут мое сердце пронзил ледяной холод — дементоры, целая стая дементоров приближалась к нашей поляне. Я попыталась вызвать патронуса, но даже в спокойной обстановке мой максимум составлял легкое серебряное облачко, сейчас же все мои лучшие воспоминания были отгорожены от меня стеной страха. Я беспомощно посмотрела на профессора Снейпа — он все еще был без сознания. Рон без палочки вряд ли что-то мог предпринять. Но тут я услышала чистый и звонкий голос Гарри: — Expecto patronum!       Благородный олень бесстрашно устремился вперед, отгоняя дементоров, которые уничтожили бы нас всех, невзирая ни на что. Вдруг появился еще один патронус — лунный леопард, и принялся разгонять кошмарных тварей бок о бок с оленем. Хищный кот был настолько красив, что я не могла оторвать от него глаз. Но чей он? И тут рядом раздался голос профессора Снейпа — все встало на свои места, это его патронус. — Поттер, уводите своих друзей в замок. Немедленно!       Гарри начал с ним пререкаться, но я понимала, что нужно бежать. Я окликнула друзей и рванула к замку. Мальчики последовали за мной, а вместе с Гарри и его патронус, охранявший нас от дементоров. В замке нас уже ждали. Директор увел Гарри с собой, а нас с Роном отправили в больничное крыло. После того как мадам Помфри нас осмотрела и влила несколько зелий, она выдала нам чашки с горячим шоколадом и оставила одних. Мы молча пили свое лекарство. А когда оно закончилось, я, укутавшись в плед, свернулась в калачик на больничной койке. Рон, кажется, заснул, а я все лежала, не в силах ни заснуть, ни пошевелиться. Холод, проникший в глубину души, отступал нехотя, медленно, словно не желая оставлять свою добычу. Наверное, холодная льдинка так бы и засела у меня в сердце навсегда, как у Кая, но мне почему-то вспомнился лунный леопард. Мощный зверь одним своим видом прогнал все страхи, мне показалось, что он лизнул меня в лоб, и я заснула. Впереди меня ждало теплое лето.