Голодные Игры : Огонь горящий во мне.

Я медленно спускаюсь по холодным, старым ступенькам, стараясь не наступать на те места где скрипят половицы. Спустившись вниз, я слышу какие-то шорохи. Я медленно, чтобы не шуметь, подхожу к двери кухни, откуда и раздаётся шум и грохот кастрюль и сковородок. Это Сэй, она приходит ко мне каждое утро. Не знаю, платят ли ей власти, или она просто меня жалеет. Так или иначе, два раза в день, Сэй появляется у меня. Я уже собираюсь открыть дверь, как замечаю запах перегара. Хеймитч. Ему-то что тут надо?! В последний раз я видела его по возвращению в Деревню Победителей, два месяца назад, после, он ко мне не заходил, наверное он понял что нянька мне не поможет. Единственный человек, способный помочь мне сейчас, находится за сотни миль от меня. Пит так и не вернулся. А зачем? Зачем ему возвращаться? Возвращаться ко мне, в Двенадцатый Дистрикт. Зачем снова испытывать боль, которую пришлось испытывать раньше?! Не уж то, я не могу понять, что он больше меня не любит и я ему не нужна. Он меня больше не любит, Сноу забрал и это. Не нужно испытывать наивных надежд. Пит не вернётся. Резкий звук выводит меня из транса. Я обнаруживаю, что лежу на полу, свернувшись калачиком, и сжимаю уши. — Ты уверена? — доносится из кухни. — Да! — говорит Сэй, одновременно уронив поворёжку в кастрюлю и  спохватившись, тихо продолжает. — Хеймитч, пойми, она должна знать об этом. Да она практически не выходит из комнаты уже два месяца! — восклицает она. — Тише! — говорит Хеймитч. — Не хватало ещё, чтобы она услышала! Она?! Что они от меня скрывают?! Подслушивать не очень хорошо, но я никогда не отличалась хорошими манерами. Прислонив ухо ко двери, я слушаю дальше. — Хеймитч, — уже спокойнее говорит она и продолжает. — Да она даже не разговаривала целых два месяца! — Я знаю, но… — Да много ли ты знаешь! Она должна знать! На этом разговор кончается. Я тихо, не шумя, захожу на кухню и сажусь за стол. — О! Оклемалась, солнышко?! И давно ты тут?! Мой ментор прекрасный актёр, но я-то знаю его как свои пять пальцев и вижу, как у старый пьяница отводит глаза — Что вы от меня скрываете? — спрашиваю я и тут же проникаюсь отвращением к собственному голосу, — это первые слова, которые я произнесла за два месяца, не считая ночных криков от кошмаров. — О! Да солнышко заговорило! Ух ты, а я-то думал, что больше никогда не услышу твой славный голосочек! Хочется ударить ментора за такие слова. Хеймитч заливается смехом, одновременно делая глоток из своей фляжки, трудно не догадаться что там такое. Я резко ударяю кулаком об стол, и вскакиваю на ноги. Хеймитч, от таких резких и неожиданных с моей стороны движений, аж поперхается своей отравой. — Что. Вы. От меня. Скрываете?! — ору я, насколько позволяет мой охрипший и тихий голос, наверно с непревычки. Хеймитч успокившись и сделав ещё один огромный глоток из своей фляжки, наконец заговорил: — Сядь, солнышко. — говорит он с уже более серьёзным выражением лица, и я понимаю что он не шутит. Я сажусь и он продолжает: — Пит вернулся. — вот так вот, прямо и честно. Ментор как и я, не привык мелочиться, в этом мы с ним похожи. Я резко вскакиваю, и поняв что нужно делать вылетаю из кухни, собираюсь открыть входную дверь, наконец выйти на улицу, и побежать к дому Пита в одних носках, как тут же проход мне загораживает ментор. —Что?! — чуть ли не кричу я. — Отойди! — Он не хотел чтобы ты узнала о его приезде. — это мне уже не нравится. — Почему?! — спрашиваю я. — Он сказал что не хочет тебя видеть. — ну конечно. В моей жизни просто не может быть всё так красочно, что-то обезательно, должно помешать мне. Последние капли надежды упорхнули, оставив меня наедине со своим горем. Пит не хочет меня видеть. Я начинаю рыдать, упав на колени. — Китнисс, — ментор опускается ко мне на колени, и обнимает меня. — Китнисс, — повторяет он уже громче. — Китнисс, всё будет хорошо. — говорит он, но я то понимаю, уже ничего, не будет хорошо. Я сама виновата, я бросила его. Опустила руки, когда ему, больше всего нужна была моя, помощь. Теперь вот, отплачиваюсь. — Я поговорю с ним. — говорит ментор. А я лишь сижу на холодном полу, и продолжаю рыдать. Минут через пять, немного успокившись, я встаю и бреду наверх. — Покушай, — не просит, а умоляет меня Сальная Сэй, но я пропускаю её замечания мимо ушей. Мне всё равно, я хочу умереть, больше нет смысла жить. Зачем? Если меня бросил последний, родной мне человек, на земле, который любит меня. Я захожу в свою комнату, и с грохотом падаю на кровать. — Любил. — поправлю я себя и зарываюсь в подушку. — Любил. Я ему больше не нужна, да кому, я вообще нужна?! Правильно. Никому. Я вспоминаю всё что связано с Питом. Песнь долины, хлеб, синяк под глазом, одуванчик и надежду. Я невольно улыбаюсь, когда вспоминаю как он занял второе место, на соревновании по борьбе, уступив лишь старшему брату. Оно и понятно, Пит тогда был намного младше, и его брат был в разы сильнее него. Но это воспоминание всё равно, вызывает у меня улыбку. Казалось мышцы лица отвыкли, от этой, незнакомой мне эмоции. В последний раз я улыбалась очень давно. По-моему на свадьбе Финника и Энни. Я снова улыбаюсь когда вспоминаю их счастливые лица. Я тут же отгоняю эти мысли. Как я могу улыбаться когда она, мертва. Когда он, мёртв. Как только мама и Энни, не прониклись ко мне ненавистью и отвращением?! Я не имею права улыбаться. Это всё из-за меня. Из-за меня, они потеряли близких. Из-за меня погибло столько людей… Я начинаю мысленно составлять списки моих жертв. Сначала Диадема, и девушка из четвёртого. Марвел. Рута. Я её не спасла. Катон. Трое в одиннадцатом. Я убила Мэгз. Я убила Блеска. Из-за, меня, мучали Джоанну, Энни и… И Пита. Из-за меня погиб весь двенадцатый. Я убила столько людей сколько не убивали все убийцы Панема вместе взятые. Я тварь. Я не достойна жить. Я убила Цинну. Я убила Финника. Я убила Прим… Я начинаю кричать и плакать, ору что есть мочи её имя. Стараюсь успокоиться, и вспомнить что-то хорошее. На ум приходит только Пит. Всё что связано с ним. Игры. Признание в любви и объединение с профи. Разговор у костра. Осы. Смерть Диадемы и девушки из четвёртого. Пит спасает меня. Рута. Я нахожу полумёртвого Пита. Первый поцелуй, он не вызвал у меня ничего, никаких чувств. За то вызвал тот, который произошёл после пира. Пир. Смерть Катона. Правда в поезде. Пит, смотрящий на меня разочарованным взглядом, я снова бросила его. Я всегда бросаю его, и ещё раз, и ещё раз, и ещё раз. Всегда. Слово отдаётся эхом в моей груди и я невольно вспоминаю. *** — Пит, — зову я. Ответа нет. Он без сознания? Я опускаюсь на корточки перед ним, убирая его сцепленные наручниками руки от лица. — Пит? — Его глаза похожи на черные шары, зрачки настолько расширены, что голубая радужка глаз практически исчезла. Мускулы на его запястьях твердые, как металл.  — Оставь меня, — шепчет он. — Я больше не могу. — Нет, ты можешь! — говорю ему я. Пит качает головой. — Я еле держусь. Я сойду с ума. Как и они. Как переродки. Как бешеное животное, желающее лишь вцепиться в мое горло. И, наконец, здесь, в этом месте, при сложившихся обстоятельствах, я действительно должна буду его убить. И Сноу выиграет. Поток горькой жгучей ненависти пронзает меня. Сноу и так слишком много выиграл сегодня. Это рискованный шаг, вероятно, это самоубийство, но я делаю единственное, что приходит мне в голову. Я наклоняюсь и жадно целую Пита. Все его тело начинает колотить дрожью, но я прижимаюсь своими губами к его губам до тех пор, пока больше уже не могу не дышать. Мои руки двигаются к его запястьям и сжимают их. — Не позволяй ему, снова разлучить нас! Пит тяжело дышит, продолжая бороться с кошмарами, бушующими в его голове. — Нет, я не хочу… Я до боли сжимаю его руки. — Будь со мной. Его зрачки сужаются до размеров точки, а потом снова быстро расширяются и возвращаются к тому состоянию, которое больше напоминает нормальное. — Всегда, — шепчет он. *** — Всегда. — тихо повторяю я. — Всегда. Тур победителей. Кошмары. Его сильные руки защищающие меня во сне. Квартальная бойня. Объявление Пита. Арена. Удар о силовое поле. Туман и смерть Мэгз. Джоанна, Бити, и Вайресс. Нападение профи. План Бити. Разлука. Крики Пита. Полночь. Силовое поле. Планолёт. Капитолий, пытки, интервью. Я будто бы вижу всё глазами Пита. Все пытки и издевательства. Это я виновата. Я всегда была виновата в его бедах. Теперь он меня ненавидит. Я сама себя ненавижу. Возвращение. Нападение на меня. Так мне и надо, этого мало. Я должна была умереть, гореть, медленно потухать от пыток и боли. Не Пит, я. Она была бы жива. Финник был бы жив. Пит был бы в порядке. Свадьба Финника и Энни. Разговор. *** — Привет. — Привет, — отвечает он. Похоже на его голос, почти его голос, за исключением какого-то нового оттенка. Смесь подозрения и упрека.  — Хеймитч сказал, ты хочешь поговорить со мной, — начинаю я. — Для начала, хотя бы посмотреть. — Такое ощущение, будто он ждет, что прямо на его глазах я превращусь в капитолийского переродка с пеной у рта. Он так долго изучает меня, что я начинаю украдкой поглядывать в сторону стекла, надеясь на какие-нибудь указания от Хеймитча, но наушник молчит. — А ты не такая уж высокая. И не особо красивая. Я знаю, он прошел через все муки ада, но все же его замечание меня задевает. — Ну, раньше ты тоже выглядел получше. Совет Хеймитча не горячиться заглушается смехом Пита. — А уж какая деликатная! Сказать такое после всего, что я пережил! — Да. Мы все через многое прошли. А деликатнастью, из нас двоих всегда отличался ты. — Я все делаю неправильно. Я не знаю, почему вдруг начинаю защищаться. Его пытали! Ему промыли мозги! Что со мной не так? Внезапно, я понимаю, что могу начать кричать на него — не знаю, за что — поэтому я решаю уйти. — Слушай, я плохо себя чувствую. Давай я загляну к тебе завтра.  Я уже подошла к двери, когда его голос останавливает меня. — Китнисс, я помню про хлеб. Хлеб. Единственное, что связывало нас до Голодных Игр. — Они показали тебе запись, где я рассказываю об этом? — говорю я. — Нет. А есть такая запись? Почему Капитолий не использовал ее против меня? — интересуется он. — Мы сняли ее в тот день, когда тебя спасли, — поясняю я. Боль в груди зажимает ребра словно в тиски. Все же танцы были ошибкой. — Что ты помнишь? — Тебя. — тихо произносит он. — Как ты копалась в наших мусорных банках под дождём. Как я нарочно подпалил хлеб. Мама меня ударила и сказала, чтоб я вынес хлеб свинье, но вместо этого я отдал его тебе. — Да. Так все и было, — говорю я. — На следующий день, после школы, я хотела поблагодарить тебя. Но не знала, как. — Мы были на улице после занятий. Я пытался поймать твой взгляд. Ты отвернулась, а потом… кажется, сорвала одуванчик. — Я киваю. Он помнит. Я никогда и никому не рассказывала об этом моменте. — Должно быть, я очень сильно тебя любил. — Да, — мой голос срывается, и я притворяюсь, будто кашляю. — А ты любила меня? — спрашивает он.  Я опускаю глаза в кафельный пол. — Весь Панем так говорит. Все это знают, поэтому Сноу, и пытал тебя. Чтобы доставить мне боль. — Это не ответ, — произносит он. —-Я не знаю, что мне думать, когда они показывают мне, все эти видеозаписи. Тогда, на первых играх всё выглядело так, будто ты хотела прикончить меня с помощью ос-убийц. — Я пыталась убить вас всех, — говорю я. — Вы загнали меня на дерево.  — Потом эти поцелуи… С твоей стороны, они смотрятся не очень-то искренними. Тебе нравилось целоваться со мной? — Иногда, — признаюсь я. — Ты знаешь, что за нами сейчас наблюдают? — Знаю. А с Гейлом? — продолжает он. Во мне снова закипает ярость. Терапия терапией. Но это уже личное. — Тоже неплохо. — И нас обоих это устраивало? Что ты целуешься с обоими? — спрашивает он. — Нет. Вас это не устраивало. Только я у вас, и не отпрашивалась. — огрызаюсь я. Пит снова смеется, равнодушно, пренебрежительно. — Ты, я смотрю, порядочная стерва! *** Капитолий. Задание. Переродки. Всегда. Подвал Тигрис. Разговор Пита и Гейла. Площадь. Прим. Огонь. Пит. Смерть Койн. Пит спас меня. Пит снова, спас меня. С этими мыслями я засыпаю.