И с лёгким сердцем вернуться домой

— Спой мне, Зар… Было время, когда Мира уже не надеялась, что в её жизни настанет вот такая ночь. А тем более — что этих чудесных ночей будет впереди ещё много-много. Было время, когда она не могла вставать с кровати. Когда чувствовала себя раздавленной и разрезанной на части… Но это лишь телом. Тело её лечила день за днём ворчливая, вечно хмурая, добрая, чудесная тётушка Мариэтта. А душу неустанно радовал, согревал, оберегал Зар. Единственный во всех мирах. Сильный, как скала, и нежный, как тёплый летний ветерок. Родной… Лиза, их с Элеазаром самое драгоценное сокровище, спит сейчас на мягкой траве неподалёку от повозки: с одной стороны ласковый Кот греет, с другой — лохматый добрый Пёс. А они вдвоём ушли туда, где ни дочка, ни друзья никак не смогут их услышать. Туда, где одуряюще пахнет свежее сено, а задумчивая речка поёт нежную, еле слышную песню только для них двоих. Всё её существо ещё трепещет от счастья. Оттого, что после долгой разлуки снова слились в одно целое два тела, забились в унисон два сердца… Кожа ещё пылает и поёт от прикосновений родных рук и губ. И так хочется услышать вновь родной голос… — Зар? — так и не дождавшись ответа, подняла она голову. Её Музыкант смотрел невидящим взглядом на луну — круглую и чудесную, — которая медленно поднималась над горизонтом. И серебрила прозрачную слезинку на мягких светлых ресницах. — Там, за завесой из лунного света, Где путь начинается в мир другой, Мне довелось пробыть до рассвета И с лёгким сердцем вернуться домой… Мира затаила дыхание. Она ещё не слышала, чтобы Зар пел так. Это была песня, но он, казалось, просто проговаривал слова… Хотя нет. Мелодия была, но слишком уж непривычная для слуха Эльмиры. Простая, как шелест распускающихся листочков. И такая же древняя… А может, и правда из другого мира? — Там, где в чудесном озере круглом Бьёт чистый ключ с ледяною водой, Урок мне пришлось усвоить трудный И с лёгким сердцем вернуться домой. Сумел я дитя спасти от смерти И выиграть с мерзким чудищем бой. Я в сказке гостил — верьте не верьте… — И с лёгким сердцем вернулся домой, — тихонько подпела Мира. — Ты только что это сочинил? — И да, и нет… — глубоко вздохнул Зар. — Бывает так, что песня сидит в тебе годами, а потом в одно мгновение рождается на свет — вот как эта. — А она… про то, что было на самом деле? Ты правда побывал в другом мире? Вот такой лунной ночью? — Лизе нужно поучиться у мамы задаванию бесконечных вопросов, — тихонько рассмеявшись, нежно поцеловал он Миру в нос. — Расскажи… — потёрлась она щекой о прохладное плечо мужа. — Случилось это примерно за год до нашей с тобой первой встречи, — вновь шумно вздохнул Зар. — Мне тогда только-только стукнуло двадцать два… Так вот, мы с друзьями после удачного концерта в одном большом городе заехали в приветливый лиственный лесок. Отыскали подходящую поляну, поужинали на славу. А потом Осёл и остальные разбрелись кто куда — поспать всласть. Ну, а я искупался в речке, нацепил на себя одёжку похуже и лёг. А сон не идёт — ни под открытым небом, ни в повозке… Ну, я ворочался с боку на бок, ворочался — да и думаю: чем без толку валяться — пойду к речке. Наберу в котёл воды для завтрака…

* * *

Круглая луна сияла так ярко, что её лучи казались осязаемыми. Будто переливающаяся завеса из расплавленного серебра… Зар вдруг понял, что оказался… по ту сторону завесы. Перешёл туда, где не было речки. И луны тоже не было — лишь редкие звёзды на только-только начинающем темнеть небе. Если ты юн и всем сердцем веришь в Чудеса и Сказки — как поступишь, выпади тебе возможность разузнать, разведать, что такое другой мир? Наверняка не повернёшь домой сразу… Вот и Зар, забыв обо всём на свете, пошёл вперёд — навстречу открывшейся ему нежданно-негаданно Сказке. Но Сказка оказалась жестокой… Обогнув небольшое круглое озеро, юноша засмотрелся на чужое, усеянное мириадами незнакомых звёзд небо. И… резко отдёрнул ногу, почувствовав, что наступил на живое существо. Она не издала ни звука — только содрогнулась всем телом. Тоненьким белоснежным телом, прикрытым лишь распущенными русыми волосами… Запутавшиеся в этих волосах берёзовые листочки казались серебристыми в свете луны, медленно поднимающейся над горизонтом. Круглой, белой, но чужой луны… Зар мысленно обругал себя последними словами — не столько за то, что зазевался и наступил на руку лежащей ничком на траве девушки, сколько за то, что позволил себе несколько секунд рассматривать её. Незнакомка, снова содрогнувшись, попыталась приподняться на локтях. Это ей удалось, но лишь на мгновение. Полные боли зелёные глаза посмотрели снизу вверх в расширенные от изумления и растерянности синие. И тут же задрожали хрупкие плечи и локти. Девушка снова повалилась лицом в траву… Зар не осознал — скорее ощутил шестым чувством, как где-то в глубинах его существа начинает просыпаться огромное, страшное, омерзительное чудовище. Чудовище, которое живёт в каждом мужчине… Их теперь было двое. Человек — чистый, добрый, верящий в Сказку. И чудовище, которое жаждало лишь одного. Когда девушка попыталась приподняться с земли, это заставило содрогнуться и человека, и зверя. Первого — от разрывающей на части сердце жалости, второго — от нарастающего вожделения. Никогда ещё Зар не видел обнажённой девичьей груди. И вот… Юноша медленно залился краской. Почувствовал, как горят уши… Но тут же лицо его стало белее луны. Незнакомка, не пытаясь больше поднять голову, протянула руку. Судорожно вцепилась в щиколотку Зара… Теперь он чувствовал, как ей больно. Как её всю трясёт мелкой дрожью… Чудовище отступило, давая человеку возможность выйти из оцепенения. У самых его ног лежит и мучается хрупкое, совершенно беззащитное существо. А он стоит и смотрит… Его волной захлестнуло отвращение к себе. К горлу подступила дурнота… Звякнул, ударившись о землю, котёл. — Бедняжка ты моя… — с усилием прошептал Зар, упав на одно колено. — Кто мог с тобой такое… Судорожно переглотнув, он взялся за тоненькие пальчики, которые всё ещё сжимали, дрожа, его щиколотку. Неловко отцепил их от себя… Что теперь делать? Чем ей помочь? Надо хотя бы перевернуть на спину… Зар крепко зажмурился. Снова беззвучно обругал себя… Самое мерзкое — на теле девушки нет ни ран, ни синяков, которые он ожидал увидеть. Как он узнает, что с ней, если она, по всей видимости, немая? — Спина! — хлопнул себя по лбу юноша. И правда — спина девушки была закрыта длинными распущенными волосами. Может, там как раз рана? Неловко подняв её за дрожащие белоснежные плечи, он перекинул наперёд усыпанные берёзовыми листочками волосы. Никаких ран. Только ещё один листочек прилип к телу… Зар… оторвал от спины девушки листок. Она, по-прежнему не издавая никаких звуков, дёрнулась от боли. Из крошечной ранки потекла струйка… воды? — Берёзовый сок! — снова хлопнул он себя по лбу. — Дриада! Юноша с некоторым облегчением перевёл дух. Теперь-то до него хотя бы дошло, что с ней и как ей помочь… или попытаться помочь. Вот и она, молодая берёзка. Ещё чуть-чуть — и переломится под тяжестью довольно толстой сосны, которую, по-видимому, повалила недавно буря. Молоденький ствол ещё гибкий — поэтому и выдерживает до сих пор страшную тяжесть мёртвой сосны. Но каково ей сейчас… Зар, хорошенько примерившись, обхватил тяжёлый-тяжёлый ствол сосны. Поднатужился… — Всё! — весело выдохнул он. Берёзка, выпрямившись, благодарно зашелестела листьями. Девушка же кое-как смогла приподняться и сесть. Но встать на ноги ей оказалось не по силам. Опустившись на колени, Зар бережно сжал в ладонях бледное, измученное девичье лицо. — Я всё сделал, что мог, — прошептал он. — Если бы ты могла сказать, чем тебе ещё помочь… Видно, дриады все немые — отходят-то от своих деревьев только в особенных случаях, поэтому голос, как и одежда, им ни к чему. А может, они всё-таки разговаривают, но человеческое ухо не может это уловить… Так или иначе, он не понимает дриаду. Но ей всё ещё нужна помощь. — Может, воды? — тихо спросил Зар. И правда — губы-то у неё вон как пересохли… — Пойдём… — осторожно подхватил он измученное создание на руки. — Я тебя к озеру отнесу. Голова девушки доверчиво склонилась ему на плечо. Нежная грудь прижалась к его груди… «Сиди тихо, образина!» — мысленно зашипел юноша на зверя, который снова стал выбираться из самого тёмного уголка его души. Неловко зачерпнув ладонями чистую озёрную воду, девушка напилась и, прерывисто вздохнув, набрала ещё. Кое-как поднялась на ноги. Сделала неуверенный шаг… — Держись! — подхватил её за талию Зар. «Уймись, гадина проклятая!» — Ты хочешь свою берёзку полить… — сообразил юноша, бережно усадив дриаду на землю. — Побудь тут — я мигом! Отыскав котёл, Зар быстренько набрал воды и щедро полил измученное борьбой за жизнь деревце. В следующий миг ему показалось, что берёзка вздохнула. К ней явно возвращались силы. Как и к девушке… Тоненькие белые пальчики нежно провели по щеке юноши. Девичья голова склонилась ему на плечо… И вот дриада уже прижималась к Зару всем телом. Он больше не мог сопротивляться властному зову, заглушающему мысли и чувства. Оставляющему место лишь для одного ненасытного желания. Да и зачем сейчас этому желанию сопротивляться? Девушка уже здорова. И он не причинит ей боли. И это будет быстро… Что потом — неважно. А сейчас он не в силах оторваться от этой нежной, податливой белой кожи. Кожи, которую можно гладить и осыпать безумными поцелуями… — Ложись, — словно сквозь вязкий, липкий, мерзкий туман услышал он собственный голос. — Ложись на землю… Ну же! Дриада, явно перепуганная, попыталась вырваться из его крепких объятий. Да где там… — Ты же сама меня обняла! — в отчаянии воскликнул он. — Я же живой человек! Человек?! Но теперь сколько ни шипи мысленно «уймись» чудовищу — толку не будет. А девушка-то берёзовая вон какими глазами на него смотрит… Как ребёнок перепуганный… Ребёнок… Мама… Мамины слова о воде! «Холодная вода всем детям здоровыми быть помогает. А тебе, мальчику, ещё и человеком оставаться поможет». Зар медленно-медленно выпустил из объятий растерянную, перепуганную, дрожащую всем телом девушку… Нет, девочку. Ребёнка в облике юной красавицы… Это дошло до него уже потом — когда он одевался после минутного купания в озере. Вода была не просто холодной — ледяной. Видно, из-за бьющего в самой середине ключа… Но ему-то, закалённому с младенчества, и такая вода не страшна. Нырнул с головой, вынырнул, вздохнул — и выбирайся на берег с чистым телом и ясными мыслями. Впервые увидев дриаду, Зар подумал, что какое-то чудовище в облике мужчины сделало с ней самую ужасную вещь на свете. Но чудовища не было. Вернее, им чуть-чуть не стал он сам: ещё один миг — и осквернил бы чистое, словно маленький ребёнок, существо. Существо, которое обняло его, не понимая, что это вообще такое — нагота. И что такое одежда. И зачем она… И как ему теперь искупить вину — не столь ужасную, но всё же вину — перед ребёнком, который всего лишь захотел с ним подружиться? Тяжело вздохнув, Зар несколько минут просидел на берегу озера в раздумьях. А затем без сожаления оторвал кусок от подола ветхой рубахи. И, завязав глаза этой мягкой тряпицей, запел… Он вспомнил все спокойные, ласковые, порой печальные песни, которые знал… И вот — о радость! — ему на плечо склонилась пахнущая свежей берёзовой листвой девичья голова. Тоненькие пальчики несмело погладили его руку… Сначала Зар сидел не шелохнувшись — пока не допел последнюю песню. А потом тихонько, ласково поцеловал мягкие волосы дриады. Правда, сначала губы угодили в берёзовый листочек.

* * *

— А как ты ушёл? — выжидательно помолчав, спросила негромко Мира. — Попросил её спрятаться. К счастью, она-то понимала мои слова. Или мысли… Так вот, подождал я подольше, снял повязку, подобрал котёл — и домой. Пока луна чужая не зашла… А на сердце легко-легко было. Родные тёплые губы нежно прижались к плечу Миры… «Можно?» — без слов спросил Зар, поглядев жене в глаза. — Да… — прошептала она. И снова затрепетала от счастья. Никогда, никогда в жизни её родной человек не забудется, не даст воли чудовищу. И поэтому каждый его поцелуй, каждое прикосновение — это счастье. Счастье, от которого поёт всё её существо. И тело, и душа…