О балете, домре и простых музыкантах

День был вполне обыкновенным: обычная слякоть, обычные машины, снующие с раннего утра с громким рёвом, обычный сквозняк из крохотной щели в старом дешёвом пластиковом окне, который заставляет подняться с узкого дивана и уйти в кладовую за ещё одним одеялом. Он привык к этому, но сегодня почему-то не спалось. В пять утра люди уже стоят на ногах — не имеет значения совы они или жаворонки — но ему и вставать-то не нужно было. Выходной день. Те, кто пашут в три смены, ещё не возвратились домой, а те, у кого выходной, по привычке просыпаются и идут делать кофе. Не потому, что им хочется позавтракать, а потому, что так надо. Но Гоше ведь никуда не нужно, так с какого же перепугу его мозг решил, что он выспался и пора пробудиться ото сна? Похоже на предзнаменование, в которые Георгий не верит. Почему? По качану. Делать нечего, придется вставать. И вправду ужасный день, несмотря на то, что воскресный. Завтракать Гоша не любит. Пустая трата времени: ты всё равно не наешься, потому что тебе будет плохо, если ты это сделаешь, а потому будешь ходить голодным и корить себя за то, как это ты утром поел и уже проголодался. Тьфу. Как хорошо, что хотя бы в этот раз не дёрнули никуда. Из-за чего дёргают? В училище только недавно восстановилось отделение балета и теперь этим нужно кичиться на каждом отчётном концерте, посвящённом невесть чему. Хвалиться Гоша любит, но не до такой же степени, чтобы дважды в месяц растягивать всё тело и не спать несколько ночей перед очередным зачуханским концертишкой. Скука. Он надеялся встать к обеду, размяться, сходить в магазин и что-то приготовить, но, похоже, некоторые вещи люди решают за него. Уведомление. Прикол такой? В пять утра? Кому там не спится? Саша. Что ж, придется прочитать. «А сегодня отчётный у народников)» — гласило сообщение. Ну и что? Гоша не знал. «И что прикажешь мне с этим делать?» — ответ пришёл быстро. «Идти со мной глядеть девчонок, одному неохота)» Георгий вздохнул. Идти никуда не хотелось, но а что делать дома? «Не, я сегодня дома» «Да что ты, не ломайся, погнали! Пельменей купишь, делов-то куча» — пришло на сей раз голосовое сообщение. И правда, ну купит пельменей, ну не будет готовить, ну и что же? «Уговорил, ладно. Что по времени? Во сколько вылетаем?» — закатив глаза и рассчитав примерное время, так же голосовым ответил Гоша. «Ой, пфф, слушай… Он в пять вроде… Давай в четыре, а то по пробкам мотаться, воскресенье же» «Оке. Чкау.» — и смайлик. Спать хочется до кошмара. Идти никуда не хочется тоже до кошмара. Это трястись в тесной воскресной маршрутке, чтобы добраться до училища, а потом невесть как и невесть во сколько ехать домой. Альтернатива так себе, но почему бы и да? В конце-концов, нужно же когда-нибудь выбираться из дома… Пока он убрал диван, сложил одеяло, привёл себя в порядок посредством водружения на переносицу круглых очков прошёл час. Почему так долго? Смешнявки на ютубе утром — святое. Всегда поднимают настроение и убирают мысли о бренности бытия. Пришло время растяжки. Долгой, упорной, но ему ли привыкать? Нельзя сказать, что он уж слишком ленивый, просто не хочет тратить время на бесполезные и скучные вещи. Вполне правильный подход. Во время растяжки мысли обычно двух типов: первый тип, начальный — «ой ща помру, ребят, держите меня» и второй, после завершения — «как хорошо, как же хорошо жить-то!» Растяжка пройдена, упражнения выполнены, время половина девятого. Вот сейчас правда кушать хочется. Чтобы кушать надо готовить или держать в холодильнике продукты. Продукты были и готовить Гоша умел. Заменим вечернюю готовку утренней и выйдет что-то более лёгкое, но всё равно вкусное. Ну, греко-римская каша — вот, что я не люблю, но есть-то как бы надо. Расчет в вечерней готовке шёл на обеденную закупку продуктов, а так как её не произошло, по понятной причине продуктов в доме особо не случилось. Каша так каша. Бабушка говорила, что она полезная. Правда, говорила она тогда про пророщенные зерна, но может в вареном тоже есть чего-нибудь более-менее съедобное? Будем надеяться. Покушал. Стало заметно легче. Бам, на часах девять. Пора произвести закупку и…

***

Ну что же, вечер. Небольшой концертный зал со сценой, которая занимает чуть больше его трети. Если говорить, что стульев на сцене было больше, чем в зале, то это будет правда. Саша любезно согласился взять Гошу с собой на машине и ему не пришлось трястись в маршрутке битком набитой людьми. Третий ряд, места поближе к центральному проходу. Нельзя сказать, что лучшие, но одни из блатных. За окном вечереет, в зале включён свет. В училище ещё не начали топить, но из-за скопления людей было довольно тепло. На сцену медленно сползались оркестранты. — Гляди, балеринки, — послышалось откуда-то слева. Георгий невольно повернулся, пытаясь разглядеть источник. Он часто слышал от немузыкантов такие изречения, но сейчас это было неожиданно. — Ага, они ведь никогда не слышали настоящей музыки, — вновь, будто в ответ на что-то, послышался голос. Гошу аж передёрнуло. Источник нашёлся быстро, он находился среди домристов, коих было немного. Это была миловидная девушка с длинными тёмными волосами. — Пф, тоже мне, — закинув ногу на ногу, фыркнул Гоша, метнув неодобрительный взгляд на ту девушку. Казалось бы, отпусти и забудь, но нет, зацепило и очень даже чувствительно. Он почти не хлопал, чего Саша явно не понимал: уж что-что, а народный оркестр в училище хороший. — Гош, всё в норме? — на всякий случай поинтересовался Островский перед заключительным номером. — Всё просто прекрасно, – не сводя сверлящего взгляда с домристки прошипел Георгий. Весь его вид источал нервозность. Саша решил не лезть на рожон и оставить друга в покое. И правильно, а то мало ли. Оркестр поднялся, поклонился и гуськом ушёл со сцены. Домристы уходили в третьей четверти, и та девушка, словно нарочно, тихо кинула коллеге спереди что-то на подобии «никогда не понимала, зачем они приходят сюда». Это было последней каплей. Если он ничего не предпримет, то это очень заденет его вполне здоровое самолюбие. Он первым вылетел из зала за оркестром, ничего не сказав Саше. Тот остался в недоумении сидеть на месте. Странно. Очень странно. Гоша тем временем уже стоял возле двери кабинета народников. Спокойно, нужно просто обсудить и не взрываться. Он попросил одну из девушек, раньше всех вылетевшую из кабинета в концертном платье и куртке окликнуть «ну, ту, она домристка, у неё волосы ещё такие, ну, длинные». Кое-как поняв, о ком идёт речь, она показала рукой жест «жди, ща, пять сек» и заглянула в кабинет с криком «А-а-ань, подь сюды! Ну поди, поди!» и убежала, не попрощавшись. — Ой, да что ты хочешь-то, душа моя? — в полурасстегнутой блузе вышла Анна. Она смерила Георгия взглядом. — А, это ты, балеринка, ну что, понял, что такое настоящая музыка? — издевательски и наигранно-снисходительно начала Аня. — Во-первых, у меня есть имя, во-вторых, артист балета, а не балеринка, в-третьих, я знаю, что такое настоящая музыка и уж точно народная ей не является! — постепенно переходя чуть ли не на крик, ответил Гоша. — О, имя? Это интересно. Таких людей надо знать в лицо! — Это каких? — А вот таких, как ты. — А как я? — Ты не отвлекайся. Про имя говорил — именем и закончи, чего ты скачешь, как сайгак? — уперев руки в бока и немного ссутулившись, наседала Аня. — Георгий, Георгий! — Георгий — это от слова «орать»? Чего кричишь на всю Ивановскую? — Я не кричу. — Кричишь. — Нет! — Да. — Нет! Прекрати! — Ой, и правда балеринка, неженка такой, — рассмеялась она, — ты, небось, эфирный? Растаешь, если коснуться? Ну всё, бывай, мне домой нужно, — и она хотела было вернуться обратно в кабинет, но Георгий схватил её за руку, потянул на себя и поцеловал. Недолго, кротко, аккуратно. Глаза Ани округлились, она отпрянула, вытирая губы. — Да ты… Да ты… Пусти, чёрт тебя дери! — она вырвалась и убежала в кабинет. Этот день был ознаменован нелепыми и необоснованными поступками.

***

Рабочая неделя началась тяжело. Гоша совсем не высыпался и причиной тому был совсем не сквозняк из старого окна, не машины, снующие по улице с самого утра, а мысли о девушке домристке. Она никак не хотела выходить из головы. Как только он закрывал глаза, она представала перед ним, как будто он видел её в живую. Только не такой, какой Аня была при первой их встрече. Нет-нет, у него она казалась совсем другой — с длинных волос сыпались белоснежные цветы, а светлое платье струилось от слабого ветерка. Такая лёгкая и хрупкая, будто сахарная. Изящная, нежная… Совсем не такая, какой была на сцене и за ней. Каждую ночь он не мог уснуть, думая о ней, рассматривая каждую деталь, будто боясь забыть.

***

— Дурак! Вот дурак! — единственное, что могла говорить после того вечера Анна. — Идиот, зачем он это сделал? Почему? Главное — отдавать себе отчёт. Если действовать рационально, то ничего не случится. Но как тут можно действовать рационально, если вокруг такие страсти происходят? Невесть кто вообще! Хотя это неправда. Она часто видела Гошу на сцене и каждый раз смотрела, не отрывая взгляда. Ну никак она не думала о том, что их встреча или разговор может быть реальным.

***

Неделя сменила другую. Плыло и уплыло. Было и прошло. Все прошедшие события казались сном. Тёплым, но таким колючим и гадким, что не знаешь, чего хотелось больше — забыть его скорее или заново прокручивать все те моменты случайных и нарочных прикосновений. Время тянулось, а чувства постепенно росли непонятным комом, который невесть как нужно было разгрести. Как можно разобраться в себе, если на носу зимняя сессия, а ты не в зуб ногой? Интересно, а какие у народников экзамены… С каких пор его это волнует? Ну, с тем расчетом, что он знает расписание каждой пары домристов, наверное, давно. Найти контакты её однокурсниц тоже не было большой проблемой. Он делал это только с надеждой на то, что у них будут фотографии с его Аней. Что? Да-да, с его. Они не разговаривали больше ни разу? Боже мой, когда это его останавливало?

***

Сессия. Страшна она не тем, что её нужно сдавать, а тем, что нужно ожидать результатов. Домой лучше не ездить, только настроение портится. Да и у Гоши были планы. Вернее, пока что один план: после экзамена разыскать Аню и поговорить. Ну и что, что ей всё равно, нужно хотя бы попытаться! Он не успел даже испугаться — все его мысли были заняты одной лишь ею. Какого же было его удивление, когда он, поспешно откланявшись, вылетел из кабинета и в порыве чуть не сбил бедную Аннушку, стоявшую возле двери. Она, хныкая, потерла ушибленной лоб и уселась на диван. — Боже мой… Боже правый, прости меня, я не нарочно, я ведь не знал, что ты здесь… Сильно больно? — присев на колени перед Аней, протараторил Георгий, прикладывая руку к её лбу и осторожно потирая. — Нормально, — сдавленно прошептала она. Гошу аж перекосило. Он поднялся, мигом открыл коридорное окно нараспашку, загреб ладонью снега с подоконника и вернулся обратно. Одной рукой Гоша поднял голову Ани на себя, убрал со лба волосы и приложил тыльную сторону ладони к месту удара. Снег постепенно таял и тонкими ледяными дорожками скатывался по руке вниз. — Ну вот, не будет синяка, — нервно улыбнувшись, сказал Гоша и убрал руку. Он даже не заметил, что с неё буквально ручьем стекает вода, заметил только смущенную Анину улыбку. — Гош, а я… — Хотел пригласить тебя перекусить, — будто довершая мысль девушки, закончил он. Она кивнула, поднимаясь. — Идём? — Идём. И пошли. Вот так просто, без объяснений и разглагольствований. И такое бывает. В тот вечер они так ничего и не заказали, только разговаривали. Много и обо всём на свете. Счастливые часов не наблюдают. Время позднее, давно стемнело, звук мелодии телефона вывел Георгия из транса разговора. Он извинился и взял трубку. — Да, Саш, что случилось? В смысле время… А сколько сейчас.? То есть как половина двенадцатого, только что пять было… — глаза его округлились и он посмотрел на Аню. Та смотрела на него с не меньшим удивлением. Засиделись, нечего сказать. Пора домой, но нельзя отправлять Аню одну. По сути, её вообще не хотелось никуда отпускать, хотелось оставить её у себя и наблюдать за ней. Он даже представить себе не мог, как жил до этого без неё. Обида прошлого стёрлась, превращаясь в нелепую шутку, над которой они смеялись не один раз за этот продолжительный вечер. Делать нечего, пора возвращаться. — Ты далеко живёшь? Я провожу тебя, — предложил Гоша. — Да мне только до метро, оттуда я сама. — А может, всё-таки… — Нет-нет, сама, не волнуйся, — она лучезарно улыбнулась и поднялась. Как он может не волноваться за неё? На улице холодно, но на душе тепло, впервые за долгое время. До станции они шли молча. — Если не поторопимся, ты можешь опоздать, метро скоро закроется — осведомил её Георгий. Он крепко взял её за руку и повёл к середине платформы. Две минуты прощания. Они всегда самые нервные и чувственные. — Ты позвони, когда будешь дома. И когда с поезда сойдёшь, тоже позвони, — волновался Гоша, суетясь у прибывшего поезда. — Дурачок, у меня номера твоего нет. — Напиши... Я тебе позвоню! Ты только трубку возьми, слышишь? «Осторожно, двери закрываются...», — оповестил женский голос, и послышался гул голосов и мотора. Над дверьми замигала красная лампочка. Аня подалась вперёд, быстро поцеловала Гошу и оттолкнула его от дверей. Она юркнула в глубь, пробираясь к центру вагона. Вскоре электропоезд скрылся в тоннеле, а Георгий так и стоял на станции, глядя ему в след. Вы скажете, что такого не бывает, что это похоже на сказку. А я скажу, что это и правда сказка, но всё возможно, так почему же не случиться этому?