И повернется ключ в замке

Мне кажется, вот повернется ключ в замке, я вздрогну сквозь сон, и конечно, проснусь. Незаметно перевернуть на другой бок, сделаю вид, что тебя не ждала. Поправлю твою подушку, сквозь темноту вглядываясь в темноту. Я притворяюсь спящей, а ты испугаешься, что можешь меня разбудить. Поэтому ты будешь действовать очень тихо, словно настоящий шпион. Но ты слишком устал, глаза болят, да и старая травма плеча недавно обострилась. Ты опрокинешь вешалку в прихожей, как всегда, и ругнувшись, скинешь ботинки и кинешь пальто на кресло. Затем ты пройдешь на цыпочках к дивану, где я задремала, сядешь на корточки и будешь нежно гладить мои волосы. Убедившись, что я сплю крепко, возьмёшь на руки и отнесешь в спальню. И я, и конечно, очень хорошо притворюсь, мне просто нравится, когда ты носишь меня на руках. Что-то сонно пробормочу тебе на ухо, а ты улыбнешься. Может даже поцелуешь украдкой. На кухне снова остыл ужин, который я так тщательно готовила и красиво сервировала, ведь ты снова задержался, спасая мир. Я вскакиваю, собираясь разогреть суп, пытаюсь нащупать тапки…босыми ногами ступаю по плитке, не замечая, что тебя нет рядом. Тебя больше нет нигде. И ключ в замке не повернется. И робко в щеку ты меня не поцелуешь. В эту квартиру мы въехали месяц назад. Долго спорили, какой этаж лучше: третий или пятый. Мы вообще часто спорим из-за непринципиальных вещей… Черный хлеб или белый. Пушкин или Лермонтов. Уйти мне со службы или тебе. Казалось, что, решив задачу (отомстить Ахмеду за смерть Муры и Физика), я выдохну и смогу уйти, но неожиданно уйти решаешь ты. Булатов сопротивляется, сильно проникся нашей историей и тем, что на тебя можно перекинуть некоторые важные служебные дела. Все-таки личную жизнь товарищ контр-адмирал решил себе наладить. Мы смирились, лишь бы нашей не мешал. Ты все время рвался в поля, штабная работа тебя раздражала… А еще ты мечтал об отпуске, ведь недавно купил подержаное плавсредство, которое гордо именовал «яхтой». Как истинному морскому волку, тебе не терпелось выйти в море, а как истинному мужчине — починить ее самостоятельно. Бизон, правда, порывался помочь, но ты гордо отказывался, и в любую свободную минуту уезжал к старому затону, где такие же ненормальные мужики копались в своих ржавых катерах. Иногда я приходила туда и наблюдала, как ты весь обмазюканный машинным маслом с увлеченным видом копаешься в моторном отсеке, как ругаешься, не понимая, почему эта рухлядь на плаву держится, а выполнять плавательную функцию категорически отказывается. В засаленной тельняшке ты казался даже сексуальнее, чем в белом парадном кителе, поэтому я частенько тащила тебя в каюту с вполне конкретной целью, а ты и не сопротивлялся. Лето прошло быстро, а возможности провести пару дней вдали от берега так и не выдалось. Утром третьего сентября словно гром среди ясного неба, прозвучал голос Пригова: — Андрей Николаевич, зайдите ко мне в кабинет. И больше я тебя не видела. По субботам, если не было заданий, я приходила на нашу «яхту». Часами сидела, глядя на водную гладь, крошила настырным чайкам хлеб, и красила борт небесно-голубой краской. Кисточка была старая, краска ложилась плохо — меня это злило. Мужики, которые околачивались в затоне, никогда не спрашивали, где ты. Видимо, мои заплаканные глаза выдавали тяжесть сложившейся ситуации. Осталось пара дней до Нового года, и теперь я понимаю, почему некоторые люди его ненавидят. Купив мандарины, я решила зайти в гости к Багире. Поднималась на пятый этаж, но ноги меня не слушались. Я то и дело приседала на ступеньки и принималась чистить мандарины. Кожура оказалась твердой, никогда не умела их выбирать. Сок растекался по пальцам, распространяя вокруг запах приближающегося праздника. И правильно, незачем портить всем настроение своей кислой физиономией. Я спустилась к машине, кинула пакет на заднее сиденье, потянулась за салфетками… Увидев, что к машине бежит Рита, поняла, что меня домой не отпустят. — Лесь, пойдем. Там уже все собрались. — Не все. — Лесь… Я тебя не отпущу, — Кошкина принялась меня вытаскивать из авто, пришлось поддаться. Всю вечеринку я была вынуждена прятаться по углам. Бизон несколько раз подходил, пытаясь втянуть меня в веселье, но сдался на третьем подходе. Коктейли, намешенные Борькой, как назло мне в голову не ударяли. Через час после курантов явились семейные «Нерпы» — Никитины, Хованцевы, Дана с сыном Пашкой, и стало заметно веселее. Достали караоке… Ты мне однажды даже серенаду под окном пел. Ой, перепугались тогда соседи. Но ты подключил все свое природное обаяние и они тоже подключились к серенаде. Я давно так не смеялась. Сидела на подоконнике в темноте и наблюдала за тобой. Я прогоняла тебя, зная, что ты не отступишь. И ты не отступал, ты боролся за наше маленькое счастье, когда я трусила и пыталась от него сбежать. Я больше никогда не услышу твой голос. Выдохнула. Осушила залпом бокал с какой-то ядреного цвета жидкостью. Натянула на лицо улыбку. Ворвалась в центр танцпола. Проснулась я дома, на кухне кто-то гремел посудой и шепотом переговаривался. Через пару минут было установлено, что это Дана. Вот уж от кого точно не ожидала поддержки. Вика присела ко мне на кровать и потрепала по плечу. — Эй, Ума! — Что ты здесь делаешь? — Ты напилась Борькиных коктейлей и заснула. Я просто домой тебя привезла. — А Пашка? — С ребятами остался, говорит, что в Риту влюбился. — Батя не поймет, — слабо улыбнулась я, затем приняла вертикальное положение на диване. — Может, мне со службы уйти? — Лесь… Это не выход. Я ведь тоже любимого мужчину потеряла. Пашкиного отца. Он тоже был офицером, попал в засаду на Кавказе. Мне жить после такого не хотелось, лежала сутками на кровати, в потолок смотрела да коньяк хлестала. — И что же тебе помогло? — Так Пашка и помог. Узнала, что беременна. — Не мой вариант. — А я б на твоем месте проверила… Я только плечами пожала. Нонсенс. Мне кажется, вот повернется ключ в замке, я выйду из ванной, и тихонько прислушаюсь. Потом примкну ухом к двери, встану на цыпочки, пытаясь разглядеть в дверной глазок чью-то тень на лестнице. Осторожно возьму в руку тяжелую статуэтку с полки, готовясь к нападению на взломщика. Я стала слишком нервной, видимо, гормоны шалят. Но дверь резко распахнется, и ты эффектным движением перехватишь мой удар в полете. Я замру в нерешительности, уставившись на тебя не мигая. Ты, усмехнувшись, отпустишь меня, снимешь пальто, снова опрокинешь эту чертову вешалку, запнешься о разбросанную обувь… Я никогда не была ответственной хозяйкой, а в последний месяц мне уборка дается с еще большим трудом. Чисто физически. Мы будем действовать очень тихо. Ты устало окинешь меня взглядом, сквозь темноту прищурившись, рассмотришь меня тщательнее. В удивлении поднимешь бровь, а я лишь в ответ пожму плечами. Свет мы так зажечь и не решимся. Ты подхватишь меня на руки совсем не робко начнешь покрывать поцелуями мое лицо, затем опустишь меня на диван, встанешь на колени и будешь просить прощения. Но я ведь понимаю, все, что ты делал, было приказом. А с приказами не спорят. Тем более такие хорошие офицеры, как кап-три Снежный Андрей Николаевич. — Лесенок, ты… — Беременна, — улыбаюсь я. — Только теперь уж точно твоя очередь уходить со службы.