КАКАШИ
Сакура переехала в квартирку напротив Резиденции Хокаге полгода назад. Хатаке отчётливо помнил тот день, будто он был только вчера, а не несколько месяцев назад. Помнил, как пасмурное небо долго хмурилось, заставляя его розововолосую ученицу, которая решила в одиночку перетаскивать свои немногочисленные пожитки в новое жилище, то и дело с подозрением поглядывать наверх. А потом грянул гром, и тучи разродились проливным дождём. Какаши тут же бросил свой наблюдательный пункт у окна кабинета, как и собирался до этого, и поспешил на помощь девушке. Та пригрозила небесам кулаком, произнесла что-то явно нецензурное, но своего занятия не бросила. — Ты могла бы сказать, что переезжаешь, — дежурно заметил Какаши, стараясь перекричать ливень. Он стоял напротив Харуно возле подъезда её дома, примериваясь к коробкам с вещами. Его повязка с символом Листа намокла и грозила сползти прямо на нос, позволяя причёске окончательно развалиться. Копирующий мысленно похвалил себя за то, что оставил плащ Хокаге в Резиденции — промок всего лишь его джоунинский костюм, а он, в отличие от одеяния Каге, сшитого из дорогой и капризной ткани, был легко заменим и не привередлив. — Или я, или Наруто, обязательно помогли бы. Сакура смущённо заправила влажные пряди за ухо, а затем решительно взяла оставшуюся коробку (остальные три присвоил Какаши, поставив те друг на друга). — Я не хотела вас беспокоить, — достаточно громко, чтобы он мог услышать, сказала Сакура и пошла впереди. — Какое беспокойство?! — деланно возмутился Какаши, следуя за ней практически вслепую — коробки перекрывали весь обзор. — Я готов таскать всё, что угодно, лишь бы не чахнуть над бумагами в кабинете. — Не сомневалась в вас, сенсей, — усмехнулась Сакура. — Кажется, бедному Шикамару всерьёз нужно подумать о том, чтобы связывать вас своими тенями. Ну, для большей усидчивости и трудоспособности. — Не подавай ему эту идею, жестокая, — буквально простонал Хатаке. Перешучиваясь, они поднялись на нужный этаж. Дверь в квартиру Сакуры была открыта. Какаши зашёл, сгрузил свою ношу на пол, мельком осмотрелся, но не стал заходить дальше порога. — Не хотите зайти и обсохнуть? Выпить чая? — предложила Сакура. Какаши на минуту задумался. Его взгляд остановился на беспорядке, творящемся в коридоре, и он понял, что вопреки приглашению, девушке сейчас было не до него. — В другой раз, Сакура. Боюсь, если задержусь дольше, наш гений Нара в самом деле применит ко мне свою технику. — Вполне возможно, — Сакура негромко рассмеялась, вероятно, представляя эту картину. Какаши, уже вышедший из квартиры, обернулся, прислушиваясь к звучанию её смеха, и улыбнулся одними глазами. — До новых встреч, соседка, — Хатаке махнул рукой. — Приходите в гости, сенсей! — донеслось ему вслед. Он так и не воспользовался приглашением.***
После переезда Сакура стала чаще мелькать у него перед глазами, и, в конце концов, органично вписалась в его будни. Должность Хокаге требовала от Хатаке полной отдачи и он частенько спал в собственном кабинете, просто не имея сил вернуться домой после гор бумажной работы, которую ему приходилось выполнять. Даже ленивый Шикамару, видя, что шеф зашивается, брал на себя половину этих гор, но Хатаке всё равно сидел допоздна, про себя кляня тот день, когда согласился стать Шестым. Тем не менее, он работал добросовестно, хоть и забывал показывать всем вокруг, как тяжело ему приходится из-за бюрократических проволочек. В редкие минуты отдыха, чаще всего ранним утром, он пил свой горький кофе у окна, и то и дело наблюдал, как бодрая Сакура в отглаженной форме медика шагала на работу. Иногда она замечала его, улыбалась и приветственно махала рукой. Какаши махал в ответ и чувствовал, как у него поднимается настроение. Её поздние возвращения также не укрылись от его внимания. Его ученица была трудолюбивой и не знала, когда нужно остановиться и отдохнуть, впрочем, как и он сам. Хатаке внезапно понял, что ему не так уж и нравится это качество, когда видел, какой уставшей она приходила домой. Шестой даже хотел сделать ей внушение, но их расписания катастрофически не совпадали, поэтому он откладывал этот разговор, уже предвкушая её ответную тираду по поводу его переработок. Сакура, тем временем, становилась всё печальнее и печальнее. Она больше не приветствовала его улыбкой по утрам — шла на работу, уставившись себе под ноги, будто боясь запутаться в них и упасть. Её измученный донельзя вид поселил в сердце Хокаге тревогу, и, стараясь понять, что приключилось с Сакурой, он временами бросал быстрые взгляды в сторону окна её спальни, чего раньше никогда себе не позволял. Оно было круглосуточно зашторено. И это рождало в нём смутную тревогу. Раньше Сакура подолгу сидела на подоконнике, любуясь небом. Иногда даже корчила ему рожицы, стоило ему только устроится с «Ича-ича» на подоконнике напротив. В день, когда для Хатаке Какаши всё изменилось, он всё-таки решил навестить Сакуру в госпитале, под видом резко понадобившегося ему медосмотра. Уже подходя к её кабинету, он видел, что что-то явно не так. Возбуждённый персонал мельтешил перед глазами, а в больничном воздухе будто скапливалось статическое электричество. А потом бледная, словно смерть, Сакура пронеслась мимо него, на ходу стаскивая окровавленный халат. Её глаза мазнули по Хатаке, но не узнали его. На её лице была написана такая мука, что мужчина отшатнулся. — Сакура… — тихо позвал он, но она уже была в другом конце коридора и не слышала его. И даже если бы слышала, то вряд ли бы обратила внимание. Для неё сейчас ничего не существовало, кроме её беспросветного горя. — Отставь её, — устало сказала Цунаде, появившаяся из палаты, из которой минуту назад как ошпаренная выскочила Сакура. — На её руках только что умер пациент. Безнадёжный. А она, дурочка, всё надеялась его спасти. Сакуре нужно побыть одной. Какаши кивнул, имитируя согласие, но он ни черта не был согласен. Её дёрганые движения, страдание, которое Харуно выражала всем своим видом — всё это буквально кричало Шестому о том, что её нельзя оставлять наедине с собой. Хатаке коротко попрощался с Пятой, проигнорировав её вопрос о цели его появления в госпитале, который Хатаке на дух не переносил. На улице он вызвал Паккуна, который быстро привёл Копирующего к ученице. Она методично громила тренировочный полигон, и у него мурашки побежали по коже от того, сколько в этом было отчаяния. Хатаке остановил её руку, занесённую для удара, и в тот момент дал себе слово, что поможет ей справиться с тем, что так долго гложет её изнутри. Интуитивно Какаши чувствовал, что смерть пациента просто стала последней каплей. С Сакурой что-то не так, но он не мог понять, что именно. Сакура вырывалась, грубила, но он не отступал, и она, наконец, тихо разрыдалась.«Я не смогла спасти его! Не смогла спасти его, сенсей!»
Раньше Какаши думал, что Сакура была похожа на Рин. Теперь он понимал — на него самого. С того дня он старался не давать одиночеству полностью поглотить куноичи, терпеливо ожидая, когда она откроет ему причину своих изменений. Иногда бессонными ночами, проведёнными над отчётами, он отвлекался от работы, чтобы дать отдых потяжелевшей голове, и с грустью размышлял о том, что не уделял Сакуре достаточного внимания. Она выросла в тени своих более успешных и более проблемных сокомандников, и Какаши допустил ошибку, считая, что нескольких добрых слов и взъерошивания волос вполне достаточно, чтобы поддержать её. От таких мыслей легче не становилось, поэтому он и придумал эти совместные ужины, которые со временем стали ему необходимы так же, как и ей. Шестому нравилось сидеть напротив Сакуры, шутить над ней, вместе с ней, то, как она подшучивала над ним, как искренне звучал её мелодичный смех, как она поправляла причёску, смущаясь. То, как начинали сиять её глаза, когда она была увлечена чем-то. То, каким слабым голосом она попросила его не уходить в ночь после панической атаки, принесло ему боль, и Хатаке остался сидеть с ней до самого рассвета. Он покинул квартиру Харуно с первыми лучами солнца, укрыв её одеялом до самого подбородка и проведя ладонью по растрепавшимся розовым волосам. А на следующий вечер он успокаивал её после признания, вытирал её слезы и трепетно коснулся губами её чуть влажного лба. Какаши вдруг понял, что, пытаясь разобраться в проблемах Сакуры, запутался сам. В собственных чувствах. В чувствах к ней. Это однозначно пугало его. Это внезапно радовало его. И он совершенно точно не знал, что с этим делать.